Православный портал о благотворительности

Отец-предатель или отец-жертва: почему распадаются семьи с детьми-инвалидами

В сознании многих такой отец – эгоист и трус. Но не торопитесь осуждать, давайте послушаем три истории, а потом разберемся, так ли очевидна вина ушедших отцов

Фото с сайта newstatesman.com

Статистика – вещь – упрямая. Но не всегда информативная. Зато может вызвать сильные эмоции. Человек смотрит на цифры и значок % и смеется, плачет, восхваляет, гневается… При этом вовсе не обязательно даже пытаться что-то понимать.

Согласно статистике, большинство семей, в которых рождаются дети с нарушениями в развитии, распадаются, отцы из этих семей уходят. Разные специалисты приводят разные данные: кто-то говорит о 10% полных семей, воспитывающих инвалидов, кто-то – о 5–8%…

Как правило, эта информация не анализируется, не является главной темой высказывания, потому читатель остается наедине с цифрами, самостоятельно додумывая образ ушедшего из такой семьи отца.

В сознании многих обывателей такой отец – эгоист, трус, безответственный человек. Чаще всего проблема рассматривается именно в таком ракурсе. Но в реальной жизни все не так просто.

Эта статья – не попытка оправдать разводы, тем более в семьях, где произошла такая беда. Это лишь призыв не осуждать (осуждать ведь не только грешно, но и неконструктивно в самом приземленном смысле), но понять – понять чувства конкретных людей, не справившихся с ситуацией. И попытка напомнить, что неизвестно, как повел бы себя я, случись что, никогда не бывший в такой ситуации, но готовый осуждать не справившихся с ней.

Для начала задумаемся, кто эти люди – родители ребенка-инвалида? Еще сравнительно недавно они были такими же, как большинство наших сограждан – выросшие в советском или постсоветском обществе, имеющие самые смутные представления о нормальных семейных отношениях, к присутствию в обществе инвалидов не привыкшие. И вот на этих людей, часто еще и совсем молодых, обрушивается известие о том, что их новорожденный младенец имеет тяжелые нарушения развития.

Опускаем варианты, когда родители сразу от такого ребенка отказываются. Проходят первые месяцы, годы жизни ребенка – его папа и мама убеждаются, что нарушения действительно тяжелые, что «волшебной таблетки», способной превратить их ребенка в самого обычного, не существует…

Сейчас много пишут о чувствах матерей, о том, как они переживают разные стадии горя. Но почему-то не видно таких же исследований о чувствах отцов. Возможно, они и есть, но даже читатели, знакомые с таковыми, думаю, согласятся, что по отношению к статьям о чувствах матерей их количество мизерно.

Прежде чем подумать о конкретных причинах разводов в семьях, воспитывающих детей-инвалидов, задумаемся, что же начинает происходить в такой семье между мужем и женой? Распространенный вариант, увы, такой: вместо того, чтобы еще больше сплотиться и еще бережнее относиться друг к другу, преодолевая новые трудности, супруги становятся оппонентами, предъявителями претензий.

То же самое сплошь и рядом происходит в семьях, где растут обычные дети. Но в кризисной семье это противостояние усиливается, порой к нему прибавляются и взаимные обвинения вроде: «Это из-за тебя ребенок родился таким, это у тебя что-то не так в роду» и т. п. Естественно, что женщина эмоционально привязана к ребенку гораздо больше отца, она острее переживает различные состояния своего ребенка. Но значит ли это, что отец любит ребенка меньше?

В нашем обществе при всех пережитках патриархальности бытует почти языческий культ матери. И потому чаще всего мы слышим утвердительный ответ на этот вопрос: «Да, отец априори любит ребенка меньше». Исключение делается для папы, пытающегося стать ребенку второй мамой, то есть ориентированного в своих проявлениях по отношению к ребенку на женское поведение. В остальных случаях, если родители ребенка-инвалида не стремятся сродниться и не умеют договариваться, мужчина становится для женщины объектом атак.

Даже если это человек искренне любящий своего ребенка, социально успешный и готовый к трудностям. При этом, как бы женщина себя ни вела по отношению не только к мужу, но и к ребенку, у нее есть, как многим кажется, «железное» оправдание – она мать. А если она мать ребенка-инвалида, то это оправдание превращается уже в «стальное».

Меж тем, надо заметить очевидное: и забота о ребенке у такой матери далеко не всегда принимает нормальные формы. Она часто избегает контактов со специалистами, ребенок подвергается материнской гиперопеке, объективация уже и детей – все это встречается, увы, не так уж редко. Тем не менее, когда мужчина уходит из такой семьи, принято считать его инфантильным эгоистом. И его чувства мало кого волнуют.

Впрочем, иногда вопрос о душевной боли уходящего отца все-таки возникает. Я расскажу вам три истории, каждая из которых по-своему характерна и может изменить чей-то взгляд на проблему разводов в семьях, где есть дети-инвалиды. Первая из этих историй выдуманная – это художественное произведение, кинофильм. Вторая – во многом правдивая, это сюжет популярного телешоу с привлечением реальных людей. Третья – подлинная история человека, которого я знаю лично.

В 1993-м году вышел фильм режиссера Роберта Аллена Акермана «Мать Дэвида» по пьесе Боба Рэндла, рассказывающий историю женщины и ее сына – человека с тяжелыми ментальными нарушениями. Мать окружает Дэвида гиперопекой, при этом панически боится хоть какой-то его социализации – ей кажется, что никто, кроме нее, не способен заботиться о ее сыне по-настоящему. Именно поэтому они живут вдвоем и избегают контактов с внешним миром. Исключение составляет только сестра главной героини.

Дэвид не ходит в школу, у него вообще нет никакой среды общения, кроме матери, и иногда тетки. Когда же в жизни матери Дэвида (не без помощи ее сестры) появляется мужчина, проявляющий к ней внимание, он начинает заботиться и о Дэвиде, но по-своему. И вот ему удается за две недели научить Дэвида тому, чему мать не смогла научить его за несколько лет. Эта ситуация пугает мать Дэвида, она воспринимает внимание этого джентльмена, как вторжение в их с Дэвидом мир и разрывает отношения с мужчиной. Правда, после этого она все же задумывается о своей жизни и понимает, что все эти годы она в первую очередь заботилась не о Дэвиде, а о себе, о своем чувстве собственной важности.

В течение фильма нам показываются и сцены из их с Дэвидом прошлого – и тут выясняется, что женщина пожертвовала ради создания своего изолированного мирка мужем, родным отцом Дэвида, который тоже любил его, но в схему, навязанную его женой, вписаться не смог. Не ужился человек в ситуации, когда от него требуется не забота о семье, а действия, совершаемые под диктовку жены, где его мнение о том, как должна жить семья, никого не интересует.

Очень характерно, что когда этот мужчина уходит из семьи, он говорит жене, что скорее то, что делает он, можно назвать любовью к ребенку, чем то, что делает она. В этой семье был еще один ребенок – дочь, обычная девочка, как сейчас принято говорить, нейротипичная. Мать принесла в жертву и ее – в результате, не выдержав постоянного психологического давления, девочка тоже уходит, оставляя мать и Дэвида. Дело в том, что основной посыл матери Дэвида по отношению к ближним и дальним: «Все, кто думает и чувствует не так, как я, не любят моего сына».

А вот в России проблема расставаний родителей детей-инвалидов была освещена с неожиданного ракурса 9 января 2013 года в популярной телевизионной передаче «Пусть говорят». Выпуск назывался «Маленький Роман». Телезрителям представили историю молодой семьи, в которой появился ребенок с очень тяжелым нарушением – анацефал.

Вместе родители Ромы прожили не долго. Первым мы услышали выступление его матери – она обвинила своего мужа в том, что он выгнал ее с ребенком из дома, о ребенке же не заботится и вообще никогда его не любил. Женщина очень быстро перешла на крик, ее лицо искажала истерика. Все это вызывало однозначное сочувствие – еще бы, такая беда с ее ребенком, а тут еще и семейная жизнь разладилась.

Но вот дальше мы увидели молодого человека – отца Ромы. Отец рассказал совсем другую историю их отношений, которая позже была подтверждена свидетелями и документами – не только друзьями и коллегами мужчины, но и врачом, работающем в клинике, куда Рому направляли на реабилитацию, а также видеосъемкой, сделанной в той самой квартире, откуда маленького Рому и его маму якобы выгнали.

Так вот, отец Ромы рассказал, что из дома его жена ушла сама, что все время, пока она не жила с ним, он перечислял на содержание и лечение своего ребенка немалые суммы (это же самое сказали и его коллеги по работе, которые помогали ему собирать деньги, значительные для среднестатистического россиянина). На все его слова его жена и ее мама (также присутствующая в студии) реагировали истеричными криками и руганью.

И при всем при этом мужчина заявил, что он ждет жену и готов ее принять, если она сама на это согласится. Зрителям была показана его квартира, в которой мужчина сохранил всю обстановку их совместной жизни, включая младенческие игрушки. В данной ситуации нас интересует не степень достоверности этой истории или отдельных ее фрагментов и даже не то, как эта история далее развивалась, а то, что на Первом канале российского телевидения был поставлен вопрос: «Так ли все однозначно в ситуациях, когда расстаются родители детей-инвалидов?»

А вот история, которую наблюдал лично я. Молодые люди из разных городов увлеклись друг дружкой, толком друг друга не узнав, поженились. Муж переехал жить к жене, так как она училась у себя в городе в вузе и переводиться в другой город пока не хотела.

Вскоре родился ребенок, и уже в первые месяцы его жизни стало понятно, что с его здоровьем не все благополучно. Выяснилось, что у мальчика ДЦП, позже диагностировали и тяжелую форму аутизма. Родителей мальчика это не консолидировало. Молодая мать, бросив учебу, занималась ребенком, а молодой отец пытался зарабатывать деньги.

Надо сказать, что у юноши не было ни специальности, ни особых коммуникативных навыков для того, чтобы «цепляться» в незнакомом городе – это был типичный раздолбай с гуманитарным уклоном, инфантильный, как водится. Но сына своего он любил.

Все, что он мог в сложившейся ситуации – честно работать. И он брался за любую работу, какую мог найти в чужом городе – торгового агента, грузчика, продавца в ларьке… В выходные гулял с ребенком. Зарабатывал он мало, в результате для жены муж стал объектом претензий. Претензии эти распространялись не только на его неспособность заработать больше денег, но и на самые разные сферы жизни.

Женщину, конечно, можно понять – она переживала шок из-за болезни своего ребенка и усталость от трудных занятий с ним. Но и муж ее не был психологом, да и просто житейский его опыт был минимален. Отношения их постепенно разлаживались. Жена оказалась человеком крайне авторитарным, она не была готова воспринимать никакие предложения мужа по поводу их общей жизни, ей нужно было от него только одно – чтобы он выполнял поручения и подстраивался под любые ее настроения. Какие-то его потребности, кроме физиологических, она готова была разве что иногда терпеть.

Сыграло роль и то, что родители жены поддержали ее не только в заботе о ребенке (за что им честь и хвала), но и в ее тоталитарных замашках. И вот, когда мальчику было около 4-х лет, его родители, живя в одной квартире, практически перестали общаться. Но мужчина любил своего ребенка. И хотя он не придерживался тогда христианских воззрений на брак, но не видел для себя возможности уйти из семьи – именно из-за ребенка.

Он продолжал работать, а по выходным гулять с сыном. Так прошло более года, а потом эти молодые люди все-таки расстались – и это была инициатива жены. Мужчина ушел, вернулся в родной город и так попал в списки отцов, бросивших детей-инвалидов.

С точки зрения статистики он и правда является таковым. Только вот ребенка своего он не бросал. Долгие годы он ездил общаться с сыном в среднем раз в полтора месяца, иногда и чаще. Вероятно, он не сделал для своего сына многого из того, что мог. Но он любил этого ребенка и любит до сих пор.

Мать этого ребенка вышла замуж еще раз, ее новый муж оказался человеком хорошим, ответственным и принял своего пасынка. Мать стала называть при ребенке папой отчима, а реального отца ребенка во время его приездов – по имени. Отец и это проглотил, поняв, что если начнет возмущаться, едва ли выйдет что-то, кроме скандала. А он любит ребенка и хочет с ним видеться. Сейчас его сын – уже даже не подросток, но все еще не самостоятелен в бытовом плане. Отец до сих пор ездит к нему.

Повторюсь: эти три истории я рассказал вовсе не из желания кого-то выгородить, а кого-то обвинить. Думаю, чтобы действительно глубоко понять проблему, надо хотя бы на какое-то время перестать ее рассматривать сквозь призму чьей-то вины. Мы же привыкли обвинять, навешивать ярлыки и испытывать эмоции не столько от переживания реальности, сколько от наших же ярлыков. Беда распадающихся семей из групп риска часто не в эгоизме отдельных членов этих семей, а в незнании людей, на что опереться, выстраивая и укрепляя семейные отношения в новых для себя условиях.

Читайте наши статьи в Телеграме

Подписаться

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?
Exit mobile version