Сейчас в соцсетях очень много осуждающих постов в адрес тех пассажиров, которые при крушении «Суперджета» якобы мешали эвакуации, доставая с багажных полок свои вещи. Пока не очень понятно, действительно ли люди массово доставали багаж или просто некоторые из них рефлекторно взяли с собой вещи, стоявшие в ногах, и если они действительно замедлили эвакуацию, то было ли это замедление критичным.
Но почему в прессе и в соцсетях немедленно принялись осуждать тех, кто выжил? И зачем в стрессовой ситуации люди так стремятся спасти свой багаж?
Ирек Узбеков, спасатель международного класса
– Я не знаю подробностей о том, как проходила эвакуация из самолета. Но вряд ли дело было именно в попытке спасти вещи. Вспомните, сколько времени занимает выход из самолета в обычной ситуации. А теперь представьте, что пол наклонен, по потолку ползет дым и жар, мужчины и женщины кричат и визжат, все повскакивали со своих мест.
В «Суперджете» с одной стороны сидят двое, с другой – трое, а по проходу, хотя он достаточно широкий, может пройти только один, но никак не пятеро, то есть возникновение очереди на выход неминуемо.
Даже единственный упавший в проходе человек создаст серьезную преграду, а двое сделают выход непреодолимым.
Что же касается попыток спасения ручной клади, мне приходилось видеть, как при пожаре люди в состоянии психомоторного возбуждения бегают по дому, берут в руки то одни, то другие вещи, потом бросают их и хватаются за что-то еще. Если их не остановить, это продолжится, и я полагаю, что при пожарах многие именно так и погибли. Они бегали туда-сюда по горящей квартире и вдыхали ядовитый дым, хотя зачастую у них была возможность спастись.
Многие пытаются спасти и документы, потому что до сих пор бытует легенда, что, якобы, утраченный при пожаре паспорт очень трудно восстановить. На самом деле в большинстве случаев и паспорт, и другие документы восстанавливают очень быстро, а пока идет процесс восстановления, дают документы, временно их заменяющие, но мало кто об этом знает.
Бывало и так, что люди вели себя совсем нелогично с точки здравого смысла: собственное жилье при пожаре воспринимается как самое безопасное место на свете. Например, бывало, что перед тем, как вскрыть горящую квартиру, мы просили жильцов соседних квартир уйти, поясняли, что скорее всего сейчас их квартиры тоже загорятся.
И мы слышали в ответ: «Это моя собственность, я уйду, а квартира сгорит», или «У меня же тут все разворуют». Мы пытались объяснить, что сейчас в их жилье находиться очень опасно, но нам отвечали: «Да я лучше со своей квартирой сгорю, но никуда не уйду».
При этом человек до последнего не понимает, что может умереть, он осознает только некоторые внешние факторы – «мне тяжело дышать», «я обжегся», но все это не воспринимается как повод бросить вещи и спасаться.
В ЧС многие хватаются за какой-либо случайный предмет, как ребенок за любимую игрушку, которая, может быть, и не представляет никакой ценности для других, а лично для него важна. В данном случае попытка спасти вещи – всего лишь компенсация стресса, а не жадность.
Наталья Максимова, психолог
– Люди в чрезвычайной ситуации ведут себя стереотипически, и моральные аспекты здесь ни при чем. В состоянии паники у человека отключается способность мыслить. На рациональное и разумное поведение просто не хватает ресурсов, поэтому люди выполняют стереотипические, рефлекторные действия.
Когда человек хватает тот предмет, с которым он пришел, и держит его в руках, это увеличивает ощущение внутренней безопасности, отсюда и желание спасти багаж.
Для того, чтобы возникли другие стереотипы, их надо специально тренировать. Натренировать всех пассажиров на случай всех ЧС, увы, невозможно.
В обществе, где нас постоянно пичкают «геройскими» историями, очень тяжело признать, что существуют ситуации, из которых нет «хорошего» выхода, что паниковать в ЧС будут все, кто больше, кто меньше.
Реакция на стресс – это скорее вопрос везения, у кого-то «включены» рефлекторные действия, у кого-то нет. Кроме того, индивид может не растеряться, если сталкивается со стрессом один на один, но в паникующей толпе происходит так называемая реакция «коллективного заражения» массовой реакцией. Типа «Все побежали, и я побежал».
То, как общество реагирует на историю о спасении багажа, всего лишь попытка справиться со стрессом в ситуации дефицита информации и при отсутствии возможности повлиять на ситуацию.
Известие о катастрофе, которую нельзя исправить, вызывает крайне «неудобное» для психики и мозга состояние. Мозг ищет простую и максимально упрощенную причину трагедии, которая поставит все на свои места, и порой находит выход в обвинении кого-либо.
«Виноваты врачи, которые поздно приехали», «виноваты пожарные, которые плохо тушили», «виноваты пассажиры, забиравшие багаж» – это все попытки рационализировать свой ужас перед ситуацией и дать выход напряжению.
В катастрофах никогда не бывает единственной причины, это всегда длинная цепь причин, обстоятельств и трагических совпадений. Отсюда же и высказывания вроде: «Будь я там, я бы поступил по-другому, я бы спасал детей». Это попытка переиграть ситуацию, дать ей другое завершение.
Мария, свидетель катастрофы «Невского экспресса» (имя изменено по просьбе героини)
– Я сидела в купе и пила чай, и вдруг вагон тряхнуло, и горячий чай пролился мне на юбку. Потом вагон перевернулся, и запахло гарью. Люди сначала закричали, а потом замолчали, и мне почему-то стало неприятно от этой тишины.
Масштабы того, что случилось, в тот момент нам были совсем неясны, мы понимали только, что поезд сошел с рельсов. Было страшно сгореть заживо.
Проводницей была совсем юная девочка, она ничего не понимала, не знала, чем и как открыть вагон, повторяла, что ничего не видит. Все пассажиры реагировали по-разному: некоторые пытались найти свои вещи или фотографировали происходящее, а один сразу стал звонить журналистам.
Двое мужчин выламывали дверь, я пыталась найти свой телефон и паспорт, почему-то выйти без паспорта казалось невозможным.
Потом мы вылезли, увидели раскуроченные вагоны, наш вагон пострадал не очень сильно, потому что был близко к голове состава, а взрыв был ближе к хвосту.
Мы несколько часов ждали спасателей, и снова все пассажиры реагировали по-разному. Одни закатывали рукава своих чистых белых рубашек, лезли в завалы, вытаскивали пострадавших и кутали их в собственные дорогие пальто.
Другие ругались, что их задерживают, что они опаздывают на важные встречи, спрашивали, почему нельзя пересадить их на другой поезд и нельзя достать свои вещи из разрушенных вагонов. Кто-то звонил губернатору Петербурга, требовал санитарную авиацию.
Еще запомнился парень, который звонил своей девушке и извинялся, что опаздывает, он говорил, что поезд просто задерживают, она явно сердилась, но он не сказал ей ни слова о катастрофе.
Только через четыре-пять часов появились спасатели, они первым делом начали устанавливать мачту освещения, и толпа осуждала их за это. А я была внешне совершенно спокойна, я даже кому-то помогала, обо мне говорили – «Какая спокойная девочка», а на самом деле мой мозг просто не обрабатывал картину, которую я видела, и я не отдавала себе отчета в происходящем.
Но потом у меня началась истерика, которую я не могла остановить. Уже после того, как меня эвакуировали, я забыла момент катастрофы, и долгое время все воспоминания об этом были обрывочными.
Я смогла все вспомнить лишь долгое время спустя.
На следующий день я проснулась и обнаружила, что не могу пошевелиться, я ведь во время катастрофы получила серьезную травму шейного отдела позвоночника и сотрясение мозга, но из-за стресса не испытывала боли. Позвоночник потом практически пересобирали заново, еще полгода шла реабилитация.
И я хочу сказать, что вообще не надо осуждать поведение людей в чрезвычайной ситуации, говорить о нарушении ими моральных норм, о том, кто был прав или виноват, и фантазировать, как бы вы поступили на месте пострадавших. Потому что в этой ситуации нет места моральным нормам, там действуют инстинкты.
И я понимаю, что у тех, кто находился в «Суперджете», включились инстинкты, которые подсказывают – «выходя из самолета, забери свои вещи». И неизвестно, как лично вы поступили бы в такой ситуации. А тем, кто выжил в этой катастрофе, потребуются силы для того, чтобы жить дальше. Им нужна помощь, а не осуждение.
