Испытания, выпадающие на долю будущих приемных родителей, в каком-то смысле закономерны. Мы, родители, вынуждены отстаивать право наших детей на жизнь всеми мыслимыми и немыслимыми способами, а уроки осознанного и ответственного родительства мы получаем, сидя в очередях перед кабинетами докторов и чиновников, собирая бумажки и подписи.
Одни мои знакомые решили усыновить ребеночка. Они не бездетны, есть свои разновозрастные дети, но тут, то, что называется «дите Бог послал»: увидели случайно фотографию маленькой девочки в интернете и поняли, что это их малышка. Позвонили по указанному в базе телефону, рассказали о себе, их направили в органы опеки по месту жительства. Узнав телефон через «службу одного окна», позвонили туда, боясь, что наткнутся сейчас на монстров в человеческом обличии. Вежливый и доброжелательный голос сотрудницы опеки пригласил будущих усыновителей на встречу.
Испытание бумагами
Итак, с утра перед работой отец семейства отправился по указанному адресу. Немолодая женщина встретила его вопросом: будете усыновителем или опекуном. Так как девочка проживает в другом городе, наши герои решили, что сначала удобнее будет оформить над ней опеку, а уже потом, когда ребенок переедет в Москву и будет зарегистрирован по месту жительства родителей, они усыновят его. Потому что в противном случае в город, где находится Дом малютки, придется ездить не один раз, чтобы через суд стать приемным родителем.
Впрочем, на опекунство и на усыновление требуется собрать примерно одинаковое количество справок: с места работы о занимаемой должности и заработной плате, характеристика оттуда же, выписка из домовой книги и копия финансово-лицевого счета, бытовая характеристика с ЖЭУ (только для будущего опекуна), справка из СЭС и миллион бумажек от врачей. Кроме этих официальных бумаг, надо написать автобиографию, взять письменное согласие всех совершеннолетних членов семьи, а также отксерить всевозможные документы – паспорта, свидетельства о рождении и т.д. Наверное, это правильный способ проверки серьезности намерений будущих родителей – сломит ли их решимость российская бюрократия или нет, действительно ли они хотят пройти все испытания и стать родителем или это – минутная блажь, романтическое наваждение.
Моих знакомых этот список не смутил. Они уже оформляли до этого и регистрацию по месту жительства своим кровным детям, и всевозможные пособия, и гражданство, которое у каждого из их детей оформлено по-разному, в зависимости от года рождения. Тем, кто постарше, приходится переделывать форму старого образца на новую, а потом уже подавать документы на получение паспорта. Я уважаю людей, ориентирующихся в таких заведениях, как паспортный стол, УФМС, РУСЗН, ЕИРЦ и прочих. Мои герои ориентируются.
Испытание врачами
Действительную сложность представлял список врачей. Надо было сдать анализы, взять из четырех разных диспансеров справки, что не состоишь там на учете, посетить доктора в онкологическом центре, пройти врачей-специалистов в поликлинике и подписать все это у районного терапевта, а также главного врача.
Самым ужасным оказался психоневрологический диспансер. Здесь в одной многочасовой очереди сидели и будущие усыновители, и психически нездоровые люди, и те, кто желал получить права на вождение автомобилем. Сидит бабуля напротив, улыбается всем, спокойная-преспокойная, а рядом два родственника, водят ее под ручки во все кабинеты. Она явно не собирается управлять транспортным средством, а большинство сидящих в очереди, как раз сидят здесь для этого. Они сердятся, в них говорит и обычная человеческая раздражительность, и просто средневековый страх: «Пусть больные не сидят здесь! Пусть сидят в другой очереди! Нечего им здесь делать!»
Чуть лучше, но тоже ужасно было в наркологическом диспансере, долгая общая очередь и опять всеобщая злоба. Спокойнее – в туберкулезном. Правда, сюда нужно было принести заранее сделанную флюорографию, а об этом никто не предупреждал заранее, поэтому ездить на другой конец города пришлось дважды. Самым приличным оказался кожно-венерологический диспансер. Во-первых, около нужной двери висела табличка «Усыновителям без очереди», во-вторых, очереди, собственно, не было. Правда, сюда также пришлось приезжать дважды – один раз, чтобы сдать анализ крови, второй, чтобы получить результаты. В онкологической поликлинике очереди также не было. У регистратуры висело большое объявление: «Уважаемые коллеги! Во вторник состоится научная конференция, посвященная оформлению листков нетрудоспособности».
– Как ты считаешь, в чем смысл прохождения всех специалистов? – спрашиваю я будущего усыновителя.
– Думаю, государство хочет лишь обезопасить себя от будущих судебных исков. У всех врачей был абсолютно формальный подход. Ко мне обращались лишь с одним вопросом: «Жалобы есть?» Врачи задавали этот вопрос, не поднимая глаз от бумаг, они ставили печати и отправляли к главному врачу, он также ставил свою печать, а затем, печать ставилась в регистратуре, и так было в каждом диспансере или поликлинике.
После сбора всевозможных подписей на стороне наступила пора идти в районную поликлинику по месту жительства. Не знаю, как у других, но я также сталкивалась с ситуацией, которую описывали мне мои друзья. Приходишь в поликлинику раз в пять лет, не затем, конечно, чтобы посетить врача, а чтобы взять какую-то справку, формальную бумажку, обращаешься в регистратуру, называешь имя-фамилию-адрес, и узнаешь, что карты нет. И так происходит каждый раз: ее заводят, вписывают заболевания, перенесенные в детстве, и прочие подробности, после этого ты сдаешь карту в окошечко, и она исчезает навсегда.
Итак, будущий усыновитель стоит полчаса в очереди в регистратуру, заводит новую карту, идет с ней к терапевту и утыкается в очередь еще на полтора часа. Когда наступает его черед, он входит в кабинет и узнает, что сегодня без талончика никак нельзя, надо спуститься вниз, записаться задним числом и взять талончик на посещение. «А без этого принять вас никак не смогу», – говорит районный врач со звучным именем Рамиля Ривсхатовна. В то время, как твой ребенок (он ведь уже твой!) живет в детском доме, ест казенные щи, ты должен бегать с одного этажа на другой, брать талончики, стоять в очередях и ставить печати. Снова какие-то полчаса перед окошком и – ура! – талончик на руках. Бегом на третий этаж, ведь, в конце концов, ты делаешь это в рабочее время, и снова сказочное везение – перед кабинетом нет никого. Дергаешь ручку кабинета, и обнаруживаешь, что и врача там также нет. Следующие полчаса ты ходишь туда-сюда по коридору.
Терапевт появляется как ни в чем ни бывало. Смотрит анализы и обнаруживает белок – теперь предстоит УЗИ почек, а также ЭКГ, потому что лишний вес. Если бы так обследовали любого будущего родителя, человечество вряд ли дожило бы до XXI века. С УЗИ и ЭКГ будущему усыновителю повезло, их сделали довольно быстро, а очередное посещение терапевта было вообще бонусовым. Там, где была необходима подпись врача-инфекциониста, она поставила свою, говоря, что не знает, «где он есть». Главный врач подписывает листок А4 сплошь состоящий из коллекции всевозможных печатей. Теперь можно отправляться в опеку.
Испытание чиновниками
И вот по прошествии полутора месяцев беготни по всевозможным инстанциям, расположенным в нашем городе в разных концах, будущий усыновитель, прошедший, как в компьютерной игре, все уровни сложности, выходит на финишную прямую. Сотрудница, с которой он имел дело вначале, передала его коллеге – специалисту по опекунам. Он посмотрел бумаги, сказал, что не хватает справки из Жилищно-эксплуатационного управления о состоянии квартиры и назначил время своего прихода в дом будущих приемных родителей.
Накануне тщательно мылись полы и растения, переставлялись ящики с игрушками так, чтобы драные у плинтуса обои не бросались в глаза. Памятуя о проверке сотрудниками органов опеки холодильников тех, у кого отбирали детей, мои знакомые накупили йогуртов, колбасы-сыра, фруктов и овощей.
Пришел опечных дел мастер. Походил по квартире, заглянул во все комнаты, сел на диван в большой и говорит:
– А где будущий ребенок будет спать? Вот там? А где он будет играть? Тоже там? Нет, так дело не пойдет. В той комнате нет места для игр. Через него будут ходить, ему будут мешать играть
– А тогда там он будет только спать, а играть вот здесь, – говорит будущая мама.
– Нет, так не получится, у него должно быть место для игр там, где он спит.
– А тогда он и спать здесь, в большой комнате, будет, – не теряется женщина.
– Ну, хорошо, – соглашается специалист из опеки, – я так и напишу
Внезапно его лицо меняется: «Но, простите, как же быть с другими детьми? Если я напишу, что у него в большой комнате место для сна и игр, получится, что другие дети живут в стесненных условиях. А мы, опека, мы должны думать обо всех детях, а не только о приемных. Так что придется мне записать, что у него есть место, чтобы спать и играть, а все остальные живут в стесненных условиях».
Снова и снова осматривается квартира – а вдруг обнаружится пара лишних метров, и у ребенка будет место для игр, которое не сделает стесненной жизнь всех остальных членов семьи. Но – увы! – их нет. Но есть поиск, общее дело, а это всегда объединяет людей. Тот, с кем ты совместно работал, уже не может просто так развернуться и уйти. «Думаю, вам надо подойти к начальнику нашей опеки. Он здравомыслящий человек и разрешит вам взять ребенка», – говорит перед уходом специалист. И наши герои на следующий день сидят уже в приемной начальника.
Он оказался действительно очень славным человеком:
– У нас нет закона, препятствующего опеке или усыновлению из-за нехватки квадратных метров. Единственное, чем мы руководствуемся, разрешая или не разрешая усыновлять, это интересы ребенка. Если мы видим, что семья хорошая, то квадратные метры не важны.
– А как быть с нами? – робко подает голос будущий приемный отец.
– А с вами – я, конечно, не против. Но, понимаете ли (тут начальник опеки понижает голос до шепота) у нас все время меняются законы, мы все время принадлежим разным министерствам. Вот сейчас, например, стали, относиться к Департаменту спорта, туризма и молодежной политики Российской Федерации. Приходят новые люди, которые тут же принимаются активно законотворчествовать. Что будет дальше, я не знаю, и нам надо, понимаете ли, подстраховаться. Я не могу лично выдать вам, учитывая небольшие размеры квартиры, разрешение на опеку, но мы можем созвать комиссию, которая рассмотрит ваш вопрос и вынесет коллегиальное решение.
– Но могу ли я надеяться?
– Конечно! Ведь комиссия, это мы и есть.
Грустно, что хорошие люди должны что-то изображать. Одни – место для игр в определенной комнате, хотя любому, кто хоть немного знаком с детьми, понятно, что место для их игр – это вся квартира, включая ванную и платяные шкафы, место под письменным столом и родительский диван. Другие – наличие комиссии, и ее независимого решения. Особенно же грустно, что на месте этих хороших могут оказаться плохие, недобросовестные или просто подлые люди, которые соберут комиссию и примут коллегиальное решение не по поводу того, разрешать тебе усыновлять ли нет, а по поводу, можешь ли ты воспитывать своих детей или лучше поручить это государству. И опять не будет законов, а будут лишь абстрактные «интересы ребенка».
На форумах много говорят о сложностях, с которыми сталкиваются будущие усыновители, но когда тебе рассказывают об этом, на ум приходит аналогия – вынашивание ребенка, посещения врачей и женских консультаций, сбор бумажек, анализы, результаты которых теряются, бесконечные очереди, отпрашивания с работы и т.д. Поэтому те испытания, которые выпадают на долю будущих приемных родителей, в каком-то смысле закономерны. Мы, родители, вынуждены отстаивать право наших детей на жизнь всеми мыслимыми и немыслимыми способами, а уроки осознанного и ответственного родительства мы получаем, сидя в очередях перед кабинетами докторов и чиновников, собирая бумажки и подписи.
Но не хочется описание этого личного опыта заканчивать минорным аккордом. У наших героев все будет хорошо. В начале осени они поедут за своей девочкой и привезут ее домой, и в их совместной жизни будет место не только для игр, но и для настоящих взрослых дел.
Анна ВЕТЧИНКИНА
