Антону Р. в августе исполнится десять лет. Антошка родился с синдромом Дауна, и, как это часто бывает в таких случаях, родители отказались от него еще в роддоме. Так что всю свою жизнь Антошка провел в интернате для умственно отсталых детей. Он не говорит, так и не научился ходить. Почти год назад Антошка переехал в частный маленький Свято-Софийский детский дом для детей с тяжелыми множественными нарушениями развития, который все называют просто Домик.
«Как он изменился за год?» – Маша, воспитательница Домика, красивая высокая девушка с длинной косой и очень внимательными глазами, надолго задумывается.
Пока Маша думает, я вспоминаю, каким Антошка был год назад. Я приходила волонтером в Домик, рук тогда не хватало, дети только что переехали из интерната, где много лет пролежали и просидели в своих кроватях. У всех была тяжелая адаптация, взрослые были в ужасе, дети – в тихом шоке. Я приходила помогать водить детей в Центр лечебной педагогики (ЦЛП). Это была первая попытка учить детей хоть чему-нибудь. Однажды я должна была вести Антошку. Я подняла его, девятилетнего, одной рукой, а в другую кто-то из воспитателей ловко засунул мне пачку влажных салфеток. Антошка смотрел в сторону, потом быстро и недовольно зыркнул на меня и отрыгнул остатки завтрака. Все занятие он провел сидя под дверью, раскачиваясь и стуча лбом в дверь.
«Как он изменился за год? – переспрашивает Маша. – Он изменился полностью».
Когда детей только привезли в Домик, я думала, что их умственная отсталость так велика, что никогда-никогда нам не увидеть никакого прогресса. Они не то что не знали цветов, форм, я уже молчу про буквы. Они не хотели играть, даже не смотрели на игрушки.
Однажды Анна Битова, директор ЦЛП, объяснила мне, как все обстоит на самом деле. «Знаешь, ты ведь тоже не родилась со способностью фиксировать взгляд на предметах, – сказала Битова. – То, что ты начала следить взглядом за игрушкой, результат того, что мама показывала тебе эту игрушку, следила за ней взглядом сама, доставала и убирала ее. Если бы ты всю жизнь пролежала в кровати, глядя в потолок, и ты бы не очень охотно смотрела на игрушки».
Оказалось, что отклонения в развитии у детей были не из-за диагнозов, а из-за заброшенности.
Антошка стал ходить в ЦЛП. Несколько раз в неделю садился в круг с другими детьми и взрослыми. Взрослые пели: «А где наш Антошка?» А потом брали Антошкину руку, прикладывали к его груди и сами же отвечали: «Здесь, здесь, здесь».
Так Антошка понял, что он Антошка. Он смотрел сказки –трехминутные самодельные кукольные спектакли. Возился в тазу с водой. Задувал свечу.
Девятилетний мальчик играл в младенческие игры, в которые не успел поиграть в свое время. И каждая такая игра учила его элементарному навыку, который домашний ребенок обычно впитывает, не замечая, просто потому, что мама рядом.
«Теперь всё по-другому, – говорит Маша. – Даже не знаю, что именно поменялось. Всё. Антошка ходит в первый класс. Я делаю с ним уроки. Он сидит за партой, клеит карточки, делает задание в тетради».
Это сложная дефектологическая задача – сделать так, чтобы ребенок с особенностями развития мог сидеть за партой напротив учителя и удерживать внимание хотя бы 25 минут. Еще полгода назад поверить в то, что Антошка сможет делать домашнее задание в тетради сидя за партой, было практически невозможно.
Почти за год Антошка научился многому, что обычные домашние дети умеют уже к трем годам: есть ложкой и пить из чашки, обниматься, просить защиты и поддержки у взрослого, клеить, играть, качаться на качелях, собираться на прогулку.
Я спрашиваю у Маши про причины такого быстрого прогресса. Маша улыбается и своим спокойным голосом нараспев отвечает: «Можно, я по-простому скажу? Мне кажется, все дети, не только Антошка, так сильно поменялись из-за заботы и любви. Может такое быть?»
Наверное, здесь я должна сказать, что это и есть то, на что мы собираем деньги, – забота и любовь. Но это было бы нечестно. Конечно, мы собираем деньги на то, чтобы создать такие условия, в которых у взрослых хватало бы времени и внимания на любовь и заботу о каждом конкретном ребенке.
Чтобы кто-то купал Антошку перед сном, заворачивал его в мягкое полотенце и нес в кровать. Не знаю, как это получается, но от этих простых действий Антошка растет, умнеет и хорошо учится.
Дорогие друзья! Чтобы Антон и дальше мог жить в Домике, получать уход и помощь специалистов, необходимо 120 тыс. руб. в месяц. Сейчас мы собираем пожертвования на оплату содержания Глеба в Свято-Софийском детском доме на три месяца. Всего требуется 360 тыс. руб. Половину из этих средств дает Департамент соцзащиты населения Москвы. Таким образом, не хватает 180 тыс. руб.
Фото Алексея Николаева
