Лекарь Лимпелиус пожертвовал магнит
В 1786 году в Тамбове по распоряжению императрицы Екатерины Великой открылось начальное училище для мальчиков. Как все, казалось бы, просто – императрица распорядилась, училище открылось, вот уже мальчики за партами сидят. Нет, все было гораздо интереснее.
Все началось в 1780 году, когда Екатерина пожертвовала 15000 рублей Тамбовскому приказу «на училищное дело». Увы – деньги разворовали. Дело обычное. Наместник Тамбовский и Рязанский граф Иван Гудович писал на этот счет своему подчиненному, тамбовскому губернатору: «Как от господина тайного советника и кавалера Петра Васильевича Завадовского, председательствующего в Комиссии об училищах, уведомлен я, что в Санкт-Петербургской губернии многие граждане в пользу всего заведения добровольно одни выстроили, другие отдали на школы домы, некоторые же и денежное подаяние учинили, то, надеясь, что таковые же ревнительные об общем благе найдутся и в Тамбовской губернии, прошу ваше превосходительство приложить ваше старание подвигнуть их к такому благотворению; но сие должно быть плодом добровольного их желания и делаться без наималейшего принуждения».
Портрет Екатерины II кисти М.Шибанова,(ок. 1787г) Фото с сайта
Надобно сказать, что губернатором Тамбова был в то время Гавриил Романович Державин, известный русский поэт, а для современников – гораздо более известный царедворец. Окажись во главе города какой-нибудь другой руководитель – может быть, все так бы и сошло на тормозах. Но поэт за просвещение радел. Дело взял под свой личный контроль. Для благотворителей придумал мотивации. Увы, державинские мотивации практически не действовали, поскольку были далеко не убедительны: «Ежели кто вознамерится какое сделать подаяние, то благоволил бы… прислать в Приказ общественного призрения, где и будет записано в нарочно учрежденную для того книгу. А подписавших же знаменитые дары Приказ общественного призрения не оставит припечатать в газетах к достодолжному прославлению и неумираемой памяти имен благотворителей. А как в сие училище принимаемы будут дети всякого сословия, то и о сем не оставили б также объявить, и ежели кто пожелает отдать оных, то принимаемы будут безденежно».
С таким вот воззванием выступил перед тамбовцами поэт. И для примера внес сотню рублей.
Воззвание, однако же, было поддержано. Правда, чаще не деньгами, а натурпродукцией. Лекарь Лимпелиус пожертвовал магнит. Подполковник Свечин – книги Ломоносова. Семья Голицыных – «собрание кремнистых пород камней, из коих примечания достойны как редкостью, так и величиною топазовые, кальцедоновые, сердоликовые».
Попадались и денежные вспоможения. На них из Петербурга были выписаны 40 аспидных досок, 100 грифелей, 10 фунтов красных карандашей, две дюжины черных карандашей, азбучные таблицы, прописи, карта России, пособия по геометрии, механики и физике.
Набран был и штат преподавателей – всего четыре человека. Обязанности их распределялись так. Первый – математика, физика, рисование, языки русский и латинский. Второй – всеобщая русская история, естественная история и география. Третий – катехизис, чистописание и арифметика. Четвертый – азбука.
Распределение несколько странное и, прямо скажем, не совсем логичное. Но не до логики было в то время.
Нашли подходящее здание. Искусствовед Я. Грот писал: «Дом этот был в таком плачевном состоянии, что походил на развалину, а между тем материалов для исправления его не было в приказе, да и в городе достать покупкою было невозможно».
Дом, впрочем, подправили. Для этого на деньги, взятые из Казенной палаты было куплено «досок сосновых 33 по цене каждая 1 р. 20 к., итого 39 р. 60 к». Все было готово к приему учащихся.
О пользе обучения грамоте
Справедливости ради заметим, что какие-то образовательные учреждения все-таки функционировали к тому времени в Тамбове. Например, «гарнизонная школа». Как утверждал тамошний краевед И. И. Дубасов, «Об учебном характере этой школы можно судить уже по тому, что в ее программу входила так называемая барабанная наука, вероятно, не последняя в учебном курсе гарнизонной школы».
Да и сам гарнизон был комичен и жалок: «у одного рогатина, у другого пищаль, у третьего карабин, у четвертого сабля, у пятого… палка… В бой, например, из Тамбова тогда выезжали Леонтий Переверзев на мерине с карабином, Иван Добрынин на мерине с пищалью, Логин Конев на мерине с пищалью и саблей, Иван Боев на мерине с пищалью и рогатиной, Артем Катаев с палкой».
Существовало частное училище пастора Ягана Фукса: «Пастор Фукс прибыл в наш город по приглашению некоторых дворян и открыл училище на 15 дворянских детей. Он преподавал тамбовскому благородному юношеству латинский, французский и немецкий языки, арифметику, геометрию, артиллерию, фортификацию, историю, географию, политику, логику, физику и философию… За выучку брал с каждого ученика по 15 рублей в год. Дети учились у него до обеда и после обеда. Некоторые из них за особую плату и жили у него».
В основном же обучение происходило уже на службе, по принципу, впоследствии получившему название «испорченного телефона»: «Крайне юные, лет 13 или 14… молодые люди поступали на гражданскую службу и в течение нескольких лет учились читать и писать у разных копиистов, регистраторов и канцеляристов, которые сами в свое время проходили точно такой же курс учения».
То есть, необходимость в училище была очевидной.
Тамбовские недоросли
Между тем очевидность оказалась ошибочной. Один из современников писал: «Мы видим, что, за исключением трех сирот, которых зачислили, не спрашивая, конечно, ни чьего согласия, и за исключением сына архитектора Усачева, находившегося под судом, и дворового человека самого (коменданта – А.М.) Булдакова, без сомнения, зачисленных ради услуги губернатору, остается три родителя, которые сами зачислили своих детей: купец Толмачев, каптенармус Ивашинцев и однодворец Кудряков. Так как последних двух можно заподозрить в том, что они исполнили приказание, то остается один купец Толмачев, поверивший пользе обучения грамоте».
Обыватели училища боялись. К тому же само здание готово было рухнуть, не взирая на усовершенствование в виде тридцати трех сосновых досок.
Лицо, однако, следовало сохранять. Гудович пишет Державину: «Если паче чаяния ко времени открытия сих училищ не найдется так скоро желающих к обучению по означенному моему предложению, то поручаю вам набрать учеников несколько, хотя в Тамбове, из школьников и тому подобных». (Сколько же, в скобках заметим, отчаяния в этой идентификации – «тому подобных».)
Портрет Г.Р.Державина кисти В.Л. Боровиковского Фото с сайта
Державин, даром что поэт и гуманист, перепугался не на шутку. Тот же краевед Дубасов сообщал: «По распоряжению Державина мальчиков забирали в классы насильно, через полицию. Дворянских детей, конечно, не трогали, и потому большинство учеников принадлежало к мещанскому и однодворческому сословиям. Немало было в училищах также и дворовых детей… Каждый год, с 1786 г. и до начала настоящего (то есть, девятнадцатого, когда жил Дубасов – АМ.) столетия по инициативе Г. Р. Державина два раза, зимою и летом, полиция собирала мещанских и однодворческих детей и пригоняла их в училища. Эта мера, весьма странная по нынешним понятиям, в описываемое нами время была необходима».
«Было вокруг дома народное восклицание, радостный восторг»
А дальше? Дальше все было прекрасно, как случается исключительно в сказках и в российской истории. Гавриил Романович Державин лично описал открытие училища: «По священнодействии Божественной литургии преосвященным Феодосием, епископом Тамбовским и Пензенским в соборной Казанской церкви, при многочисленном собрании здешних чиновников, дворянства, граждан и простого народа, и по сказании проповедником приличного торжественному дню и ознаменитому случаю поучительного слова, отправлено было полным священным собором за Всевысочайше Ее Императорского Величества и Их Императорских Высочеств здравие, ко Всевышнему благодарное молебствование. При возглашении многолетия Ее Императорскому Величеству и всему Августейшему дому производилась пушечная пальба. Потом всем собранием следовали в изготовленный дом для училища, где его же преосвященством учинено было водоосвящение, окроплен святою водою дом и приведенные для ученья дети, которых простирается число до 73 и кои были порядком поставлены за учебными столами. По окончании сей духовной церемонии паки возглашено многолетствие Ее Императорскому Величеству, причем еще проводилась пушечная пальба и слышно было вокруг дома народное восклицание, радостный восторг изъявляющее, обыкновенным словом: ура».
К месту выступил козловский однодворец по фамилии ЗахарЬин:
– По воспитанию моему и по рождению я человек грубый: я бедный однодворец и теперь только от сохи; но, услыша, что государыня благоволила приказать в здешнем городе открыть народное училище, почувствовал я восхитительное потрясение в душе моей…».
Впрочем, не исключается, что речь для однодворца написал лично неутомимый Гавриил Романович. Во всяком случае, известно, что они встречались раньше. Причем ЗахарЬин демонстрировал Державину свои стихи, а тот, послав запрос к козловскому исправнику (что за ЗахарЬин такой? никак шпион? надежен ли?) и получив успокоительный ответ, вынес вердикт: «стихи, большею частью заимствованные из священного писания. В них был виден нарочитый природный дар, но ни тонкости мыслей, ни вкуса, ни познаний не имел».
Старый Тамбов, панорама; почтовая карточка кон.19 в. Фото с сайта
«Один процент на рубль с прибыли от продажи питий»
Прошло время. Положение училища упрочилось. Историограф Е. А. Салиас писал: «На главное училище было определено Уставом 3 000 руб. Затем было решено обратить на эту цель:
1) один процент на рубль с прибыли от продажи питий;
2) штрафные деньги с откупщиков и винных подрядчиков;
3) штрафные деньги, налагаемые на присутственные места и лица, или так называемые пенные деньги, взыскиваемые за неправильные решения и медлительность в делопроизводстве.
Впоследствии сюда причислили часть выручки Приказа от продажи кирпича и даже выручку через продажу краденых вещей».
Чего-чего, а пили в городе Тамбове регулярно. Да и кражи не считались чем-то исключительным. Однако же, не стоит забывать, что в истоках у этого начинания – в конце концов, естественно, обернувшегося полезным и дельным – стояла высочайшая екатерининская благотворительность. Да и в дальнейшем обыватель помогал, чем мог, училищу. А то, что многое в этой истории шло через пень-колоду – так на то она жизнь, а не литературная выдумка.
