После инцидента с детьми-аутистами (к счастью, исчерпанного), которых якобы не пустили в Уголок Дурова, в нашу редакцию позвонили из администрации театра, предложили встретиться и поговорить. В беседе с Юрием Дуровым, художественным руководителем театра, открылось много интересных подробностей о том, как театр принимает детей-инвалидов и работает с ними. Нас очень тепло приняли, все рассказали, показали и даже дали подержать на руках медвежонка и пообщаться тет-а-тет в двумя индийскими слонами.
Захожу через служебный вход в театр, охранник выслушивает меня и идет провожать в кабинет худрука. По пути интересуется, не я ли написала об их театре, что он плохо относится к детям-аутистам. Перед входом в кабинет Юрия Дурова работники театра, в каждом из которых я заранее вижу мужественного дрессировщика, обсуждают, что кому-то наложили швы на щеку. Я чувствую, что из оживленного центра Москвы попала в какое-то особое место с совершенно не городской (даже по запаху) атмосферой, мало чем похожей на закулисье какого-либо театра. Через десять минут меня приглашают в кабинет Юрия Юрьевича, по комнате бегает небольшая собака — личная собака Дурова. Первое, что бросается в глаза, это… глаза художественного руководителя театра. Трудно поверить, что он вообще может к кому-либо плохо относиться. Почти сразу Дуров начинает говорить.
– Безумно было обидно, когда о нас так стали писать. Когда я увидел сюжет об океанариуме и аутистах, у меня первым желанием было разыскать этих детей и пригласить в наш театр, потому что я, также, как и все, был страшно возмущен таким отношением. Но, честно говоря, я не смог этого сделать по той простой причине, что не знал, с чего начать. Где, например, этих детей искать. Нигде же нет имен или фамилий, просто сюжет. И вот появляется такое же про нас. Мне и в голову не могло прийти, что вдруг на наш театр, у которого совершенно другое отношение к детям-инвалидам, может такое свалиться. Нас даже с фашистами сравнивали в одном из материалов.
– А какое у вас отношение к детям-инвалидам?
– Вот видите там на стене висят благодарности? Это все за нашу, можно сказать, благотворительную деятельность. К нам постоянно приходят дети-ивалиды. Мы многие годы сотрудничаем с МЧС России, приходят дети, родители которых погибли в горячих точках, колясочники. У нас в фойе стоит специальное итальянское приспособление, такой лифт для колясок. У нас есть туалеты для инвалидов. Наш театр был одним из первых, сделавших все для удобства детей-инвалидов. К нам приходили из других театров — посмотреть.
– Дети-инвалиды ходят к вам бесплатно?
– Дети бесплатно. Также бесплатно идут сопровождающие группу детей два-три взрослых человека. В случаях, когда каждого ребенка сопровождает один родитель, родители идут по билетам. Это нужно, когда ребенок особенный и ему необходимо особое внимание. Хотя даже в сопровождении одного родителя, как выяснилось, ребенок может нашалить. Этот мальчик, который убежал за сцену в зверинец, он вообще был очень активным. Мне говорили, что он пытался даже выскочить на сцену и схватить лису за хвост. Ну, это просто любознательность, характер у него такой. Все наши сотрудники абсолютно нормально к этому относятся. Но как он успел прошмыгнуть мимо охраны — загадка. Через несколько минут мы нашли его, он стоял и смотрел на морских львов. Сотрудники, допустившие это, заместитель по работе со зрителями и охранник, уже получили взыскание.
Вообще, раньше за кулисы водили на экскурсии, потому что закулисная часть была для этого приспособлена. Я даже сам раньше эти экскурсии водил. Но потом животных стало больше, мы же развивались все это время, понадобилось больше места. Кроме того, само здание, на мой взгляд, построено не очень удачно, не практично с хозяйственной точки зрения, – очень маленькая закулисная часть. Сейчас мы с трудом помещаемся и будем строить новое здание. Волокита длится уже три года. Нам все говорят, что вот-вот начнется строительство. В итоге на нашей территории уже вырыли фундамент, снесли половину вольеров, где были животные. Ждем.
– А как ребенок-инвалид может к вам попасть? По удостоверению?
– Нет, конечно, все это нужно обговаривать заранее. Мы же продаем билеты, планируем количество зрителей. Обычно поступают запросы из районных управ, из префектур, реабилитационных центров. Дети приходят группами, с документами об инвалидности и справками. Мы бы с радостью пускали всех таких детей, но вы поймите, нам легче работать с бумагами, потому что мы же отчитываемся перед Департаментом культуры, что продали столько-то мест, а на столько-то пришло льготников. Мы же сажаем этих ребят на места, которые могли бы быть проданы. Поодиночке тоже иногда приходят, но редко. Мы им, конечно, не отказываем. А бывает, что приходят авантюристы, настаивают, чтобы их пустили без документов. Они знают, что мы привыкли идти навстречу. Бывает, например, так, что приходит ребенок с группой, а его мама признается, что он пока не инвалид, то есть ему пока не дали инвалидность. Пускаем, сажаем.
– Вы рассаживаете их на обычные места?
– Да. На Малой сцене детей, которые в состоянии сидеть без родителей, сажаем в первые ряды, дальше — дети с родителями, которым надо, чтобы мама была рядом и держала за руку, а в последнем ряду садятся родители тех детей, что сидят в первом ряду. Для того чтобы все родители по ходу спектакля могли видеть, как ведут себя их дети, не боятся ли, не капризничают у нас висит экран, по нему видно первые ряды. На Большой сцене все места пронумерованы и каждый зритель садится на места, указанные в билете, независимо от того, платный это билет или бесплатный.
– С особенными детьми вы работаете как-то иначе?
– Мне не хочется вам врать, нет. Делая программу, мы рассчитываем на здоровых детей. Конечно, было бы здорово, если бы такие спектакли существовали. Но я считаю, что это невозможно, особенно в нашем театре. Кстати, я не слышал, чтобы такие спектакли включались в репертуар и других театров. Тем не менее, когда к нам приходят дети-инвалиды, мы делаем все, чтобы их принять. Приходят слабовидящие дети. Мы спрашиваем, не будет ли их раздражать происходящее в зале, нам говорят, что нет, наоборот, они очень хорошо улавливают реакцию зала. Мы говорим: хорошо, если вы так считаете, пожалуйста. На случай, если к нам придут дети с плохим слухом, у нас есть слуховые аппараты. Правда, у нас еще ни разу никто их не просил, потому что плохослышащие ходят со своими.
– А такое было? Приходили и плохослышащие?
– Постоянно. Хотите, могу найти документы. Запросы есть от плохослышащих, плоховидящих, от детей, которые не разговаривают. Ничего специального сделать для таких групп мы не можем. Потому что, если брать в процентном соотношении, это очень маленький процент по сравнению с количеством обычных детей. Понимаете, создание любого спектакля — это дорогостоящая и трудоемкая работа. У нас был период, когда мы делали дивертисмент, это вроде цирковой программы, когда на сцену выходят дрессировщики с животными, а в промежутках ведущие организовывают какой-то интерактив. Его делать проще. У нас остался один такой спектакль, называется «Лучшие из лучших». Но мы отошли от этого и сейчас делаем сказки, где есть завязка, сюжет, финал, плохие и хорошие герои, а в конце добро побеждает зло. Зрители проживают такие спектакли, и они пользуются большим спросом. Делать такую трудоемкую вещь в расчете на слабослышащих или слабовидящих – очень сложно. Они придут несколько раз в год, а вы не представляете сколько труда, сил, времени и денег надо вложить в создание только одного спектакля. Если мы потратим все это на создание какого-то специального спектакля, у нас просто ничего не хватит, чтобы сделать один обычный спектакль. А этот будет лежать мертвым грузом и показываться за год десять раз. Мы могли бы, к примеру, добавлять звук для тех, кто плохо слышит… Но это же будет мешать тем, кто слышит хорошо. А потом как вы представляете себе спектакль для слабовидящих? Я не представляю. Но все, что в наших силах, мы делаем. Мы уже заложили в плане снять один ряд и сделать так, чтобы он мог работать, как ряд для обычных людей, и чтобы можно было сидения убирать и поставить целый ряд колясок. Скоро доделаем. Есть экран с информацией для плоховидящих, можно подойти и посмотреть, какие идут спектакли. Но самое большое достижение — это все-таки лифт для колясок. Хотя мы бы осилили прием этих детишек и без лифта, потому что в театре достаточно крепкосложенных ребят, которые могут поднять коляску с ребенком и отнести в зрительный зал, а потом обратно.
– Не было бы лифта, про вас бы журналисты написали…
– Да, что у нас даже лифта нет. Но он есть!
– У вас есть какие-то еще благотворительные проекты?
– Раньше у нас были выезды с номерами в интернаты. Последний был в 2011 году, мы ездили в Яснополянский интернат в Тульской области. Также ездили с пятью номерами в Дивизию Дзержинского к детям, потерявшим родителей в горячих точках. В прошлом году сотрудничали с Фондом социально-культурных инициатив Светланы Медведевой. Они проводили масленицу и праздник, посвященный Дню защиты детей. Там были дети из разных интернатов, дети-инвалиды, дети из православных школ, из приюта Марфо-Мариинской обители. Потом, кстати, все эти дети пришли к нам в театр. В основном так и складывается, что дети идут к нам. Еще мы делаем благотворительные спектакли 13 апреля, в канун дня рождения Натальи Юрьевны Дуровой, моей сестры, она более 30 лет возглавляла театр. Первая елка в декабре тоже чисто благотворительная, мы даже билеты не продаем. Мы приглашаем на нее всех, кто приходил в течение года. Просто обзваниваем и приглашаем. Нашему театру 8 января этого года исполнилось 100 лет! И все эти годы театр служит единственной цели – дарить добро детям. И сегодня, как и 100 лет назад, мы приглашаем к нам в гости всех детей. Даже если некоторые наши зрители плохо видят или плохо слышат, они все равно ощутят тепло сердец наших артистов, особенно четвероногих! Знайте – мы всегда рады всем нашим зрителям!
