В Божественном смирении – кеносисе Бога перед тварью – Бог Сам становится человеком. Когда же в Человеке-Иисусе люди узнали Христа?
Диакон Августин Соколовски, преподаватель богословия Фрибургского университета (Швейцария), преподаватель Киевской духовной академии:
Зачем Бог стал человеком
«Зачем Бог стал человеком?» – в такой форме этот вопрос задавался в эпоху патристики, повторялся в Средневековье, продолжал задаваться, во многом уже по инерции, в эпоху Нового Времени. Он предполагал, что мироздание трехэтажно. На верхнем этаже восседает Бог – самоочевидный и наделенный всеми совершенствами. Задачей богословия было объяснить, каким образом совершенный Бог спускается «этажом ниже» – в мир людей.
В святоотеческой письменности мы можем найти самые разные попытки понять тайну нашего спасения. Каждый ответ соответствовал культурным и философским контекстам своей эпохи.
Святитель Августин Иппонский (354–430), автор «Исповеди», и следующая за ним традиция августинизма видели в вочеловечении Бога единственный способ сделать человека свободным.
Согласно Августину, свобода заключается не в возможности выбирать между добром и злом, но в даре любить добро. Согрешив против Бога, человек нарушил единство своей личности и природы, сделался неспособным любить. Вместо любви к Богу и ближнему все устремления его направились на обладание материальными благами и удовлетворение различных влечений.
Воплощение Сына Божия стало исполнением замысла о любви Бога-Творца к миру и человеку. Сын Божий Иисус Христос делом явил Божественную любовь и на Кресте сообщил ее человечеству.
Александрийская святоотеческая традиция, представленная Великим Афанасием (298–373), увидела в воплощении Логоса замысел об обожении человека. «Бог становится человеком, чтобы человек мог стать Богом» – эта аксиома восточного христианского богословия говорит о том, что Сын Божий во Христе Иисусе принял на себя полноту человеческой природы, чтобы человек мог приобщиться полноте Божества и войти в общение Божественной жизни.
Важно отметить, что согласно богословию обожения Бог не просто восстановил разрушенную грехом человеческую природу, но приготовил человеку нечто гораздо большее, чем прежнее райское состояние.
Если до грехопадения человек был призван «возделывать и хранить» райский сад (участвовать в Божием деле совершенствования мира), находясь в общении с Богом – источником жизни, то отныне он призван стать богом по благодати.
То есть быть всем тем, чем Бог является по природе. Согласно богословию александрийцев, именно это исполнилось в человеческой природе Христа Спасителя.
«Ради этого нисшел Бог со святых своих небес, воспринял разумную человеческую природу и срастворил ее Божественным Духом, „чтобы изменить, обновить и преобразить естество«, чтобы соделать нас, по апостолу, „причастниками Божественного естества«»…
Господь приходит затем, чтобы даровать человеку Духа и в нем жизнь, – «соделать верующих в Него новым умом, новой душой, новыми очами, новым слухом, новым духовным языком, – словом: соделать их новыми людьми или новыми мехами, чтобы влить в них новое вино, Дух Свой», говорится в «Духовных беседах», авторство которых иногда приписывается Макарию Великому.
Православное богословие Востока видит обожение как аскетический путь. Подчиняя тело духу, а душу разуму, в следовании евангельскому идеалу аскет уподобляется Богу, не зависящему от условий материи, и следует Иисусу Христу, согласно Писанию, не имевшему, где приклонить главу.
Такому пониманию обожения соответствует второе возможное истолкование слов «О Боге, ставшем человеком, чтобы человек стал Богом»: «Бог стал человеком, чтобы человек узнал Божественное в себе».
Если Бог справедлив
Категории римского права вдохновили отцов Церкви на создание богословия замещения или удовлетворения. Для священномученика Киприана Карфагенского (258 г.), святителей Амвросия Медиоланского (397 г.) и Григория Великого (604 г.) на Западе, святителей Григория Богослова (389 г.) и Григория Нисского (394 г.) на Востоке такое понимание тайны спасения было особенно близким.
Ведь грех – это преступление против Бога. Бог бесконечен, и поэтому преступление против Него требует бесконечного удовлетворения, которое конечный человек принести не в силах. И Бог в любви Своей послал для спасения человека Своего Единородного Сына, который, будучи Богом-Сыном, удовлетворил Божественному правосудию.
Задаваясь вопросом о том, кому была уплачена цена нашего искупления, святитель Григорий Нисский высказывает смелую мысль об уплате цены дьяволу. В ответ на нее Григорий Богослов предпочел оставить этот вопрос открытым, указав на его тайну.
Богословие XX века несправедливо назвало такой способ прочтения дела Христова «юридизмом» и приписало его католической традиции.
Если вспомнить, что правовые термины в понимании спасения весьма близки богословию апостола Павла, а православная каноника полностью зависит от римского права, то очевидность такого недоразумения становится тем более зримой.
Бог воплотился бы, даже если бы грехопадения не было
Интересно, что если для западного святоотеческого богословия воплощение Сына Божия произошло исключительно вследствие грехопадения, то восточные Отцы Церкви (Исаак Сирин) скорее допускают мысль, что Бог воплотился бы, даже если бы грехопадения не произошло.
Но если Бог воплотился, чтобы спасти человека от власти греха, почему для его спасения потребовалась такая великая цена – Крестная смерть Сына Божия, ведь Бог всемогущ? Отцы Церкви тоже задавались этим вопросом. По мнению многих,
спасение без Креста означало бы, что человек не представляет для Творца особой ценности.
Августин видит в способе спасения через воплощение и страдание единственный способ явления в мире спасающей Божественной благодати. Благодать, данная Адаму до грехопадения, давала ему возможность совершать добро и уклоняться от зла. Первый человек не устоял в добре, и прежняя благодать более недостаточна, потому что рана, нанесенная грехом человеческой природе, слишком глубока.
Бог становится человеком – здесь нужно особенное внимание, – предопределяя для богочеловечества конкретного человека Иисуса.
Согласно вере Церкви, в Богочеловеке Христе нет человеческой личности, но есть свободная от греха подлинная конкретная полноценная человеческая природа.
В этой природе благодать изливается в невероятной степени полноты, так что Иисус Христос становится не только спасенным Новым Адамом, но и спасающим всякого верующего в Него. Иисус не может выбирать зло, потому что благодать являет в Нем подлинно свободного человека, свободно любящего только добро.
Прообраз всякого крещеного – Иисус Христос – делается подателем благодати, превосходящей благодать Адама.
Она не только дарует способность делать добро и уклоняться от зла, но, как и во Христе Иисусе, сама избирает и совершает добро, «действует действие» человека.
Христос приходит в этот мир, приняв вид раба, потому что Он пришел не для того, чтобы Ему служили, но чтобы Самому послужить.
А главное служение Христа – спасение человека. «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу, но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2: 6-8).
Говорит и показывает Библия
В своем рассуждении о догмате Боговоплощения богословие старается максимально приблизиться к библейскому тексту. Для этого оно обращается к понятию «событие Христово», обозначающему все сказанное и сделанное Иисусом из Назарета. Для обращения к событию Христову необходимо понимание постепенного развития логики библейской тайны.
История Бога в мире – это история завета. Современный язык не вполне передает содержание этого понятия, которое несет в себе множество смыслов – от завещания до союза. Завет предполагает верность союзу со стороны его обоих участников. Верность Бога человеку не может быть разрушена – потому что Бог бессмертен.
А верность человека обречена на разрушение, потому что он смертен, и у этой смерти есть внутреннее лицо – грех. История библейского народа – это история неверности человека и верности Бога. Человек не только постоянно нарушает завет, но со всей очевидностью оказывается просто неспособен выполнить его. Даже заповеди, данные в помощь, оказываются игом и осуждением.
«Заповедь, данная для жизни, послужила мне к смерти» (Рим. 7: 10) – эти слова апостола Павла следует понимать буквально. Вся библейская история мира как бы свидетельствует о том, что Бог требует невозможного. А любовь к Богу и ближнему, о которой говорит Библия, кажется непричастной, даже иноприродной этому миру.
Завету сопутствует обетование. Бог обещает человеку, что Завет все же будет исполнен, несмотря на то, что исполнять «свою сторону» в нем должен был человек. Иисус из Назарета – отрок Божий, провозглашающий весть о Царстве, в Свои последние дни явно свидетельствует, что Ему предстоит смерть, у которой нет обратного лица – греха. Его уход – жертва, в которой исполняется верность Завета.
Об этом Он говорит на вечери Евхаристии, обозначая реальность Своего присутствия навсегда (см. Мф. 26: 24-28). Иисус исполняет Завет, являя в этом мире истину о том, что Божественная любовь может быть воспринята человеком. Избрание, рождение, путь, слово и дело Иисуса из Назарета становятся исполнением Завета и явлением подлинной человеческой религиозности – преданности и верности делу Божию в пути жертвенного служения.
В современном богословии есть точка зрения, что признание Божественности Иисуса Христа не было возможным до Его Воскресения.
Слова Писания об образе уничижения (об этом, среди прочих текстов Писания, с особенной силой говорит гимн из Послания к Филиппийцам (см. Фил. 2: 5-11) должно воспринимать реально и буквально.
В противном случае Иисус мог бы воссесть в Храме Божием в Иерусалиме и Ему воздавалось бы поклонение. Но, по логике Библии, до Воскресения такое поклонение стало бы идолопоклонством. «Иисус еще не был прославлен» (Ин. 7: 39).
Воля Божия состояла в том, чтобы смирение и уничижение, воспринятые Единородным Сыном, были исполнены полностью.
От следовавших за Господом требовалась вера в Него как Посланного Богом, признание, что слова Его возвещают волю Отца. Исцеления и чудеса, совершаемые Им, призваны были являть пришедшее спасение, которое, согласно Библии, означает принятие отверженного, восстановление разрушенного, воссоединение разделенного и прощение осужденного. Слава Иисуса до Воскресения – свидетельство грядущего Царства.
Святоотеческое богословие видело в чудесах Христовых доказательство Его Божества. Современное богословие, рассуждая более дифференцированно, предлагает два последовательных уровня понимания: чудеса и знамения Христа свидетельствовали о приближении Царства Божия в силе. Но только Воскресение Христово дает возможность апостольскому кругу узнать в делах и словах Воскресшего – Самого Бога, бывшего среди них.
Во Христе все свидетельствует о Его Божественности, но воспринимается это свидетельство только после Воскресения. Вспомните Павла: «…если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем» (1 Кор. 5: 16). Святые отцы Церкви говорят о Христе в свете Его Воскресения.
Их творения, как и Евангелия, были написаны уже после Пятидесятницы и отражают понимание учениками новозаветной истории именно в этой перспективе, они смотрят на Христа как на Воскресшего и Прославленного Господа.
На современном языке такое восприятие называется ретроспекцией – воспоминанием того, что было подлинно, но пребыло неузнанным. Христос говорил: «Я и Отец – одно» (Ин. 10: 30) – именно поэтому община после Воскресения делает вывод о Его Божественности. Позже эти слова транслирует евангелист Иоанн в четвертом Евангелии как указание на Божественное достоинство Христа.
Для апостольского круга воспоминание «Господа, и Бога, и Спаса нашего Иисуса Христа» было дано в Евхаристии (ср. Лк. 24: 33). Слова Господа о том, что Евхаристия совершается в Его воспоминание, раскрываются здесь в полноте. В совершении Евхаристии после Воскресения апостолам дается возможность воспоминания дел и слов воскресшего Христа как Всемогущего Бога, ставшего человеком.
В восприятии Воскресения Христова очень важно сохранять элемент историчности и неожиданности.
Воскресение совершилось в истории, но то, что оно произойдет, не было очевидным. Воскресение стало парадоксальным Божественным ответом на величайшую попытку сил зла в истории сокрушить добро.
Именно Воскресение становится прославлением Иисуса из Назарета, когда Он бывает явлен Господом и Кириосом, возводится в достоинство Мессии.
Именно в Воскресении мессианство Христово приобретает царственные черты – то, чего от Иисуса требовало Его окружение перед Крестным Страданием. Но переживание этой новой реальности Господа делается возможным только благодаря дару Духа в Пятидесятнице. Пятидесятница – символическое число дней, которое обозначает полноту времен и совершенство Дара Сошествия Духа на апостолов.
Пятидесятница – пасхальное событие. Вместе с днем Вознесения Господня оно образует особое смысловое единство – кульминацию Славы Господа Иисуса. В V веке еретик-епископ Юлиан Галикарнасский учил, что после Вознесения человечество Христа перестало существовать, упразднившись в Божестве. Отвергая это учение, Церковь Христа Мессии исповедует, что у Бога бьется человеческое сердце.
