«Упсала» – детский «Цирк хулиганов». В нем выступают ребята из кризисных центров и коррекционных школ. Ещё есть группа «Особый ребёнок», в которой занимаются дети с синдромом Дауна. И группа «Цирк за забором». В ней – мальчишки из закрытой спецшколы N1. Все вместе они играют спектакли, в которых переплетены цирк, театр, уличная культура, и человечность самой высокой пробы
Шатер «Упсала-цирка»
Фото В. Вострухина
На спектаклях «Упсала-цирка» плачут все. Замкнутые зрители плачут тайком, открытые люди открыто. Плачут в России, и за её рубежами. Поплакать при желании можно и на домашнем диване, благо некоторые из репертуарных вещей «Упсала-цирка» теперь есть и в интернете. В Петербурге плачут с примесью гордости, потому что уникальный проект цирка нуво родился именно на земле северной столицы. И цирк этот совсем не похож на классический, это скорее сочетание цирковых постановок с театром. И к тому же в «Упсала-цирке» выступают только дети. Откуда они, кто? Это мой первый вопрос Ларисе Афанасьевой, директору Автономной некоммерческой организации «Упсала-цирк».
Лариса Афанасьева, директор Автономной некоммерческой организации «Упсала-цирк»
– Лариса, в социальных сетях родители часто интересуются, как отдать ребёнка в ваш цирк? Насколько мне известно, вы набираете новые группы каждые три года. Вы принимаете к себе всех желающих – в том числе, как и прежде, приводя детей и с улицы?
– Нет, сейчас мы уже набираем не раз в три года, а каждый год. И время, когда можно было встретить беспризорных детей прошло, и это хорошо, что нет сейчас неприкаянных детей на улицах. Мы набираем детей из кризисных центров, из коррекционных школ. Тех, на кого вешают ярлык умственно отсталых. А мы называем их детьми с социальной запущенностью.
И эти дети потом вырастают и идут учиться дальше. Трое наших выпускников проходят стажировку в парижской Академии Фрателлини. И отборочный тур, который мы проводим, он, конечно, не такой, как на ярмарке, когда покупают лошадь и на зубы смотрят. Мы не отбираем по внешности или мускулатуре, единственный важный критерий – желание ребёнка. Но в наше время желание в глазах у детей редкость, слишком много вокруг других соблазнов. И самый главный наш конкурент – компьютерные игры.
Цирковая труппа
Фото В. Вострухина
Ну, а для тех, кто прошёл отбор, мы проводим праздничное посвящение, выдаём им удостоверение «Цирка хулиганов», и первый год они состоят в группе наблюдателей. Наблюдатели это тоже такие полноправные члены «Упсала-цирка», они бывают на всех репетициях, они ездят в лагерь, они встречают гостей. А через год мы проводим экзамен. И те, кто его сдают, переходят в основную группу, в которой играют репертуарные спектакли. Проходят не все.
Но главное в этой системе – понимать, что если ты не сдал и не прошёл, то это вовсе не наказание. Некоторые из ребят пока не готовы, другие и сами не хотят выходить на сцену, но с удовольствием остаются помогать в цирке. В основной группе занимаются и играют спектакли ребята до четырнадцати лет. Потом некоторые из них переходят в наставники. Возраст, в котором мы набираем детей – примерно семь-двенадцать лет. Хотя, конечно, бывают и исключения.
– А многие уходят из тех, кого вы набрали?
– За первый год из пятидесяти задерживаются не больше тридцати, после второго года остаётся не больше пятнадцати. Но эти уж идут с цирком до конца. Вот, сейчас у нас семьдесят человек, в прошлом году было шестьдесят. Это я говорю, конечно, про основные группы, не считаю тех, кто пока приходит-уходит. В целом больше ста наберётся. Три основные группы это как раз коллектив репертуарных спектаклей, ещё одна группа «Особый ребёнок», в ней, в основном, дети с синдромом Дауна.
И группа «Цирк за забором». Это мальчишки из закрытой спецшколы N1 , совершившие правонарушения. Сейчас они пока тренируются отдельно, мы к ним приезжаем. Замечательные у них проходят занятия по паркуру! Но мы ведём переговоры, чтобы их привозили к нам. Конечно не одних, конечно, в сопровождении. Но всё же, чтобы они могли общаться с другими ребятами, для них это очень важно. И, между прочим, в этом году у них уже был свой номер на фестивале «Летающие дети».
На поклон
Фото В. Вострухина
– Кого в группах больше – мальчишек или девчонок?
– Мальчишек, конечно, мы же «Цирк хулиганов», а психология хулиганства у парней ярче выражена. Хотя и среди девчонок встречаются «буйные». Сонька у нас, например, есть. Такая мелкая, одиннадцатилетняя, всех задирает. Так что у нас точно нет ограничений.
– А кто ваши любимчики?
– Да это же вообще не зависит от того, мальчишки это или девчонки, от харизмы скорее. Хотя с точки зрения простоты языка мне с мальчишками всегда легче договориться. Но больше всего я люблю приходить в группу к особым детям. Они все там невероятные симпатяги и с такой своей любовью к людям. Мне их так и хочется всех потискать. Вообще мимо той группы не могу пройти, я к ним отдыхать прихожу, отвлечься.
Группа детей с синдромом Дауна у нас уже семь лет. Но я с ними занималась только первые два года, а последние пять у них ведёт занятия Наталья Кашина. Это тоже наша выпускница из самого первого набора. Она закончила университет, диплом писала по теме «Цирк для детей с ограниченными возможностями». Поэтому я к ним прихожу как в гости. А с основными группами, кто играет в репертуарных спектаклях, там у нас кухня, там работа, там требовательность.
– В какой момент вы стали набирать группы не раз в три года, а ежегодно?
– Когда у нас появилось собственное помещение. А до этого мы десять лет ютились, где только получалось. Спасибо всем тем, кто давал нам место, хотя доходило и до смешного, некоторые места были очень странными. Как-то мы занимались в помещении «Партии пенсионеров». Хотя, партии я там как раз не видела, но был у них кто-то, то ли администратор, то ли председатель? В общем, жук какой-то. Приходил раз в месяц, брал арендную плату сто баксов, и мы занимались. А дырки в полу, которых там было много, закрывали старыми дверьми, найденными на помойках. Потом мы ещё много бывали в каких-то спортзалах, в коррекционных школах, в приютах. Долгое время нам предоставляли сцену военно-космической академии, дай Бог им, конечно, за это здоровья. Ну и ещё нашими были все парки и улицы.
– Лариса, а нет ощущения, что сейчас, когда всё приобрело некоторые официальные черты, потерялся былой романтизм? Лёгкость ощущений того двухтысячного года, когда молодая немецкая студентка Астрид Шорн приехала в Петербург и прямо на улицах города набирала детей в новый цирк?
-Нет, ничего не потерялось. Ведь ради этого мы все годы свою работу и делали, к этому и шли. На самом деле, конечно, несколько лет назад, когда я говорила: «Пойдём заниматься к нам в цирк», это всё был сплошной обман. Ну как можно называть цирком какой-то спортзал с зелёными страшными стенами, с неприятным запахом. И я до сих пор иногда испытываю удивление, что у нас всё получилось. Но если бы в первый год у нас всё уже было, то, наверное, это было бы тоже неправильно, тогда бы мы всё что смогли, не замутили.
Сцена из спектакля
Фото В. Вострухина
А сейчас мы все, особенно те, кто с нами давно, ужасно собою гордимся. Сначала мы гордились, что мы уникальны. Теперь гордимся, что у нас есть и свой собственный уникальный дом, свой стационарный шатёр, похожий на огромную монгольскую юрту с картинами Александра Войцеховского. И рядом в парке плавают утки в пруду. И ещё наша уникальность и в том, что за пятнадцать лет мы смогли кристаллизовать наш опыт. И за последний год с помощью бизнес-тренеров переложить его на бумагу, сформулировать наши принципы точным сухим языком.
– А «Упсала-цирк» действительно уникален? Или есть ещё схожие организации в Европе, в мире?
– Я уверена, что нет. Я о таких не знаю. Но если кто-то найдёт и скажет, то я обязательно поеду туда и посмотрю.
Уже вернувшись к себе домой, после нашего длительного, почти трехчасового разговора, я попыталась понять, как же мне точнее описать Ларису? Ведь глядя на её фото, можно увидеть лишь примелькавшийся привычный образ современной горожанки. Невысокой девушки, с обычной внешностью. А потом я произнесла вслух слово «пронзительная», и поняла, что именно оно и подходит к ней лучше всего. В этой её пронзительности есть и выстраданность каждого произнесённого слова, и правда рассуждений, пронизывающая вас насквозь.
Мы в нашей с ней беседе несколько раз упомянули Стругацких. И почему-то мне подумалось, что Лариса Афанасьева спокойно могла сойти в наш мир с одной из страниц их книг. Герои братьев Стругацких, главные их герои, всегда правильны до идеала. В Ларисе есть рыцарственность «стругацкого» толка. Она в потёртых джинсах, в том самом виде, в каком своих персонажей описывали знаменитые петербуржские фантасты, но, как и её литературные предшественники, по-прежнему без страха и упрёка. И мне стало за неё немножко страшно. Рыцари плохо приживаются в нашем мире.
– Лариса, какие были самые большие разочарования за годы «Упсала-цирка»?
– От собственной деятельности. Самое страшное это когда я не справилась с эмоциями в общении с ребёнком. Это было двенадцать лет назад. Да, вроде всё прошло, он уже давно отучился и работает у нас же тренером. Мы вместе через это прошли. Но, ведь, могли бы и не пройти. Я не имела на это право. Я потом много времени сама для себя разбирала эту ситуацию, долго проговаривала её со специалистами, читала. И всё равно приходила к мысли, что это недопустимо. Наверное, что-то такое было у Макаренко.
– Когда он однажды решал вопрос, схватившись за револьвер?
– Да. Но с другой стороны, у него была пиковая ситуация, он шёл ва-банк, если бы он проиграл в тот момент, то всей бы его работе наступил крах. Но всё равно так нельзя. Нельзя.
Преlставление: сцена из спектакля
Фото В. Вострухина
Второй сложный момент был в выстраивании взаимоотношений руководителя и сотрудников. Должна быть в этом здоровая дистанция, иначе это скажется на работе всего коллектива, всего цирка. А я перешла грань, и потом пришлось расстаться с людьми. Я долго пыталась понять, как же надо вести себя в таких случаях, чтобы не приходилось прибегать к расставанию, чтобы не наступала такая расплата.
И, в-третьих, я очень, очень разочарована в тех, кто сидит у нас во властных структурах, во всяких комитетах, с которыми мне приходится общаться. Мне почти никогда не удаётся наладить с ними диалог, я сразу ощетиниваюсь как подросток, и сама всё порчу. Уговариваю себя, что надо просто научиться надевать маску, и тогда во многих вопросах можно было бы и победить. Но пока я этому так и не научилась.
– Но государство как-то помогает вам? О чём можно сказать, что государство сделало для «Упсала-цирка»?
– Государство всё время что-нибудь решало. Долго так решало, но никак не могло принять решения. Нет, конечно, если бы мы были какой-нибудь военно-патриотической организацией, и на выступления ещё выходили бы с лозунгами и растягивали транспаранты… Но мы же «Цирк хулиганов». Единственные с кем нам удалось выстроить отношения это с городским комитетом по культуре, с ними мы, действительно, проводим много совместных мероприятий. А с остальными стараемся придерживаться политики «Лишь бы к нам не лезли». Потому что как влезут, сразу всё разваливают.
Вот этот, кстати, закон про иностранных агентов он тоже нам совсем не облегчает жизнь. Хотя нас и не признают иностранным агентом, ведь мы не устраиваем митингов и не проводим агитационные беседы, но сама эта позиция неправильна. Государство и социальная организация должны быть партнёрами, а не строить отношения по принципу хозяин и его собачка при дворе. Впрочем, такие отношения у государства со всеми, и с бизнесом, и с журналистами, и с искусством. Поэтому мы к государству и не лезем. Оно само по себе, мы сами.
– А, кстати, кто вас финансирует? Сейчас это вообще колоссальные расходы, но ведь и раньше «Упсала-цирк» на что-то должен был жить. Да, даже те сто долларов, что вы упомянули, как плату за аренду у «Партии пенсионеров»?
– В первые годы всех спонсоров привлекала из Германии Астрид Шорн. Меня это тогда в ярость приводило. Как же так, зачем всем этим людям из Германии заботится о детях из России? И почему наши не могли хоть чем-то помочь? Ведь в те годы уже появились в стране и какие-то работающие муниципальные организации, и обеспеченных людей было много.
А первый русский спонсор появился только в 2007-м году, сам позвонил и спросил, чем он может помочь. А потом уже стало полегче, потому что когда с одним начинаешь работать, то отношения правовые выстраиваются, он дальше даёт рекомендации, другие бизнесмены тоже с нашей организацией знакомятся. Конечно, в кризис всё это было трудно. Даже те, кто раньше нам помогал, говорили: «Не могу я сейчас ничего дать». И это тоже было понятно.
А вообще, конечно, это именно то, что особо напрягает в социальной работе, что на тебя смотрят с пренебрежением, когда ты приезжаешь к бизнесу, разговор начинают примерно со слов: «Ну, что вам теперь надо, попрошайки?». И начинаешь объяснять, что это вам самим и вашим детям будет спокойнее через десять – пятнадцать лет жить, что мы работаем, чтобы не было на наших улицах гопничества и быдлячества. Но всё равно меня это всё время очень задевало и задевает до сих пор. Поэтому мы научились зарабатывать сами. И пока у нас это вполне получается.
– Да, да, если говорить о заработках, то опять же сошлюсь я на социальные сети, там очень много возмущённых сообщений, что раньше все ваши выступления были бесплатными, теперь они по билетам. Когда вы приняли такое решение?
– Ну, между прочим, мы не только спектаклями зарабатываем, мы можем и корпоративный тим-билдинг провести, и уютный семейный праздник устроить, мы вообще многое умеем. А билеты мы начали продавать в 2012-м, когда обосновались на территории бизнес-парка в Полюстрово. Мы же до этого нигде долго не задерживались, потому что мы шумные ребята, прыгаем там, занимаемся, ну и нас просят. Мы новое место ищем, и там нас тоже скоро просить начинают. А когда мы поняли, что нас готовы принять, это такое счастье было.
Тогда Родион Шишков, член правления нашей организации сказал, что он договорился с управляющей компанией «Теорема» и они нам разрешили поставить у них свой шатёр. И, вдруг, оказалось, что есть люди, которые готовы с нами наши трудности разделить. И мы поставили синий старенький холодный шатёр, в нём были такие самодельные сколоченные лавки, и с этого и началась наша новая жизнь. А до этого, когда помещения ещё не было, мы шляпу ставили и объявляли «кто сколько может». Кстати, тогда даже больше собирали, чем сейчас по билетам. Потому что там многие на эмоциях же, бросали крупные деньги.
Но всё равно без помещения было плохо. Ведь мы почему раньше за границей чаще выступали? Не потому, что нам туда так хотелось, а просто организовать тур по Европе было гораздо легче, чем по городам России. И когда мы переехали в Полюстрово, то я подумала, что это неправильно, что у нас нет билетиков. Пусть они у нас будут, такие красивые, чтобы люди потом могли их и себе на память оставлять, как оставляют, когда, например, посещают выставки.
И я очень рада, что теперь есть у нас билеты. Ведь то, что мы представляем – это цирк, у нас хороший цирк, просто это цирк для хулиганов. И у нас, кстати, самая интеллигентная публика. И когда мы продаём им билеты, то это тоже часть игры. А второй момент, что когда ты всё время выступаешь бесплатно, то вся твоя работа начинает обесцениваться. Ну, и третья история это то, что мы научились делать многие профессиональные вещи. И они, конечно, должны оплачиваться.
– Дорогие билеты?
– Для взрослых сто рублей, для ребят пятьдесят, дети до пяти лет к нам приходят бесплатно. Это я говорю про билеты в «Упсала-парк». Билеты на спектакли для взрослых триста рублей, для детей – сто пятьдесят.
– «Упсала-парк» это ваш новый проект, он пока проработал только один сезон с мая по сентябрь. Правильно?
– Да, это то пространство, что мы в тёплый период осваиваем каждую субботу на территории бизнес-центра в Полюстрово. Сам бизнес-центр тоже построила «Теорема». Это девелоперская компания, они строят по всему городу, и спасибо Игорю Михайловичу Водопьянову, что он и для нас это сделал. Вообще спасибо, что такие люди всё-таки есть. И какую удивительную красоту он построил в Полюстрово. Ведь, мог бы выстроить обычное офисное здание.
«Упсала-парк» на территории бизнес-центра в Полюстрово
Фото В. Вострухина
А там удивительный фасад по эскизам Бенуа, прямо напротив Смольного собора на Свердловской набережной, там по парку бегают белки, растут грибы, лебеди плавают в пруду. И на этой территории – единственный «детский цирк для хулиганов», наш стационарный шатёр. Вот, понимаете, он бы мог этого не делать, а, ведь, у нас там для детей даже полы с подогревом, чистые душевые, шкафчик в раздевалке у каждого ребёнка свой. И вокруг весь этот городок. Шезлонги, гамаки, домик, где можно перепеленать ребёнка, места, где готовят вкусную еду, интересные люди мастер-классы проводят, а кто-то просто приезжает поваляться на травке, на других посмотреть.
Мы проводили и сами праздники, и с помощью приглашённых гостей, и даже карнавал вместе с Вячеславом Полуниным. Даже умывальники в парке по дизайнерским проектам. Ведь, казалось бы, подумаешь, умывальник, а их сделали по эскизам архитектора Кристины Яковлевой. И людям всё это очень забавно, и такое отношение к гостям парка это, конечно, уважение к ним. Ну, потом у нас ещё и пандусы обязательны. И на большие мероприятия мы заказываем и привозим специально и био-туалеты для инвалидов. Но зимой «Упсала-парк» работать не будет. Зимой мы будем играть только наши спектакли в нашем новом помещении. И ещё будет «Зайчество», это такой международный день зайцев мы придумали отмечать.
Упсала-парк
Фото В. Вострухина
– И когда же проходит это самое «Зайчество»?
– В феврале. В основном, в феврале.
Вначале, когда я раздумывала о будущем материале про Цирк хулиганов, про «Упсала-цирк», то текст представлялся мне в виде яркого праздничного рассказа о замечательной детской группе. О месте, где всегда шумно, хорошо и весело. О том, что социальная детская организация это не обязательно синоним слова «cкучно». Или можно было бы сделать репортаж со спектакля.
Но потом я поняла, что самое важное это рассказать, как такие красивые проекты рождаются. Что мучает тех, кто стоял у истоков. Кто помогает, и как эту помощь найти. Почему не всегда общество и государство принимают смелые решения, и стоит ли в таких случаях опускать руки. Ведь, в конце концов, любой рассказ о празднике жизни это лишь приглашение его ненадолго посетить. А откровения о муках и рождении – возможность показать путь и другим. Сегодня «Упсала-цирк» называют уникальным. Но кто знает, может, появятся и последователи? Даже самый длинный и сложный путь, как известно, начинается с маленького шажка.
– Лариса, а как вообще четырнадцать лет назад Астрид Шорн оказалась на улицах Петербурга, и почему простое уличное жонглирование вылилось в грандиозный проект?
– Астрид немка, она родилась в ГДР, училась в Берлине на социального педагога и для защиты диплома студентам было выдано задание поехать в какую-нибудь страну и осуществить там реальный проект. Астрид приехала в Россию. Но она не сразу вышла на улицу. Сначала она как специалист, владеющий прикладными методиками, поработала в одной из городских организаций, оказывая первичную медико-социальную помощь. А потом поняла, что это не метод. И вышла на улицу жонглировать и созывать уличных детей создать свой цирк. И, в общем-то, так примерно у неё и проходила преддипломная практика. А когда практика закончилась, то проект «Упсала» уже самостоятельно жил. Позже она защитила и кандидатскую, а сейчас уже пишет докторскую на тему социально-цирковой педагогики.
А я в то время успела закончить Институт Восточносибирской академии культуры в Улан-Уде и поступить здесь, в Петербурге в театральную академию. Но учась в академии, я чувствовала, что мне это не нравится, что-то не то, не хочу я этим заниматься. Классический театр мне казался искусственным, я собственно, и сейчас в драматические театры не хожу. А то, что делала Астрид меня сразу привлекло, это странное сочетание театра, цирка и улицы и детей, которые вынуждены улицу обживать.
Парад-алле
Фото В. Вострухина
И при том, что это тоже не классический цирк, потому что классический цирк мёртв. Замечательно, что это было, но от эпохи цирка со спортивными достижениями пора уйти, сейчас уже рождается другая идея цирка, сочетание мысли и красоты человеческого тела. Вячеслав Полунин обозначил это очень просто: «Вернуться в детство». Вот так в 2000-м году всё и началось.
В Германии тогда была разрушена стена, и на долю подростков поколения Астрид выпало время, когда вокруг происходили огромные процессы, и когда подросткам и самим казалось, что они что-то могут в этом мире изменить, и они пробовали и начинали менять.
А ещё все эти пятнадцать лет мы работаем и с Ярославом Митрофановым. Эта такой, знаете, «счастливый рабочий брак». Мы с ним идеальные коллеги, вместе прошли длинный путь, никогда у нас не было борьбы за территорию, а Ярослав замечательный цирковой тренер. Он по образованию цирковой артист, но не из цирковой классической семьи, поэтому он тоже был избавлен от стереотипов «каким должен быть настоящий цирк».
-А вас часто просят помочь открыть такие же группы в других городах? Вы готовы что-то для этого делать?
– В последние два – три года нам стали часто звонить с такими просьбами. Что-то вроде «Откройте «Упсала-цирк» и в Москве». Но мы же не Макдональдс, мы не можем открыть сеть. Мы можем только заразить идеей. И люди приезжают к нам на спектакли, смотрят, спрашивают. Но это только один из методов. И мы решили, что необходимо создать пространство, куда смогут приезжать педагоги, где можно будет делиться опытом, смотреть и показывать, как создаются кино, спектакли, да и другие формы. И мы готовы создать «Упсала-Университет».
Конечно, нам часто говорят: «У вас уникальные, невероятные дети». Но это и есть наша большая работа. И самодеятельный цирк остался в восьмидесятых, а сейчас надо привлекать ещё и то, что питает уличную культуру, – это, например, и граффити, и паркур. И я снова повторюсь, что наш главный противник в этом – компьютерные игры. Там всё легко, там сел, двигаешь мышкой и нажимаешь на клавиши и выигрываешь.
Пирамида
Фото В. Вострухина
Поэтому мы всё время ищем новые пути, а наши молодые педагоги обязательно проходят обучающий годовой курс, и ещё многое мы привнесли и из бизнеса, составление бизнес-плана, умение работать командой. Надо было пройти путём ошибок, чтобы потом их учесть и постараться не совершить. Можно учиться и на чужих ошибках. Ведь, на самом деле, раньше в стране была замечательная система дополнительного образования, только потом она развалилась, превратилась в мертвечину. Структура лагеря «Артек» или «Орлёнок» – это же гениальное решение. Конечно, такое уже не повторится, но оттуда можно, как минимум, взять массу идей.
– Идея с Университетом, она уже достаточно реальна, чтобы о ней можно было говорить? Где планируется это пространство? И, наверное, самый интересный вопрос, обучение в «Упсала-Университете» будет платным?
– Вся инфраструктура расположится в пригороде. Для обучения необходимо будет пройти отбор, сдать экзамены, но сама учёба будет бесплатной, а занятия будут проходить за счёт инвесторов.
Но это не единственный способ заражать друг друга идеями. Сейчас мы готовимся везти на Урал «Силу мечты». Это совместный проект с нашими московскими партнёрами, с организацией «Душевный базар» и компанией «Байер». И в спектакле «Племянник» там главную роль играет мальчик с синдромом Дауна. Это меня как-то спросил Евгений Горькаев, руководитель организации «Душевный базар»: «О чём ты мечтаешь?». И я сказала, что я хочу не пафосных слов о турне по Европе, а реальные поездки по России. И мы теперь такие поездки совершаем каждую осень и каждую весну. Уже были в Краснодаре, Сочи, Ростове-на-Дону, сейчас, вот, – Урал, весной – Владивосток, Хабаровск.
Сцена из спектакля «Племянник»
Фото В. Вострухина
И ещё мечта провести такой выезд на теплоходе. Останавливаться в городах, проводить там мастер-классы, и на своём примере показывать, что такое философия хулиганства. Это только консервативные бабушки иногда на наших выступлениях говорят: «Внучек, закрой ушки, чтобы не слышать этих хулиганов». А, ведь, хулиганство это не плохо, оно не имеет ничего общего с гопничеством. Хулиганство это умение услышать свой внутренний голос, раскрыться и не бояться. Настоящие хулиганы это Оззи Осборн, Чарли Чаплин, Юрий Шевчук. Да тот же бизнесмен Игорь Водопьянов он тоже самый настоящий хулиган. «Хулиганы спасут мир!», – мне кажется, что этот слоган совершенно понятен.
Хулиганы
Фото В. Вострухина
А вообще это очень печально, когда подростки не щетинятся, не протестуют. Я очень люблю тех ребят, которые чем-то выделяются, хотя бы даже, красят волосы в яркий цвет. А троечники поступков не совершают, троечники и на демонстрации не ходят. И сейчас, с каждым годом, почему-то всё больше и больше таких троечников.
– Вы думали, почему так происходит?
– Не знаю. Помню, что прочитала в одном из интервью Стругацких, что для того, чтобы создавать что-то гениальное, человеку нужно сильное потрясение, нужны экстремальные условия, концлагерь, война. Но я не думаю, что Стругацкие или Солженицын хотели бы всю жизнь прожить в концлагере, но откуда-то их творчество взялось? Или как, например, в восьмидесятые возникла в нашей стране история рок-клубов? Откуда всё это появилось, какие были провода, по которым пришла энергия? Или это защита, протест, и из этого новая форма искусства? А откуда берутся -новые направления в живописи, в кино? Как вот это всё вытащить и воплотить?
– А кто на вас, Лариса, повлиял в вашем детстве?
– В моём детстве был такой человек. Оказался рядом тот, кто дал мне ёще что-то кроме быта. Это Марина Васильевна Кокорина. Она вышла на пенсию с кафедры театрального искусства и пришла к подросткам вести театральный кружок. И, наверное, это был единственный взрослый, кто уважительно относился к нам, подросткам. И её уважение выражалось, думаю, даже в том, что для чаепития она нам приносила такие маленькие красивые чашечки, и пекла для нас очень вкусные пироги, и говорила с нами о книгах. И я очень благодарна ей.
