«Эти русские все на одно лицо»
По паспорту полное имя Алекса Гилберта звучит как «Саша Александр». «Сашей» до четырнадцати лет звали его и дома, но позже парень договорился с родителями на «Алекса». Всё-таки разговорный язык у него английский, а «Саша» – не самое привычное имя для Новой Зеландии. Просто до того, как стать Гилбертом, Саша Гусовской родился в Архангельске, где его восемнадцатилетняя кровная мама сразу оставила Сашу в роддоме.
Двумя годами позже, в 1994, новозеландцы Марк и Дженис Гилберты приехали в Архангельский областной дом ребёнка для детей с особенностями развития. Приехали, чтобы найти себе сына, поскольку собственных детей у них быть не могло.
Порядки тогда были простые. Это позже детей иностранцам будут выбирать чиновники федерального Минобразования, выдавая документы строго на одного ребёнка, а с 2013 иностранное усыновление из России почти и вовсе запретят знаменитым «законом Димы Яковлева». В же середине 1990-х иностранцев просто запустили во двор детдома, где недалеко от верёвок, полных сохнущего белья, гуляла вся детдомовская группа.
Так что ехали Гилберты за одним мальчиком, а увезли двоих. А три года спустя, когда Саша и Андрей в Новой Зеландии пошли в школу (кстати, совершенно обычную, все особенности развития прошли) они долго пытались объяснить одноклассникам, что вовсе не двойняшки. Что, несмотря на одну фамилию и одинаково светлые волосы, один из них на три месяца старше другого.
– Просто они усыновлены из России, – положила конец всеобщему недоумению мама Дженис.
Две родины
«Честно говоря, я не чувствую себя русским. Я – парень из Новой Зеландии, у меня здесь семья – мама, и отец, и бабушки, и дедушки – я ходил здесь в школу, и совсем не привык к тому, что Рождество бывает зимой», – рассказывает 26-летний Алекс в интервью.
Между тем, память о русских корнях сыновей новые родители сохранили тщательно. Никакого секрета не делали.
С детства ребят окружали книги о России, фильмы о России. И хотя русский язык со временем оба брата забыли, об их далекой северной родине родители рассказывали много. Свое «прошлое» – двор и комнату в доме ребёнка, улицы и виды Архангельска – мальчики видели на фотографиях и видео, отснятых во время поездки отцом – профессиональным оператором.
«Предполагалось, что я съезжу в Россию, когда вырасту, может быть, когда мне будет пятнадцать или больше. Я всегда думал об этом, готовился к этому», – рассказывает Алекс.
В поисках мамы
Впервые Алекс написал в Архангельск в 2009. Ответа не было. В 2013, окончив высшую школу, парень засел за поиски капитально: перерыл соцсети, написал бумажные письма по всем известным архангельским адресам. В поисках помогло, что в советском паспорте, который в 1994 ребёнку оформили для выезда из России, у него была фамилия матери. Об отце он не знал вообще ничего.
«Мне было любопытно увидеть людей одной крови со мной, я думал: «А вдруг они похожи на меня? Будет забавно!» – вот такое.
Вопрос о том, почему мама оставила меня в детдоме, в моей голове крутился. Но он не был первым. Первый был: «Как ты?» Мне очень важно было, как она себя чувствует, как живёт.
Когда я учился в школе телевидения, иногда думал: «Вот найду своих родителей – и возьму у них интервью». А люди вокруг спрашивали: «Ты их ненавидишь за то, что они тебя оставили?» А я не ненавидел, мне просто было интересно. Ведь моя русская история – это половинка меня.
Я не думал: «Я еду искать в Россию маму и папу». Это были как будто поиски родственников, близких людей, с которыми со временем утратил связь»», – рассказывает Алекс.
Наконец в интернете нашлись знакомые маминых знакомых. Алексу рассказали, что Татьяна Гусовская давно переехала из Архангельска и живёт в Ярославской области. А вскоре по скайпу удалось связаться и с самой Татьяной.
Сирота, сын сироты
Поначалу общение у мамы и сына не клеилось. Мешал не только языковой барьер. На вопросы сына Татьяна отвечала односложно, чувств не проявляла.
Шаг за шагом Алекс вытягивал из мамы её историю.
Половину детства она сама провела в детдоме. Когда выпустилась, встретила Михаила, он тогда служил в Архангельске.
Увольнительные превратились в короткие свидания, но о том, что у Михаила Ковкова в Архангельске родился сын, юная подруга ему так и не рассказала. А ребёнка оставила в детдоме, послушав «добрую» санитарку: «Куда тебе ребёнка – ни жилья, ни работы?» Потом, правда, пыталась восстановиться в родительских правах, но сына ей не отдали. А позже уехала из города, работала в разных местах, сильно пила.
К тому времени, когда Алекс в первый раз приехал в Россию, его мама вместе с гражданским мужем жила в съёмной комнате в Рыбинске, даже работала. А потом её сожитель умер от инфаркта, и жилья снова не стало. И снова – срыв, алкоголь, потеря работы.
В каждый свой приезд в Россию Алекс пытается увидеться с мамой, но получается не всегда. У мамы. Разговоры тоже не клеятся – иногда кажется, что 42-летней, но выглядящей на шестьдесят женщине неловко видеть своего взрослого сына.
Других детей у Татьяны нет.
Отец
Едва ли не самым ценным, что Алекс узнал от матери, было имя его отца.
Алекс написал в Санкт-Петербург: «Я – сын Татьяны, которую Вы знали 21 год назад».
На вопрос отца: «У меня до сих пор хранится её фотография. Почему она мне тогда ничего не сказала?» – ни у кого ответа не было.
В 2013 Алекс впервые поехал в Россию. Гилберты сказали: «Мы изменили твою жизнь однажды, но дальше эта жизнь принадлежит тебе».
Алекс подал документы и получил российский паспорт. За один визит в России сумел попасть и в Рыбинск, и в Санкт-Петербург, повидаться и с кровной мамой, и с кровным папой.
И если с мамой они виделись кратко и напряжённо, то отец познакомил Алекса со своей семьёй, надарил подарков всем новозеландским родственникам по списку, и они долго смеялись, решая, кто на кого похож на старых фотографиях – Михаил на Сашу или наоборот. Выяснилось, что в Петербурге у Алекса есть маленькая сестра София. Языковой барьер отцу и сыну понимать друг друга не мешал.
После той поездки Алекс долго кормил всю австралийскую родню освоенными в ускоренном порядке блюдами русской кухни, среди которых были «shuba», oliver salad» и «shashlik».
«Я очень боялся, что они меня не признают, откажутся от меня. Но они признали – согласились встретиться, готовились. Отец, помню, очень волновался, всё время писал мне: «Где ты? Мы тебя ждём!»» – рассказывал Алекс.
Борьба за право знать
А со временем из той поездки в Россию получились фильм, книга и…международная организация.
«Идея снять обо всём этом фильм возникла у меня ещё в школе телевидения. Где-то живут мои родители, которые не знают, как я выгляжу, а я не знаю, как выглядят они, – эта история показалась мне сюжетом. А ещё – сама поездка в Россию, незнакомую страну, где я не был со времён детского дома, поиск корней», – рассказывает Алекс.
Когда фильм вышел на новозеландском ТВ, Алексу стали звонить ребята-ровесники со всего мира с одним и тем же вопросом: «Я усыновлён из России, как мне найти там родных?»
Присылали фотографии, и выяснилось, что многие из них в прошлом жили в том же самом интернате!
Специалисты по усыновлению говорят: в середине 90-х с Архангельской областью работала новозеландское агентство.
Местные специалисты почему-то не любили возить в эти северные места усыновителей по одному, а всегда ждали, пока заявок наберётся на автобус.
По-видимому, Гилберты приехали в составе такой же «делегации», её «участники» и забрали с собой многих из одногруппников Саши и Андрея.
Так, благодаря фильму Саши Гилберта, бывшие российские детдомовцы спустя двадцать лет встретились друг с другом. А после фильма вышла книга.
Алекс рассказывает: «Во время поездки я начал писать заметки. Мои мысли, мои впечатления о России. И потом решил написать книгу – «Моя русская сторона» – о том, как я вёл поиски кровных родителей. Мы перевели её на русский и отправили копии родителям в Россию. Благодаря этой книге моя русская мама смогла понять и лучше узнать меня».
Постепенно вокруг книги и фильма стали собираться люди, усыновлённые из России во многих странах, – были письма из Австралии, из США. Они помогали друг другу – переводили истории, делились контактами.
Не все поиски окончились благополучно – кто-то родителей не нашёл, у кого-то они умерли, а кого-то не приняли. Например, пока так и не нашлась мама Андрея – второго сына Гилбертов. Зато у него в России есть сёстры.
В 2016 году частная переписка с людьми, усыновлёнными из России, стала организацией I’m adopted. А в 2017 году трое ее представителей – двое усыновлённых из России и один – из Румынии – даже выступали в парламенте Новой Зеландии.
Они говорили о правах усыновлённых детей, особенно тех, кто усыновлен в другие страны. О том, что усыновленные дети, вопреки законам о тайне усыновления, которые есть в разных странах, имеют право узнать свои корни и своих родителей.
По мнению Алекса, скрывать поиски кровных родителей от своей семьи не стоит.
Но в этих поисках нужно быть готовым принять любой результат. «И начинать искать нужно в том возрасте, когда вы сможете понять своих родных родителей. Я посчитал, что мне пора, в 21. Нужно, например, понять, что отдать ребёнка – это был выбор твоих кровных родителей. И суметь простить их.
На сегодняшний день у меня есть моя семья в Новой Зеландии, – мама и папа, которые благословляют и поддерживают меня. И есть русская сторона – отец и мать в России. Это очень радостно, но очень непросто».
Австралия-Россия
Перед очередной поездкой в Россию Алекс написал Владимиру Путину, в России встречался с детским омбудсменом Анной Кузнецовой. Они вместе ездили в детдом в Архангельске.
После первой поездки Алекса в Россию были ещё две. Он снова увиделся с кровными родителями, принял участие в ТВ-шоу, где все его кровные мама и папа наконец встретились.
«Папа Марк и мама Джэнис тоже очень ждали встречи с моей кровной мамой Татьяной. Они сказали ей: «Спасибо, что Вы дали нам шанс!»- рассказывает Алекс.
– И мой кровный отец Михаил тоже был на передаче и подарил маме Татьяне букет цветов.
На 2018 год у Саши Гилберта большие планы. Вскоре он планирует взять камеру и махнуть на две недели в Санкт-Петербург. В прошлый раз он был там зимой, а в этот раз у него, наконец, будет достаточно времени, чтобы посмотреть и поснимать город. И вдоволь поговорить с отцом.
Использованы источники:
