«Отец Павел святой. Он все про тебя знал, – вспоминала Татьяна Кирилловна Седунова, которая встречалась с отцом Павлом Груздевым в доме своего брата в селе Верхне-Никульское. – Все расскажет, что думаешь. Вот он по-матерному говорил и бил меня по плечу. А я на другой раз пришла в церкву-то, он мне и говорит «Раз дала зарок Господу Богу, что больше матюгаться не будешь, значит, все. Вона как противно, некрасиво и грех большой, что матюгаешься». Что я думала, то он и высказал. И я с тех пор больше ни разу не матюгнулася, никогда. По сие время у меня этого матюга на уме нет. Батюшка меня от него отставил. Такой крутой был – что ты! И прозорливый. Вот он увидит тебя и все твое мнение знает, какая ты есть и кто ты, все скажет».
Павел Александрович Груздев, родился в деревне Большой Борок, Мологского уезда в крестьянской семье. У него было две младшие сестры: Ольга (1912) и Мария (1914). Отца забрали на войну, семья стала бедствовать, и в 1916 году Павел ушел к теткам – монахине Евстолии и инокиням Елене и Ольге в мологский Афанасьевский женский монастырь. Там он сначала пас цыплят, затем коров и лошадей, пел на клиросе. Носить подрясник восьмилетнего послушника благословил живший некоторое время в монастыре Патриарх Московский Тихон.
После закрытия монастыря 3 января 1930 года перебрался в Хутынский монастырь под Новгородом. Здесь его облачили в рясофор с благословения епископа Алексия (Симанского), будущего патриарха. Живя в монастыре, работал на судостроительной верфи, а в свободное время пел и читал на клиросе в монастыре, звонил на колокольне, следил за порядком и чистотой у раки с мощами преподобного Варлаама.
В 1932 году закрылся и этот монастырь. Инок Павел несколько лет жил на родине, работал на скотном дворе. Затем деревня попала в зону затопления Рыбинского водохранилища. В 1938 году с отцом разобрали избу, сплавили ее по Волге до Тутаева и там на левом берегу собрали. Здесь жил с семьей до 1941 года, был рабочим, ходил в леонтьевскую церковь, пел на клиросе в церковном хоре и пономарил при иеромонахе Николае (Воропанове).
13 мая 1941 года Павел Груздев вместе с несколькими другими людьми был арестован по делу архиепископа Ярославского Варлаама (Ряшенцева). Арестованных содержали в тюрьмах Ярославля. Долгое время Павел Груздев находился в одиночной камере в полной изоляции, затем в одноместную камеру из-за нехватки мест поместили 15 человек. Заключенным не хватало воздуха, поэтому они, чтобы подышать, по очереди припадали к дверной щели у пола. На допросах Павла подвергли пыткам: избивали, ломали кости и слепили глаза, он начал терять зрение.
Во время допросов следователь кричал: «Ты, Груздев, если не подохнешь здесь в тюрьме, то потом мою фамилию со страхом вспоминать будешь! Хорошо ее запомнишь — Спасский моя фамилия, следователь Спасский!» Отец Павел об этом рассказывал: «Прозорливый был, зараза, страха, правда не имею, но фамилию его не забыл, до смерти помнить буду. Все зубы мне повыбил, вот только один на развод оставил».
Все другие заключенные, проходившие по этому делу, были расстреляны, а отец Павел был приговорен к шести годам лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях с поражением прав на три года. С 1941 по 1947 год он находился в Вятлаге. Условия жизни в лагере были крайне тяжелыми: голод, холод, непосильная работа, издевательства и избиения со стороны руководства колонии.
Отец Павел рассказывал: «В самый канун Рождества обращаюсь к начальнику и говорю: «Гражданин начальник, благословите в самый день Рождества Христова мне не работать, за то я в другой день три нормы дам. Ведь я человек верующий, христианин». «Ладно, — отвечает, — благословлю». Позвал еще одного охранника, такого, как сам, а может, и больше себя. Уж били они меня, родные мои, так, не знаю сколько, и за бараком на земле лежал. Пришел в себя, как-то, как-то ползком добрался до двери, а там уж мне свои помогли и уложили на нары. После того неделю или две лежал в бараке и кровью кашлял. Приходит начальник на следующий день в барак: «Не подох еще?» С трудом рот-то открыл: «Нет, — говорю, — еще живой, гражданин начальник». «Погоди, — отвечает. — Подохнешь». Было это как раз в день Рождества Христова».
Потом Павел Груздев был назначен обходчиком узкоколейной железной дороги, по которой из тайги вывозили лес с лесоповала. В связи с этим он получил статус бесконвойного, то есть мог самостоятельно покидать зону, выходить в тайгу или посещать близлежащий поселок. Он воспользовался этим преимуществом для помощи другим заключенным. Поскольку в годы войны лагеря особенно плохо снабжали продовольствием, то положение заключенных было исключительно тяжелым. «Кто в войну не сидел, тот и лагеря не отведал» — гласила лагерная пословица. Павел спасал от голодной смерти своих товарищей. Для этого он собирал грибы и ягоды и приносил их в лагерь, отдавая часть собранного охранникам. Затем он менял грибы и ягоды в санчасти на хлеб и кормил ослабевших от голода заключенных.
Однажды Павел вытащил из петли другого заключенного — пастуха. Этот человек заснул от утомления, в результате чего его лошади забрели на железную дорогу и попали под поезд. Пастух решил покончить жизнь самоубийством и повесился, но Павел успел вынуть его из петли и привести в чувство. После этого пастуха судили, Павла, проходившего по делу свидетелем, пытались заставить оговорить подсудимого — заявить, что он, как немец, совершил диверсию. Однако подвижник решительно выступил против этой клеветы и сказал, что это была случайность. В результате пастух получил сравнительно мягкое наказание — пять лет условно, после чего он подкармливал Павла хлебом.
С окончанием войны освобожден, вернулся в Тутаев к прежней работе и занятиям, но в 1949 году по тому же делу осужден повторно и сослан на вольное поселение в Казахскую ССР на неопределенное время. Был чернорабочим в облстройконторе в Петропавловске; в свободное время исполнял обязанности уставщика и чтеца в соборе святых апостолов Петра и Павла; жил у престарелых супругов, вел их хозяйство. 20 августа 1954 года освобожден как невинно пострадавший.
По возвращении в Тутаев жил с родителями, был рабочим в Горкомстройконторе, строил дороги, благоустраивал парки и скверы, в свободное время служил чтецом, пел на клиросе и пономарил в Воскресенском соборе. Подал два прошения о рукоположении в священный сан, но ему было отказано из-за судимости. 21 января 1958 года был реабилитирован и подал новое прошение.
9 марта 1958 года в кафедральном Феодоровском соборе в Ярославле был рукоположен епископом Угличским Исаией во диакона, а 16 марта — во пресвитера. В августе 1961 года архиепископом Ярославским и Ростовским Никодимом пострижен в монашество.
Служил настоятелем церкви села Борзово Рыбинского района. С 1960 года настоятель Троицкой церкви села Верхне-Никульского Некоузского района (ранее Мологского уезда). Получил известность далеко за пределами села и даже области. Самые разные люди ехали к нему за благодатным утешением и решением жизненных вопросов.
В 1961 году был награжден епископом фиолетовой скуфьей, в 1963-м – патриархом – наперсным крестом, в 1971-м — палицей, в 1976-м — крестом с украшениями. С 1962 года – иеромонах, с 1966-го — игумен, с 1983-го — архимандрит.
С июня 1992 года по состоянию здоровья переехал в Тутаев, жил в сторожке при Воскресенском соборе, поскольку не имел никаких средств для приобретения жилья. Несмотря на полную слепоту и тяжелую болезнь, продолжал служить и проповедовать, принимать народ. Умер 13 января 1996 года. Похоронен архиепископом Ярославским и Ростовским Михеем в сослужении 38 священников и семи диаконов при большом стечении народа на Леонтьевском кладбище Тутаева рядом с родителями.
Место погребения отца Павла пользуется народным почитанием, к нему приезжают паломники из разных регионов России. На могиле старца постоянно служатся панихиды.
К архимандриту Павлу (Груздеву) относились по-разному: кто-то считал его простым и разумным деревенским мужиком, таким же, как другие, кто-то – человеком особых духовных даров.
В книге «Я люблю всех» собраны рассказы о батюшке самых разных людей – простых и ученых, старых и молодых, знавших отца Павла (Груздева) долго или встречавших лишь однажды. Мы выбрали самые яркие фрагменты, дающие представление о жизни этого удивительного подвижника.
О кормлении муравьев и о грехах, которые «кусают»
– Любовь и благодать, почивавшую на отце Павле, чувствовали не только люди, но и всякая Божия тварь. Различная живность стремилась к нему и селилась повсеместно: на кладбище, на церковном чердаке, в дровянике, на чердаке, в подполе, в батюшкиной келье, а кто в матрасах и даже складках батюшкиных мантий. Никого из них он ничем не обижал.
Животное население, окружавшее старца, было таково: кошки, которых он заводил, престарелые собаки и кошки, которые регулярно его посещали, грачи, галки, вороны, сова, филин, который жил на церковном чердаке, крыски, мышки, клопы, муравьи.
Муравейник был прислонен прямо к срубу его двора со стороны кладбища, а еще два располагались на самом погосте. Один внутри сруба часовни на месте престола старого храма. Муравьев батюшка и сам кормил и мне, бывало, скажет: «Толянко, ты возьми банку варенья полулитровую, пойди и на муравейник опрокинь, а они все разберут». Опрокинешь – муравьи варенье облепят и начнут растаскивать, радостные такие.
Удивительно, но одновременно у дедушки жили и крысы, и мыши, хотя говорят, что вместе они не живут. Кроме крыс, мышей и клопов он подкармливал всех и при этом говорил: «Хозяйство у меня большое, но бездоходное».
… по ночам клопы кусали меня нещадно. Все, кто у батюшки ночевал, – почувствовали. На негодование пострадавших он говорил: «Это грехи тебя кусают».
(Из воспоминаний Анатолия Суслова, послушника отца Павла Груздева)
О похвале
– Если старец хотел кого-то похвалить, то говорил: «Дура!» или «Дурак!» И «полудурок» – тоже хорошо. Слово «дурак» означало, что человеку открыта дорога в Царство Небесное. Дурак – это человек не от мира сего. А вот если отец Павел назовет тебя умным, то дела твои плохи. Это в его устах – ругательство похлеще матерного.
(Из воспоминаний Анатолия Суслова, послушника отца Павла Груздева)
О заключении в лагере
– О лагере отец Павел не рассказывал никаких особых ужасов. Напротив, очень тепло вспоминал о литургиях, которые заключенные-священники служили в лесу на пеньке, пользуясь благоволением конвоя. Один из батюшек умудрился во всех передрягах сохранить антиминс своего храма. Рассказывал отец Павел о китайце, который всем представлялся «Сипиона», то есть «шпион». Это было единственное русское слово, которое он знал. И о старушке, которая сидела в лагере за то, что благословляла крестным знамением идущие на фронт воинские эшелоны.
(Из воспоминаний Вячеслава Корнева, жителя поселка Борок, инженера геофизической обсерватории Института физики Земли РАН)
О чуде с горсточкой соды
– Ко времени проживания отца Павла в Тутаеве относится такая история. Приехала к батюшке за советом женщина. Они побеседовали, женщина собралась домой. Тут батюшка говорит: «Манька, ты ей соды-то насыпь». Женщина удивилась: «Батюшка, да зачем мне сода, дома для стирки у меня порошок есть». – «Молчи, дура. Манька, дай ей соду». Келейница, ничего не понимая, насыпала в кулечек и отдала женщине. «А теперь иди, а то опоздаешь», – сказал отец Павел, и женщина ушла.
Добралась она до вокзала, села в поезд, едет. Прошло какое-то время, и она слышит: «Ой, ребенку плохо, позовите врача». Нашелся врач, пришел. Видит, что у ребенка сильное отравление. Ребенок маленький, у него спазмы, он уже сознание теряет. Врач говорит: «Не довезем до станции. Нет ли у кого соды?» И тут женщина вспоминает, что у нее кулечек от отца Павла. Она его принесла, соду развели в воде, влили в рот ребенку. Его вырвало, стало лучше, он задышал. А на станции его забрала скорая.
(Из воспоминаний Сергея Хватова, который гостил в Верхне-Никульском у родственников)
О своевременном крещении
– Батюшка рассказывал мне о «жильцах» погоста: «А этого парня я в бане крестил. Жил тут у нас… выпивал. Потом пристал ко мне: «Батюшка, хочу креститься. Крести да крести». Я ему сказал: «Допреж протрезвей и приходи ко мне сухой, тогда крещу». А он мне: «Так если я каждый день пью, то что ж мне делать?» Так и тянулось несколько лет. Тут я встретил его в Борке, в бане. Подошел он ко мне и не отстает. «Я, – говорит, – сегодня совсем сухой, ничего не пил. Крести меня». Пристал, мочи нет. Тут уж мужики стали меня просить: «Что ж ты, отец Павел? Да крести его. Видишь, как просит?» Ну, я подумал: «Господи, прости. Просят за него». И крестил. Прямо в бане. Представляешь зрелище? Стоят в бане голые мужики, я с длинной бородой и совершаю над ним крещение. Он такой довольный был, радостный. А потом, родимый, вышел из бани, стал переходить дорогу, и тут на него машина наехала. Такая наша жизнь. Царствие ему Небесное. Теперь тут лежит».
(Из воспоминаний протоиерея Павла Недосекина, настоятеля храма Святой Троицы в Брюсселе)
О власти и простоте
«И ты веди себя проще, не заносись. Вон тут, в Борке, Академия наук. А чем человек умнее, тем проще и доступней. Запомни, Павёлка: если в человеке простоты нет, он себя сторонне держит перед людьми. Это значит, что он глуп и боится показать свою пустоту либо ему есть чего скрывать и живет он двойной жизнью. Так и наш брат, священник, тож. Да, еще, если встретишь обидчивого человека, запомни: он глуп, умные никогда не обижаются.
А то, бывает, рукоположат нашего брата и дадут немного власти. Как он меняется! Потом чуть ли не смысл всей жизни становится, чтобы себя повыше держать. А ведь работа наша не с праведниками, а с грешниками. Забываем мы, что это всегда борьба с грехом, с духовной грязью… а мы все тщеславимся».
(Из воспоминаний протоиерея Павла Недосекина, настоятеля храма Святой Троицы в Брюсселе)
О секретных приемах отца Павла
– Были у батюшки и свои приемы. Готовить и есть он любил руками. Если кто-то приезжал к нему, гордясь красивой и дорогой одеждой, то старец погладит по рукаву или по спине этого человека масляными руками – и одежде конец.
Не останавливал старца ни чин, ни сан. Помню, в одном богоспасаемом месте проходила трапеза. В центре за столом сидел правящий архиерей, а рядом отец Павел. Звучали заздравные речи и тому подобное. Старец, будучи старым и слабовидящим человеком, ел салат оливье и другие кушанья руками. На владыке была дорогая шелковая ряса, и батюшка, обращаясь к нему, часто трогал рукав этой рясы руками, перепачканными едой. Но владыка, к его чести, принимал это как ни в чем ни бывало.
(Из воспоминаний Анатолия Суслова, послушника отца Павла Груздева)
О молитве
– Часто отец Павел не только молился о ком-то сам, но и просил молиться прихожан. Тогда весь храм вставал на коленочки, и все просили Бога за тех, кого посетили скорби или болезни. Бывало, что всем приходом молились о священниках. А когда молился сам батюшка, то было видно, что он разговаривает со святыми как с живыми людьми. Тех, кто это видел, даже страх охватывал.
(Из воспоминаний Елены Степаненко, много лет окормлявшейся у отца Павла)
О деньгах на черный день
– Батюшка был человек бережливый и в быту очень расчетливый. Он и меня постоянно учил: «Деньги надо беречь, не транжирить попусту». Все поступающие денежные знаки отец Павел при нашем непосредственном участии разбирал по номиналам, проглаживал утюгом, перевязывал специально купленными шнурками, складывал в холщовые мешочки и убирал.
Самому отцу Павлу ничего не надо было. На себя он очень мало тратил, денег не копил. Говорил: «Не собирай на черный день, его и не будет». И еще: «Гроб деньгами не обклеишь, поэтому и не гонись за ними». А вот помочь людям, накормить, угостить он был всегда готов.
(Из воспоминаний Анатолия Суслова, послушника отца Павла Груздева)
О сельском труде
– Однажды батюшка рассказывал о том, как ездил в Москву. «Приехал, – говорил он, – а ни одной фермы, ни одного поля нет. Но пока дурачки Ваньки да Маньки есть, может, мы и поживем еще». Это о тех, кто в деревне остался и работает.
Сам отец Павел постоянно, пока были силы, трудился. Одна пожилая бабушка приехала к отцу Павлу впервые. Народа в сторожке много собралось. Батюшка принес еды, которую сам наготовил, все поели. А потом он говорит: «Утром служба, надо просфоры делать». И принялся тесто месить. А эта бабушка выглядывает из-за русской печки, посмотрит на отца Павла и воскликнет: «Батюшка! Вот так батюшка!» И так весь вечер. Она прямо в восторге была. Всякого на своем веку перевидала, а такого священника впервые видела. Но таких восторгов о себе отец Павел очень не любил и не хотел.
(Из воспоминаний Елены Степаненко, много лет окормлявшейся у отца Павла)
О том, почему не хочется быть святым
– Удивительно, что батюшка не потерял памяти до последних дней. Он помнил столько фактов, столько случаев из жизни! Мог вспомнить почти каждую монахиню в Мологском монастыре, чем занималась, что делала.
Отец Павел часто спрашивал: «Вот умру, молиться за меня будете?» Я отвечал: «Да. А ты святым будешь». – «Нет, не хочу. Ведь я тогда там за других молиться должен, а кто ж за меня молиться будет»?
(Из воспоминаний Владимира Овчинникова, жителя поселка Борок, сотрудника Института биологии внутренних вод)
О своей смерти батюшка говорил:
Родился – пригодился, а умру – от вас не уйду.
Я вас там еще лучше буду видеть.
Я умру, а вы ходите ко мне на могилку да все рассказывайте. Я ведь вас всех услышу и увижу.
Использованы фотографии из книг: Я люблю всех. Воспоминания об архимандрите Павле (Груздеве). Издательство: Отчий дом, 2023 г. и Архимандрит Павел (Груздев). Документы к биографии. Воспоминания о батюшке. Рассказы отца Павла о своей жизни. Избранные записи из дневниковых тетрадей. Издательство: Отчий дом, 2018 г.
