Жил в России предприниматель и меценат Юрий Степанович Мальцов. Занимался своими владимирскими заводами, тратил деньги на благотворительность. Так бы и оставался он одним из многих, пока в его жизни неожиданно не появился профессор Иван Владимирович Цветаев. А вместе с ним – настоящее дело.
Неожиданное наследство
Юрий Степанович Нечаев-Мальцов родился в 1834 году в известной и богатой купеческой семье. Его отцом был Степан Дмитриевич Нечаев – историк, археолог и высокопоставленный чиновник – на протяжении трех лет он исполнял должность обер-прокурора Священного Синода. Именно стараниями Степана Дмитриевича был заложен заповедник «Куликово поле» – вышло так, что это (кстати говоря, всего лишь предполагаемое место битвы) находилось на его земле. «Весьма приятный и обязательный в сношениях с людьми посторонними, быль весьма строгим и взыскательным начальником по службе,» – так писал о нем граф М. Толстой.
Мать Юрия Степановича – Софья Сергеевна Мальцова, женщина веселая и жизнерадостная, но, вместе с тем, серьезная и рассудительная. Увы, ей довелось прожить всего 31 год – Софья Сергеевна скончалась в 1836 году от чахотки. «По человеческому рассуждению, что бы лучше, как сохранить такую помощницу Вам, такую мать детям, для большого Вам удобства заниматься делами общей пользы? Но кто разумеет ум Господень?».
И был еще дядя, Иван Сергеевич Мальцов, действительный статский советник, дипломат и фабрикант. Человек необычной судьбы – участвовал вместе с Грибоедовым в дипломатической миссии в Персии. Когда местные жители напали на резиденцию русской миссии, он был единственным, кому удалось спасти свою жизнь. Он писал в рапорте Нессельроде: «Я обязан чудесным спасением своим как необыкновенному счастию, так и тому, что не потерялся среди ужасов, происходивших перед глазами моими. Я жил рядом с табризским мехмендарем нашим Назар-Али-Ханом Авшарским, на самом первом дворе. Кроме меня русских там не было… Когда народ, с криком, волною хлынул мимо окон моих, я не знал, что думать, хотел броситься к посланнику и не успел дойти до дверей, как уже весь двор и крыши усыпаны были свирепствующей чернью… Не прошло пяти минут, как уже резали кинжалами перед глазами моими курьера нашего Хаджатура. Между тем народ бросился на второй и третий двор: там завязалась драка, началась перестрелка. Увидев, что некоторые из персиян неохотно совались вперед, я дал одному феррашу моему 200 червонцев и приказал ему раздать оные благонадежным людям, ему известным, собрать их к дверям моим и говорить народу, что здесь квартира людей Назар-Али-Хана. Я сидел, таким образом, более трех часов в ежеминутном ожидании жестокой смерти; видел, как сарбазы и ферраши шахские спокойно прогуливались среди неистовой черни и грабили находившиеся в нижних комнатах мои вещи. Неоднократно народ бросался к дверям, но, к счастию, был удерживаем подкупленными мной людьми, которые защищали меня именем Назар-Али-Хана. Потом, когда уже начало утихать неистовство, пришел серхенг и приставил караул к дверям моим. Ночью повел он меня во дворец, переодетого сарбазом».
Многие ставили это спасение ему в вину – дескать, предал своего начальника, вместо того, чтобы самоотверженно спасать Грибоедова, заботился исключительно о собственной жизни. Но, в конце концов и начальство, и общественное мнение оправдало Ивана Сергеевича – все таки он был не военнослужащий с оружием в руках, а человек партикулярный, ратным наукам совершенно не обученный.
Именно от этого легендарного дяди Юрий Степанович Мальцов и получил свое наследство – двенадцать крупных фабрик, разбросанных по всей стране, в первую очередь – Гусевский хрустальный завод. А также многочисленные земельные участки, леса, торфоразработки и так далее. Это случилось в 1880 году. Тогда же он, в память о добром дядюшке, и взял себе вторую фамилию – Нечаев-Мальцов, на что было предварительно испрошено позволение Сената.
Рабочий с коровой
До 1880 года Юрий Степанович был человек исключительно светский. Выпускник юридического факультета Московского университета, он служил по Министерству иностранных дел. Дослужился до чинов нешуточных, получил звание камергера, затем гофмейстера и обергофмейстера, был накоротке с самим императором Александром Третьим. И вдруг на исходе пятого десятка – столь разительная перемена. Судьба как бы дала возможность нашему герою прожить еще одну жизнь, – жизнь богатого предпринимателя. И Нечаев-Мальцов самозабвенно бросился в предпринимательство.
Выяснилось вдруг, что деловая сметка в нем присутствует, просто все это время дремала, за неимением возможности реализоваться. Продукция Гусевского завода неизменно брала высочайшие призы и золотые медали на всевозможных, в том числе и всемирных промышленных выставках. И тогда же новоиспеченный фабрикант задумался об обустройстве быта своих многочисленных работников. Вот, в частности, цитата из отчета фабричного инспектора за 1882-1883 годы: «Третий тип жилых помещений для рабочих – отдельные домики – мне удалось встретить только на хрустальных и стеклянных заводах… Всего лучше устроены они на фабрике Мальцова. Каждый домик здесь разделен глухою стеною на две половины – и в каждой половине живет по одной семье… При каждой половине имеется небольшой дворик, огороженный забором, – и при многих из них есть огороды и покосы, даваемые рабочим фабрикой. На двориках устроены некоторые хозяйственные службы, как то: хлев для коровы, курятник и пр.
Словом, рабочие тут живут полным хозяйством, как у себя дома… Внутренняя обстановка домиков хотя вообще и проще, чем во многих каморках на фабриках Морозова и других, но рабочие здесь живут несравненно домовитее и вообще заметно, что они очень довольны такого рода живыми помещениями».
Юрий Степанович не ограничивается заботой о своих рабочих. В 1884 году во Владимире закладывается Техническое училище, а уже в следующем году оно принимает первых слушателей. Здесь обучали токарно-слесарному, кузнечному и столярно-модельному делу. Выпускники этого училища обычно не испытывали никаких проблем с трудоустройством.
В Гусе Хрустальном на средства Нечаева-Мальцова был сооружен Георгиевский собор – в честь небесного патрона самого предпринимателя. Автором его стал знаменитый Л. Н. Бенуа. Он писал об этой работе: «В этот храм я вложил все, что мог, и, может быть, он останется лучшим из моих творений».
Мозаику же выполнили по рисункам В. М. Васнецова.
А в Петербурге, где постоянно проживал Юрий Степанович, он регулярно субсидировал Морское благотворительное общество, Николаевскую женскую больницу, Сергиевское православное братство, Дом призрения и ремесленного образования бедных детей, Женское патриотическое общество – всего не перечесть.
Цветаев-Мальцов
А тем временем по Москве и Петербургу ездил один чудаковатый профессор – Иван Владимирович Цветаев. Он методически обходил купеческие дома и предлагал пожертвовать на совершенно невиданное дело – Музей изящных искусств. Чтобы студенты, не имеющие средств для личного ознакомления с греческими и итальянскими античными шедеврами, имели возможность лицезреть хотя бы их слепки. А по возможности и некоторые оригиналы.
Добрался он и до Нечаева-Мальцова. Разговор был конструктивным. Как мы уже писали, отец нашего героя был профессиональным историком, дядя – и вовсе часть истории России, да и сам Юрий Степанович сызмальства интересовался русским прошлым, правда, в качестве любителя. Идея Цветаева, кстати, владимирского уроженца, ему приглянулась. Первый же взнос составил 300 тысяч рублей, что сразу выделило Нечаева-Мальцова среди прочих жертвователей.
За время создания музея Иван Владимирович и Юрий Степанович сдружились настолько, что по Москве даже шутка ходила – «Цветаев-Мальцов». Их видели вместе на заседаниях всевозможных комитетов, в ресторанах, в театрах. Несмотря на то, что Цветаев не был большим любителем светской жизни, ему приходилось вести ее – а где еще он смог бы коротко общаться с толстосумами? А пример друга, Нечаева-Мальцова еще больше склонял меценатов к пожертвованию.
Впрочем, были у Цветаева свои маленькие невинные хитрости, которые он применял даже к своему другу. После каждого «делового завтрака» официант приносил Юрию Степановичу счет, а Иван Владимирович в тот же момент клал рядом свой счет – за стройматериалы, за рабочих, за создание копий. И Юрий Степанович привычным жестом подмахивал оба документа.
Если же просто попросить у мецената денег, тот начинал обсуждать каждую дверную ручку. А так срабатывал купеческий рефлекс – по счетам следует платить.
Цветаев, кстати, жаловался: «Что мне делать с Нечаевым-Мальцевым? Опять всякие пулярды и устрицы… Да я устриц в рот не беру, не говоря уже о всяких шабли. Ну, зачем мне, сыну сельского священника – устрицы? А заставляет, злодей, заставляет! «Нет уж, голубчик вы мой, соблаговолите!» Он, может быть, думает, что я – стесняюсь, что ли? Да какое стесняюсь, когда сердце разрывается от жалости: ведь на эту сторублевку – что можно для музея сделать! Из-за каждой дверной задвижки торгуется – что, да зачем – а на чрево свое, на этих негодных устриц ста рублей не жалеет. Выкинутые деньги! Что бы мне – на музей! И завтра с ним завтракать, и послезавтра, так на целые пять сотен и назавтракаем. Хоть бы мне мою долю на руки выдал! Ведь самое обидное, что я сам музей объедаю».
Но ничего не поделаешь – Юрий Степанович, при всей своей щедрости, сам любил жить на широкую ногу.
Музей, тем не менее, строился.
А в 1904 году частные пожертвования практически иссякли. Оставался один лишь Нечаев-Мальцов. Цветаев признавался: «Один такой покровитель музея стоит мне целого десятка московских купцов и бар».
Дочь же Ивана Цветаева, поэтесса Марина Цветаева, писала: «Музей Александра III (он был посвящен этому императору – АМ.) есть четырнадцатилетний бессеребреный труд моего отца и три мальцевских, таких же бессеребреных миллиона».
Белое видение
В 1912 году в Москве на улице Волхонке был торжественно открыт Музей изящных искусств. Марина Цветаева писала об открытии: «Белое видение Музея на щедрой синеве неба… Белое видение лестницы, владычествующей над всем и всеми. У правого крыла – как страж – в нечеловеческий и даже не в божественный, а в героический рост – микельанджеловский Давид».
А в следующем, 1913 году ушли из жизни, с интервалом в три месяца, два достойнейших гражданина России – Юрий Степанович Нечаев-Мальцов и Иван Владимирович Цветаев. Один лег на Ваганьковском, другой на Новодевичьем. Как будто они полностью осуществили свое земное предназначение и вместе ушли в Царство Вечности.
