Зюзинский районный суд Москвы. Утро. В железной клетке – худощавый юноша, то и дело щурящий глаза – Максим Хохлов. Когда конвой заводил его в зал в наручниках, публика ему аплодировала.
Лица секретаря суда и прокурора выглядели недовольно. Очевидно еще и потому, что зал суда был набит до отказа: пресса, телевизионщики, прихожане столичных храмов, ученые, общественность, представитель Аппарата Уполномоченного по правам человека Татьяны Москальковой, «Лучший библиотекарь-2014» Анна Гачева и конечно, жена Максима, хрупкая девушка Анна…
Явно раздражен был присутствием публики и судья Леонид Чечко. Строгим тоном он требовал не только отключить звук у телефонов, но и убрать их – требование нигде не прописанное и не встречающееся больше ни в одном суде Москвы. Как и требование к журналистам не писать в планшетах репортажи из зала суда. И хотя никто не разговаривал и внимательно следил за процессом, судья угрожал «удалить» из зала.
Всех этих журналистов и общественность через призыв в своем фейсбуке собрал священник, отец Константин Кобелев, духовник Максима Хохлова в СИЗО «Бутырка». Официально его должность звучит так: помощник начальника УФСИН РФ по Москве по организации работы с верующими.
В «Бутырку» Максим попал четыре месяца назад. По версии обвинения, «имея преступный умысел», он 5 января 2017 года якобы похитил телефон за 5 тысяч рублей и паспорт из кармана уснувшего в метро гражданина Узбекистана Мумина Муминова, с которым распивал незадолго до этого спиртное, но «не успел довести свой замысел до конца», так как был задержан сотрудниками полиции.
Не прописан только в обвинении о краже телефона за 5 тысяч рублей один важный момент – на следующий день после задержания потерпевший Муминов написал заявление в полицию, что претензий к Хохлову не имеет, телефон и паспорт ему возвращены, и просит не арестовывать человека.
Но машина вовсю заработала и остановиться уже не могла. Статистика, показатели, «раскрываемость» – все это перевесило в умах полицейского начальства возможность проявить гуманность и заслонило судьбу одного отдельно взятого молодого человека, которому и без этого в жизни пришлось очень нелегко.
Дело, которое так легко можно было закрыть за примирением сторон, в начале июня было передано в Зюзинский суд.
Попросил полицейских помочь
«Я хочу, чтобы человека не сажали за телефон, чтобы не ломали жизнь», – говорил на первом заседании по делу потерпевший Муминов. На вопрос дамы-прокурора, «что у вас было похищено», вспоминал, что был пьян, не помнит, как оказался в полиции, и главное – не помнит того, чтобы у него что-то похищали.
С утра они распивали алкоголь с Максимом, спустились в метро — и дальше провал. Очнулся уже днем в отделении. Увидел лежащий на столе паспорт и следователя, который протягивал ему его же телефон со словами, что телефон у него украл задержанный Хохлов. По совету следователя Муминов написал заявление, но не помнит деталей: просил, чтобы вернули телефон, и чтобы Максима не арестовывали.
Максим детали помнит, но ему, разумеется, полиция и прокуратура не верят. Еще бы. За плечами у Максима – 9,5 лет в мордовской исправительной колонии, куда он попал в 16 лет. Родителям был не нужен с малолетства: у матери образовалась новая жизнь с новой семьей в другом городе, отец запил. Предоставленный сам себе Максим связался со шпаной, которая выбивала долги. «Дружба» закончилась поджогом дома и убийством. Освободился он прошлой осенью, отсидев от звонка до звонка. В общем, — очень подходящее лицо для новой посадки.
Поверил Максиму лишь священник, у которого он исповедовался, снова оказавшись в заключении. По словам Хохлова, 5 января 2017 года рано утром он вышел из дома, чтобы отметиться у участкового (на три года над ним закрепили полицейский надзор). У станции метро «Бульвар Дмитрия Донского» к Максиму привязался незнакомец — тот самый гражданин Узбекистана 39-летний Мумин Муминов. Предложил выпить, Максим не отказался, забыв про участкового. В общем, выпили. В метро Муминову стало нехорошо. На конечной остановке Максим просто не смог вытащить его из вагона. За помощью решил обратиться к стоявшим на платформе сотрудникам полиции.
Те потребовали предъявить паспорта. Хохлов достал свой паспорт и паспорт Муминова из его кармана, а также его мобильник – собутыльник был не в состоянии это сделать. Полицейские забрали обоих мужчин за распитие алкоголя в отделение…
Вещдок вернули потерпевшему
Ну, а вскоре родилось уголовное дело о краже телефона и паспорта, несмотря на то, что «потерпевший» заявлял, что претензий к Хохлову не имеет. Да и записей из вагона метро, на которых можно были бы увидеть, как телефон попал к Хохлову, в материалах дела также нет. Следственных действий по делу не проводилось. Разве что очная ставка между Хохловым и Муминовым, которая ничего из доводов полиции не подтвердила.
Да. Что касается телефона, то его оценка – обязательная и принципиально важная в делах о кражах – даже не проводилась. Как так? Ни прокурор, ни следователь не могут ответить, как и выступавший в суде сотрудник полиции. И кажется, понятно, почему оценка эта инициаторам уголовного дела не нужна. Ровно год назад в Уголовный кодекс усилиями главы Верховного суда Вячеслава Лебедева была внесена поправка, декриминализующая кражи имущества дешевле 5 тысяч рублей. То есть если бы оценка установила, что телефон стоил дешевле 5 тысяч, речь могла бы идти об административном разбирательстве и административном наказании, а не уголовном. Последнее, очевидно, больше красит полицейскую статистику.
Все, что защите Максима на сегодняшний день удалось выяснить про телефон, так это, что что он марки THL модели W100S и был снят с производства в 2014 году. И что важно – до снятия с производства стоил не дороже 4900 рублей.
И самое странное: этого телефона, являющегося вещественным доказательством по делу, в материалах дела нет, его отдали потерпевшему. В то время как строго по УПК вещдок просто обязан находиться в деле.
«Асоциальным элементом не сделался»
Срок содержания под стражей Максиму Хохлову судья Ческо продлил до ноября 2017 года. Отношение судьи Чечко к Хохлову как к зеку – пренебрежительное. К его адвокату – соответствующее («Защитник, да вы читали уголовное дело?!», «Здесь не место для дискуссий»). Все их ходатайства – об освобождении под подписку либо домашний арест, о свидании с женой, о повторном допросе полицейского в суде, чьи показания разнятся с первоначальными – суд отклоняет.
Друг Максима Александр Шадрин, который до 2014 года сидел с ним вместе в мордовской колонии, рассказал «Милосердию», что Максим – разносторонний человек, и хоть попал слишком рано в тюрьму, асоциальным элементом не сделался. В колонии он посещал церковь, много читал, публиковался даже в газете «Культура», работал в тюремной библиотеке, при которой создал фонотеку и фильмотеку.
Был, правда, сложный эпизод в жизни Максима в колонии. В 2014 году, за два года до освобождения, его обвинили в краже денег, предназначенных на строительство бани в колонии. Начальник колонии Александр Милакин растратил бюджетные деньги (это потом признает и суд), выделенные на строительство. Тогда, по словам Шадрина, он начал вымогать крупную сумму у одного из заключенных, тот перевел деньги. Но и их Милакин потратил не по назначению. Пропажу денег начальство попыталось свалить на Максима, которому оставалось сидеть два года, его заставили дать признательные показания. Только вмешательство правозащитников из Москвы спасло его участь. В колонию приехали с проверкой. Через год начальника осудили за «злоупотребление должностными полномочиями».
Свидания с женой не дают, лекарства не принимают
В колонии Макксим познакомился по переписке с девушкой. Аня стала к нему приезжать на свидания. Вскоре там же, в колонии, расписались. После освобождения Аня забрала Максима в столицу, где он быстро устроился на работу помощником риэлтора. То есть в деньгах не нуждался, в отличии от того же потерпевшего Муминова, про которого выяснилось, что он уже несколько месяцев живет на улице, с работы был уволен по пьянке, не раз задерживался полицией…
Аня ходит на каждое заседание, как и многие не верит в виновность Максима. Они давно хотели обвенчаться — и сделали это совсем недавно, в церкви при «Бутырке». Сейчас свидания с мужем ей не дают, без какого-либо объяснения причин.
Аня переживает из-за его состояния здоровья – в СИЗО Максим стремительно слепнет на второй глаз. Еще будучи в колонии, во время одного из приездов ОМОНа с «профилактическим обыском», он получил удар, в результате которого полностью ослеп на правый глаз — «атрофия глазного яблока». Никакие лекарства администрация СИЗО передать ему жене не разрешает.
Следующее заседание 7 июля
Заседание 28 июня проходило всего полчаса. Допрашивали свидетеля обвинения – сотрудника полиции Лебедева, проводившего задержание Хохлова и Муминова. Каких-либо показаний, свидетельствующих о том, что Максим украл телефон, полицейский дать не смог. «Когда мы к ним (Хохлову и Муминову – Ред.) подошли, – рассказывал Лебедев, – Хохлов стал объяснять, что случилось, показал свой паспорт и паспорт потерпевшего, показал, что у него имеется телефон потерпевшего».
В общем, долго допрашивать свидетеля прокуратура не стала. Максиму надели наручники и стали выводить из зала. Зрители, среди которых было немало прихожан, стали кричать: «Безобразие!», «Позор!».
Следующее заседание – 7 июля, в 12.00. Ожидается, что придут еще один полицейский и дежурная по станции.
– Очень важно сейчас поддержать Максима, чтобы эта несправедливость не сломала ему и его жене Анне жизнь и чтобы Максим понимал, что люди против несправедливости, чувствовал их поддержку и понимал, что все те изменения к лучшему, которые он совершает (приход к вере, женитьба, устройство на работу), не напрасны, – скажет после заседания несколько подавленный отец Константин Кобелев.
А защитник Хохлова Константин Маркин сообщит «Милосердию», что уже три дня как Максим объявил голодовку из-за нарушений его прав: не пропускают жалобы через СИЗО, не дают свидания с женой, подселяют в камеру каких-то подозрительных личностей.
– Я смогу попасть к нему только на следующей неделе, – отметил адвокат.
Добавим, что в дело Хохлова вмешались Уполномоченная по правам человека Татьяна Москалькова, депутат Госдумы Оксана Пушкина, лично за Максима поручились правозащитники Лев Пономарев, Андрей Бабушкин, Валентин Богдан, Анна Каретникова и конечно же, священник Константин Кобелев.
