Новость уже совсем не новая, но никак не выходит у меня из головы. Пару недель назад в Уфе уволили главврача больницы – после того, как в интернете разошлась видеозапись, где пациентка буквально ползет по лестнице. С забинтованной ногой, на четвереньках. Потому что лифт в больнице не работает. А рентген, который был нужен ей после операции – на четвертом этаже.
Дочь пациентки (не старой совсем женщины, судя по видео) – рассказала журналистам, что они просили скамеечку под ногу – в регистратуре ее не дали, медперсонал тоже не помог.
Эта новость затронула сразу несколько болезненных для меня тем.
Во-первых, принципы, на которых строится управление больницей. Начиная от строительства и заканчивая уже конкретным моментом. Почему лифт стоит сломанным, и ничего не делается, чтобы исправить ситуацию? Ведь не потому, что конкретный главврач хотел именно этой пациентке навредить. Просто всем было отчего-то наплевать на то, как обыкновенные посетители больницу обойдутся без лифта. Авось, обойдутся.
Если у вас в управлении многоэтажная больница, и, очевидно, есть пациенты, которым тяжело ходить, даже не по лестнице, а вот просто, ну пожилые, или на костылях… И у вас ломается лифт.
Если вы смотрите вокруг глазами пациента – вы первым делом придумаете, как этот лифт починить, или придумать что-то еще – срочно ряд специалистов перевести вниз, если поломка надолго. Во многих учреждениях есть «начальственный» лифт, но почему-то никто не спешит туда приглашать пациентов, когда обычный сломается.
В некоторых больницах есть еще крупногабаритные грузовые лифты с лифтерами – почему бы в случае форс-мажора не предложить пациентам подниматься на них? Обычно лифтеры орут или игнорируют толпу перед обычным маленьким пассажирским лифтом. Можно, наконец, назначить сотрудника, санитара, который будет временно стоять у лестницы и помогать подняться/спуститься. Со словами извинений.
Но почему-то пациенты оказываются один на один с этой лестницей, которая превращается для них в непреодолимый Эльбрус. Несмотря на то, что вокруг – люди, врачи, администраторы, другие вполне здоровые посетители. И никто не помогает. Это показатель всех наших отношений друг с другом.
Где-то глубоко, на генетическом уровне – эта ситуация нами принимается. И об этом я думаю постоянно. Начинать надо не с увольнения врачей (хотя в данном случае ситуация не должна была остаться без реакции). Но сколько ни увольняй врачей – глобально ситуация не поменяется (хотя, надеюсь, в этой больнице поменяется хотя бы лифт, и пациенты больше не будут ползать по лестницам).
Хорошо уже то, что мы стали обращать на это внимание, что люди делают репосты и возмущаются. Но начинать нужно с другого.
Проблема в том, что у нас нет спроса на качественную жизнь – как нет спроса и на качественную смерть.
Поэтому никто особо не жалуется и не возмущается. Миллионы таких случаев остаются незамеченными, потому что они – норма. Пациенты ползают по лестницам. Бабушки топчутся у входа в больницу, потому что там не посыпано солью. Инвалиды не могут выйти на улицу годами из квартиры, потому что нет пандуса в подъезде. Бабушка в больнице не может записаться ко врачу, потому что не понимает ничего в электронной записи – и никто ей не подсказывает.
Я недавно узнала, что в Польше в школах введен 20-часовой курс по воспитанию правильного отношения к инвалидам. Это двадцать часов, для старших классов школы. В рамках социологии или обществоведения.
Темы уроков очень правильные: как себя вести, если дома тяжело болеет бабушка, если у друга – беда, там учат, что ребенок в маске не заразен, что одноклассник с синдромом Дауна требует просто чуть больше терпения, но с ним важно дружить, потому что дружба – самая лучшая терапия.
Там говорят о том, что такое хоспис, для чего нужны волонтеры, почему волонтерство должно развиваться даже в богатых странах… а в конце курса обязательно есть практическое занятие.
Например, в городе Торунь все дети идут на завод, который производит памперсы, и там, в обучающем классе для сиделок, детям показывать, как поменять взрослому человеку памперс и как помочь сесть и перевернуться на бок человеку после инсульта. А в городе Гданьск дети проводят час в маске, чтобы понять, как живут глухие, час в наушниках – они глухие, и час с подвязанной ногой и рукой – они становятся ненадолго инвалидами…
Надо воспитывать поколение, которое само для себя не будет прощать унижения подобного тому, то было в Уфе. Поколение, уважающее чужую слабость. И пока мы все не поймем, что начинать надо в детстве – ничего не поменяется.
В последнее время я стала замечать, что у нас во многих сферах откуда-то вылезает такое барство – в такси мы капризно требуем сделать воздух теплее-холоднее, а музыку тише-громче. В ресторане нужно принести-унести блюдо, тунец не такой, температура не та. И все это или агрессивно, с наездом, или так лениво, через губу.
Такой хамоватой требовательности я не видела в Европе. При этом практически во всем, что касается медицины, – мы ужасно нетребовательны. При этом сами мало образованы и не доверяем врачам. Жуткая смесь.
Мы терпим грубость, хамство, грязь, покровительственный тон врачей, которые не объясняют, почему назначают тот или иной препарат. Терпим боль до последнего и сами придумываем себе объяснение – за что нам эти страдания. Потом лезем в интернет и занимаемся самолечением. А потом, порой, от накопившейся злобы и недоверия, жутко несправедливо обижаем тех медиков, на которых держится эта специальность… хамство с обеих сторон – норма.
Вот это старое видео с ютьюба – маленькая иллюстрация того, как мы приспосабливаемся к самым адским условиям. Бабушка придумала, как садиться в электричку, хотя платформы на ее станции нет. Посмотрите. И смешно, и грустно.
Нам что-то надо делать уже сейчас, пока нашим близким или нам самим не довелось вот так же запрыгивать в поезд или ползти по лестнице в больнице. Приходить волонтерами в хосписы, в больницы, в дома престарелых, открывать дверь в подъезде старикам, детям, устраивать в школах уроки доброты – и не бояться жаловаться. На сломанные лифты, на грубость, на неуважение, на некачественную медицинскую помощь. Жаловаться, пока мы здоровые и сильные. Чтобы не страдали те, у кого сил совсем уже не осталось.