Третий год Московское представительство Международной ассоциации «Врачи без границ» занимается помощью беспризорным детям, а с марта 2005 года работает дневной центр, где дети могут помыться, постирать одежду, а также пообщаться с социальным работником, психологом, педагогом и врачом, а также посмотреть телевизор, поработать на компьютере. В этом центре мы и встретились с заместителем координатора программы Алексеем Николаевичем НИКИФОРОВЫМ
— Алексей Николаевич, среди современных беспризорных встречаются дети из благополучных семей?
— Очень редко, чаще всего летом. И они скорее не беспризорники, а безнадзорные авантюристы-путешественники, решившие на каникулах посмотреть страну. Наверное, и в их семьях не все благополучно, раз им захотелось сбежать из дома, но дом у них есть, и к началу учебного года большинство возвращается туда. Среди же настоящих беспризорников преобладают дети из неблагополучных семей или воспитанники детских домов и интернатов. Точно не могу сказать, кого больше, но из детдомов много ребят. Бегут, потому что им там плохо. Каждый месяц мы встречаем в городе больше 20 новых беспризорных детей (23, 26, летом за счет путешественников и до 37 доходило), и среди них бывает только 2-3 москвича. В основном дети из не очень отдаленных от Москвы, но самых финансово неблагополучных регионов: Владимирской, Тверской, даже Нижегородской областей. (Но бывают и издалека – из Башкирии, из Челябинска, из Мурманска у нас был парень; кстати, инвалид, на костылях приехал посмотреть Москву, а здесь у него и костыли отобрали…). Не знаю, может быть, в спальных районах картина другая, но мы работаем на вокзалах, на рынках – там, где эти дети выживают. Выживают либо попрошайничая, либо выполняя какую-то неквалифицированную работу (что-то поднес, где-то подмел), но, к сожалению, думаю, многие за счет мелких краж. Иначе не представляю, как они могли бы выжить.
— Больше, конечно, мальчиков?
— Процентов 85. И среди взрослых бездомных было примерно такое же процентное соотношение – преобладали мужчины. Как девочке выжить на современной улице? К сожалению, часто только на панели. Многие девочки, с которыми мы имели дело, живут за счет этого.
— А когда вы начинали эту программу, представляли примерный портрет ребенка улицы?
— В общем да. Примерно за год до начала работы мы пригласили нашего друга с Украины, имевшего там опыт работы с уличными детьми. Они с приятелем в течение двух месяцев обследовали Москву, вступали в контакт с детьми, потом предоставили фотографии и письменный отчет о проделанной работе. Это был не бюрократический документ, а неформальное человеческое впечатление о детях улицы, их трудностях, пожеланиях. На основе этого отчета был составлена и утверждена программа, на которую нам выделили средства.
— Дневной центр появился не сразу?
— Центр открылся только в марте этого года, а работаем мы с беспризорниками с 2003 года. Во время работы с бездомными у нас был свой медико-социальный центр. Но когда мы закрыли ту программу (а закрыли потому, что удалось сделать ее государственной, в 2003 году на базе дезинфекционной станции № 4, что за Курским вокзалом, правительством Москвы был открыт городской медико-социальный пункт для бездомных), освободили помещение. Да оно и не подходило для работы с детьми – всего 40 квадратных метров. Сначала мы надеялись, что государственные структуры выделят нам помещение безвозмездно, но с помещениями в Москве сложно, и пришлось искать средства на аренду и ремонт. Нашли бывший колбасный цех, полностью переделали в соответствии с нуждами детей, санитарными и противопожарными нормами, и после открытия продолжали доводить до ума. По-настоящему центр заработал летом. Но начинается работа все равно на улице. Беспризорные дети боятся всех незнакомых взрослых, и сами никогда не придут на прием в медпункт. Четверо наших уличных работников при поддержке сотрудников Дневного центра постоянно патрулируют по Москве, вступают в контакт с детьми. Вот когда ребенок поймет, что этот человек ему не желает зла, он, может быть, придет к нам в центр. А здесь у них есть возможность не только помыться и постирать одежду, но и поиграть в настольный теннис, позаниматься на тренажерах, посмотреть телевизор (точнее, наши видеокассеты – фильмы или учебные программы; антенны у нас нет), поработать на компьютере, побеседовать с психологом или социальным работником, выяснить с ними возможности своего дальнейшего устройства.
— Но своего приюта у вас нет?
— Мы не ставили задачу его открыть. В Москве 14 государственных приютов, 5 или 6 негосударственных (есть среди них и православные, и католические). Допустим, построили бы мы еще один приют на 30 детей. Он бы заполнился в течение двух недель. А куда девать остальных детей? Нам бы пришлось замкнуться на работе приюта, прекратить программу уличной помощи беспризорным. Мы сотрудничаем с московскими приютами, некоторых детей устраиваем туда. Но только если удается их убедить, что там лучше, чем на улице. Загнать в приют насильно?.. Они же все равно оттуда сбегут. Пока многие ребята не хотят уходить с улицы.
— И куда же они идут от вас ночью?
— Кто куда. Кто на чердак, кто в подвал, кто на вокзал. И не ночью, а вечером – дневной центр работает с двух до восьми вечера.
— То есть бывает, что ребенок в восемь вечера идет на улицу, потом ночует на вокзале (и вы заранее об этом знаете), а на следующий день в два часа возвращается к вам, играет в пинг-понг, смотрит телевизор, рисует?
— Так и бывает. Постоянно. Что тут удивительного? Здесь для него зона безопасности. На улице он находится постоянной тревоге, боится и милиционера, и всех окружающих. Когда мы разговариваем с беспризорными детьми на улице, их глаза ходят по кругу – они постоянно отслеживают, что происходит рядом. Но главная их проблема – они за редким исключением не задумываются о завтрашнем дне, живут только сегодняшним. Ничего не хотят. Наша задача – мотивировать их хоть на что-то.
— Получается?
— Частично. Один из наших сотрудников умеет рисовать, другой – моделировать. Обучают детей, и, в принципе, детям это интересно. Но они столько испытали, что груз несчастий еще долго, если не всю жизнь, будет довлеть над ними. Достаточно посмотреть их новогодние рисунки. Сделали мы открытки (из 10 рисунков отобрали 4 лучших), чтобы послать их к Новому году нашим коллегам и партнерам. Видите, рисунок и подпись «С Новым годом?». Знак вопроса! То есть он хочет праздника, но не уверен, что лично ему новый год принесет что-то хорошее.
Даже когда ребенок настроен изменить свою жизнь, если он пропустил 2-3 года школы, наверстать ему очень сложно. А без аттестата о 9-классном образовании его возьмут разве что снег лопатой кидать. Воспитатели московских приютов рассказывали мне, что подтягивают своих детей всеми способами, только бы они получили этот аттестат – преподаватели занимаются с ними индивидуально.
— Правильно я понял, что у вас в центре нет специальных педагогов дополнительного образования (тренеров, ведущих кружков)?
— Правильно, рисунку и моделированию их обучают сотрудники, у которых самих это хобби. Одна преподавательница музыки хотела у нас работать, обучать ребят игре на гитаре, но не дождалась открытия дневного центра – нашла хорошую работу, и сейчас у нее просто нет времени. Хотелось бы, чтобы приходили специалисты, но пока не очень получается. Договорились было с одной организацией, но когда их педагоги пришли и увидели наших детей… Наверное, испугались, но ходить к нам не стали. Хотя в общем-то дети как дети. Конечно, многие с девиантным поведением, с психическими травмами, но разве это повод для педагога бояться и отворачиваться? Кто же тогда им поможет? Не хочу называть ту организацию – люди они хорошие, но здесь у них что-то не получилось.
— А какие педагоги вам нужны?
— На той же гитаре было бы здорово обучать детей. Если бы человек один-два раза в неделю приходил, мы бы могли ему платить. Еще у нас есть задумка заняться с детьми клоунадой либо жонглированием, то есть интересными и привлекательными действиями. И, конечно, развитием коммуникативных свойств, человеческих отношений. Это пытаются делать наши психологи и социальные педагоги – говорят с детьми о каких-то нравственных вещах. К сожалению, человечек, сформировавшийся на улице, не имеет нормального нравственного примера, не знает, что такое хорошо и что такое плохо. Он ведет себя так не потому, что он плохой, а потому что ему никто не сказал, как нормально. Если ребенок живет в нормальной семье, ему родители без слов, личным примером показывают, что такое хорошо. А дети улицы видят в основном отрицательные примеры и усваивают: умеешь драться – ты хозяин жизни, умеешь воровать – ты человек. Не умение собирать компьютеры или строить дома является для них примером. Наоборот, они считают, что работают самые… Не могу даже приличное слово подобрать. Другие нравственные принципы у этих ребят. Нормальные примеры они видят только в течение тех шести часов, что находятся здесь. Например, они знают, что у нас запрещено материться. Кто не сдержался, отжимается пять раз. Хоть что-то стараемся им привить. Для некоторых потребление наркотиков – тоже норма. Пытаемся объяснить, что это не норма. Не мораль читаем, но предупреждаем о последствиях, стремимся пробудить интерес к чему-то созидательному.
— Многие имеют зависимость от алкоголя и наркотиков?
— Все пробовали – это точно. У некоторых есть и зависимость. Причем у большинства от ароматических веществ: клея, лака. Велика вероятность, что с этой гадости они перейдут на инъекционные наркотические вещества, которые помимо наркозависимости могут привести к гепатиту, ВИЧ инфекции. А вероятность велика, потому что на дорогую гадость типа героина у них денег нет, а инъекционную гадость они зачастую могут недорого купить в аптеке. Без рецепта! Например, есть обезболивающее лекарство бутерфанол (или стодол – это одно и то же). Хорошее лекарство, если применяется по медицинским показаниям, по назначению врача. Но то, что оно продается без рецепта, неправильно. Через заместителя председателя Мосгордумы Олега Бочарова мы обращались в Комитет по контролю за распространением наркотиков. Нам ответили оттуда, что они знают о немедицинском применении этого препарата и в настоящее время собирают материалы, необходимые для введения ограничений на его продажу. То есть чтобы он распространялся как любой психотропный препарат. Это не панацея – найдутся другие вещи – но хоть какой-то барьер. Наркомания – страшная беда. Мы сотрудничаем с Российской благотворительным фондом «Нет алкоголизму и наркомании» (НАН). У них есть свой стационар, в котором наши дети могут пройти курс лечения. Есть у них и приют «Дорога к дому» – самый старый приют в Москве. Но там в основном маленькие дети, а у нас редко встречаются 13-летние, большинство от 15 до 17. Поэтому в приют к ним наших не помещаем. Зато недавно сотрудники НАН подключились к нашей работе на улице. Стало больше дежурных пар (на улице работают парами – желательно мужчина с женщиной). Каждая пара теперь смешанная – один наш работник и один «нановский».
— Какие качества нужны для работы на улице?
— Главное – желание работать и любовь к детям. Ну и, конечно, определенные навыки общения. Новички всегда проходят теоретическую подготовку, и первые рейды совершают в паре с опытными работниками. Обязательно среди дежурящих пар должен быть хоть один медработник. Для остальных предпочтительнее иметь психологическое или педагогическое образование. Но необязательно. Обязательно уметь действовать в условиях улицы, знать, как подойти к ребенку, какие вопросы можно задавать, а какие нельзя. Желательно, чтобы были люди молодые – с ними и дети охотнее вступают в контакт, да и условия работы не тепличные – выходить надо в любую погоду.
— Насколько эффективна была работа до открытия дневного центра?
— Менее эффективна, чем сейчас. За 11 месяцев этого года мы отправили домой 39 детей и 25 устроили в приюты. Без дневного центра, только в условиях уличного контакта таких результатов не добивались. Мы же не могли тогда послать официальный запрос по месту жительства ребенка. Но и тогда старались максимально подробно выяснить судьбу каждого ребенка, возможность его возвращения домой, пожелания. А также водили их в кино, на экскурсии, а начиная с мая – в походы. Находили в ближнем Подмосковье место, не очень далекое от транспорта, но достаточно удаленное от деревень и других населенных пунктов (чтобы не было стычек с местными и соблазна купить водки), с чистым водоемом, лесом, разбивали лагерь на 3-4 дня. Таких выездов было у нас уже 8. С нами ездило максимум 15 детей, а сопровождали их трое воспитателей. И после открытия дневного центра мы эти выезды продолжали и будем продолжать. Это, пожалуй, самый эффективный способ работы. За 3-4 дня дети научаются жить не стаей, а коллективом.
— Сколько примерно беспризорных детей одновременно находится в вашем поле зрения?
— Сейчас в постоянном контакте с нами 75 детей. Из них примерно половина приходит в центр. Одни периодически, другие постоянно. В центре с детьми работают психолог, педагог, социальный работник и врач.
— А если кому-то нужна более серьезная медицинская помощь?
— Еще когда мы работали в рамках программы помощи бездомным, Департамент здравоохранения города Москвы принял приказ, в соответствии с которым все московские лечебные учреждения обязаны принимать бездомных. Не всегда это выполняется, но наш опыт показал, что медперсонал можно приучить к пониманию. В обществе предвзятое отношение к бездомным, во многом «благодаря» средствам массовой информации. Но когда врач «Скорой помощи» приезжает к нам в медпункт и из раза в раз видит таких же людей, как он сам, только без паспорта, стереотипы постепенно разрушаются.
В случае необходимости мы без проблем можем госпитализировать наших детей. Если кто-то нуждается просто в обследовании, действуем через Городской медико-социальный пункт и тоже решаем проблему. В данный момент мы оформляем медицинскую лицензию, и скоро сможем направлять ребят на обследование сами. По закону медучреждения обязаны оказывать помощь бездомным. Многие не хотят, так это уже наша задача как общественной организации – заставить их исполнять свои прямые обязанности.
— Алексей Николаевич, а как вы изначально занялись проблемой бездомных?
— Я врач-кардиолог. В 90-е годы заведовал терапевтическим отделением в 56-й больнице. Половина наших пациентов были бездомные люди. Естественно, к нам пришли «Врачи без границ», начинавшие тогда программу помощи бездомным. Пообщавшись со мной, они сказали, что я единственный завотделением (они были во многих больницах), встретивший их с пониманием, разговаривавший с ними по-человечески. Поэтому они и предложили мне поработать во «Врачах без границ». Теперь не представляю себя без этой работы.
Беседовал Леонид ВИНОГРАДОВ
