Немецкая баронесса Маргарете фон дер Борх, президент Санкт-Петербургской благотворительной организации «Перспективы», скончалась 7 марта 2019 года на 54-м году жизни. Вспоминают её коллеги.
Мирный боец с несправедливостью
Мария Островская, президент благотворительной организации «Перспективы»:
— В 1990-е в Европе была «мода на Россию», люди из стран Запада, в особенности из Германии, стремились помогать России и русским, радовались, что мы «сбросили иго коммунизма». В свое время иностранцы много сделали для России.
Все самые известные социальные организации России — «Ночлежка», «Солдатские матери», ЦРНО, «Родительский мост», ГАООРДИ — были организованы при участии немцев или шведов.
Я психолог, в то время работала с государственными организациями, но приходилось консультировать и негосударственные проекты. Маргарете обратилась ко мне как к консультанту, было это, кажется, в 1996 году. У нее была маленькая группа, состоящая на тот момент из шести человек, они работали в детском интернате в Павловске. В группе были Маргарете, Марина Маневская, которая тоже недавно умерла, за две недели до Маргарете, четыре немецких и один русский волонтер и русский директор.
Маргарете узнала о детском доме в Павловске благодаря парню из Германии, Доменику — он проходил у нас в России альтернативную военную службу; даже удивительно, но тогда многие так делали. Сейчас-то обязательная военная служба в Германии отменена.
Доменик работал в детской больнице. Там лежал Виталик, мальчик с ДЦП, и пока он там лечился, его мама умерла, а отец от него отказался. И ребенок «завис» в этой больнице, его было некуда выписать. Доменик привязался к нему, заботился о нем — и прикипел. И когда Виталика определили в детский дом, Доменик поехал вместе с ним. Это и был интернат № 4 в Павловске.
Доменик плохо говорил по-русски, а Маргарете изучала русский язык, в России проходила практику, — и он просто попросил ее переводить. И когда она увидела, что там происходит, судьба ее решилась.
В так называемом «лежачем» корпусе дети тихо лежали в кроватках. Это был самый большой интернат в России, на 600 человек, из 150 лежачих детей более пятидесяти ежегодно умирали.
Ситуация была катастрофическая. Маргарете говорила, что ужасно несправедливо, что человек с особенностями развития вынужден жить в таком аду. Она просто не могла мимо этого пройти, нужно было что-то делать. А что? Понятно, что нужны руки: работала одна нянечка на пятнадцать человек, воспитателей не было вообще — считалось, что эти дети необучаемы.
В те времена бытовало убеждение, что это «овощи», нужно просто кормить и лечить — и пусть себе лежат. Но когда мы стали работать с ними, поняли, что весь спектр человеческих потребностей у них присутствует. Надо нагнуться к кроватке, посмотреть ребенку в глаза — и ты понимаешь, что перед тобой человек, он нуждается во внимании, любви, самореализации, уважении — во всем, что свойственно любому человеку. Это не зависит от интеллекта.
А в то время в университетах учили, что у людей с умственной отсталостью потребности только биологические. На самом деле это стопроцентная дезинформация.
Поначалу опасались, что волонтеры принесут в интернат различные инфекции, и положение детей в результате ещё ухудшится, но оказалось наоборот: дети физически крепли, даже начинали расти в длину — в состоянии глубокой депривации у них, оказывается, замедлялся рост.
Самое удивительное в этой истории то, что Маргарете не была специалистом. Она никогда не работала в таких учреждениях в Германии.
Она просто отреагировала на эту ситуацию, и сила эмоционального отклика была такова, что запустились процессы, которые развиваются последние двадцать лет, причем не в одном этом интернате, а по всей стране: приняты новые законы, новые организационные условия.
Усилиями Маргарете в Россию приехали эксперты из Германии и многому обучали наших специалистов, но ценность заключалась в том, что никто не переносил механически на Россию опыт Запада.
Она стала собирать волонтеров и специалистов. Что можно сделать, чтобы помочь этим детям, облегчить их страдания, дать им нормальную человеческую жизнь? Маргарете вместе с нами разрабатывала методику на русской почве.
Например, в Германии просто нет таких больших социальных учреждений — на 600 человек. Что можно сделать в этой ситуации? В Германии этих детей вывозили бы в школы за территорию интерната. У нас это невозможно — никакая школа их не примет. Надо было «отжать» комнату у детского дома, оборудовать в ней учебный класс, позвать педагогов, начать заниматься. Организовали, сначала без лицензии, детский сад, школу, стали показывать на практике, что эти дети могут учиться, развиваться.
Специалисты были российские, но прошедшие специальное обучение. Мы поняли, что не надо брать наших дефектологов — у них масса стереотипов, которые мешают работе. Проще переучить обычного психолога, например. Переобучали немецкие эксперты. Мы до сих пор занимаемся обучением сотрудников.
Маргарете всегда говорила, что она не специалист, поэтому надо на все привлекать экспертов — этим она и занималась.
Почему специалисты ей верили и ехали в Россию? Она была человеком невероятного обаяния, теплоты и искренности, умела вдохновлять людей.
Маргарете могла так рассказать об этих детях, что человек понимал, что они очень важны, что им просто необходимо помочь. Она говорила о них как о страдающих личностях.
Она жила двадцать лет в России, говорила по-русски свободно, но иногда у нее были милые ошибки.
Как-то мы ходили на встречу с чиновником, он нам нахамил, и когда мы вышли из кабинета, Маргарете сказала: «У него нет никаких манеров!» Или говорила: «Всё находится под контролью».
Но, конечно, она прекрасно понимала по-русски и могла любую мысль выразить.
Она очень любила Россию, российскую культуру, ей нравились люди. Над немцами она посмеивалась — над их излишней законопослушностью, «нормативностью», желанием делать, «как правильно». Она была совершенно другой.
Вообще Маргарете в России начала работать с уличными детьми — тогда их было много, это сейчас проблема в основном решена. А потом переключилась на инвалидов. Я спрашивала её, почему она вдруг задумалась о работе в этом направлении, и она отвечала, что её поразила в свое время несправедливость.
Она жила в прекрасном мире: происходит из знатного рода, её семья известна с XII века, у них огромные земли, замок, окруженный рвом. Отношения в семье были очень теплыми.
И не только в семье. Когда к власти пришли нацисты, они хотели национализировать крупные землевладения, и фон дер Борхи раздали всё своё имущество в собственность арендаторам, так избежав национализации. И после войны все арендаторы вернули им земли, никто ничего не оставил себе — вот как к ним относились люди!
Она рассказала, что в пятнадцать лет её вдруг осенило, что не весь мир так живёт, наоборот — большинство людей живёт гораздо хуже во всех планах: и эмоционально-психологическом, и с точки зрения возможностей и достатка. И она испытала чувство вины, решила, что раз ей в жизни так повезло, она должна позаботиться о других людях.
Маргарете была бойцом, но совершенно не «бойцовым», если можно так выразиться: это было мирное завоевание, она ни с кем не конфликтовала. Это был особый, удивительный талант.
Приют бездомных иностранцев
Екатерина Таранченко, сотрудник благотворительной организации «Перспективы»:
— Я закончила юрфак, поступила работать в торгово-промышленный холдинг, вела арбитражные дела. А потом, в какой-то момент, решила, что надо всё поменять, и пошла волонтером в павловский интернат.
Заслуга Маргарете — что в такие учреждения пустили волонтеров, ведь раньше, во времена СССР, они были закрытыми, туда не пускали посторонних. Поначалу волонтеров было мало, человек пять-шесть, но в то время, когда я стала этим заниматься, их было уже много, «Перспективы» работали к тому времени и во взрослом интернате, была и программа помощи семьям, воспитывающим «особых» детей.
К тому времени работали уже человек тридцать.
Но Маргарете в свое время ввела, а потом и поддерживала традицию ежегодно приглашать волонтеров к себе на ужин — у нее была большая квартира на Фонтанке.
Было традиционное меню — спагетти с соусом и на десерт мороженое. Она спрашивала у ребят, как прошел их год, ей было интересно, как люди меняются, что с ними происходит в духовном плане. Я тоже пришла к ней по приглашению, тогда мы и познакомились.
Маргарете поздно вышла замуж, она родила ребенка, когда ей было уже 39 лет.
Её дочери Вере тогда было года три-четыре, и она позвала меня к себе в комнату, показала свои игрушки, мы устроили кукольное чаепитие, и в итоге оказалось, что весь ужин я пропустила. Часов в десять вечера мы с Верой ползали под столом, а все уже собрались расходиться. Маргарете обнаружила меня и весело сказала, что я всё время продолжаю быть волонтером — на взрослом ужине играю с детьми. Я сказала, что мне очень понравилась Вера и я бы хотела еще как-нибудь к ней прийти.
Маргарете, конечно, была постоянно занята, она делала сто миллионов дел, у Веры была русская няня. Вера, как оказалось, тоже обо мне спрашивала, и мы с Маргарете договорились, что в те дни, когда она будет занята по вечерам, я буду приходить и общаться с Верой.
Она с детства обожает лошадей, могла часами смотреть видео, где показывали лошадей. Мы играли с Верой, много говорили с Маргарете. Поскольку я тоже была волонтером, со мной происходили все те изменения, которые происходили с другими ребятами: общение с детьми, живущими в интернате, полностью меняет сознание.
Маргарете была не очень типичной немкой: они люди с четкими границами, а она была очень открытым человеком.
Когда Вера подросла, Маргарете решила, что она должна учиться в немецкой школе, тем более что муж Маргарете жил в Германии. Они с Верой уехали, но Маргарете неоднократно возвращалась — до конца жизни жила на две страны. Мы договорились, что я буду жить в её квартире: она хотела, чтобы за домом кто-то присматривал в её отсутствие и чтобы по приезде находиться рядом с близким по духу человеком, а за прошедшее время мы очень друг к другу привыкли.
Свою квартиру она называла «приют бездомных иностранцев», но там были не только иностранцы: все гости «Перспектив» (эксперты, друзья, волонтеры), кто на время приезжал в Петербург, кому было негде остановиться. Пожалуй, эта квартира была метафорой того, какой была сама Маргарете. Она всё время меняла планы, куда-то бежала… это было как-то очень по-русски, для немцев необычно.
Один рабочий, который устроился в детский дом чинить кроватки и коляски, рассказывал, что при слове «баронесса» представлял какую-то строгую, одетую в классическом стиле женщину, с которой нужно «держать дистанцию», а тут появилась Маргарете — в кожаных штанах, ярко-красном пиджаке — и так просто, по-дружески протянула руку.
Она любила «русский китч», смешение стилей, одевалась очень ярко, даже как-то по-восточному.
Болела она довольно давно, лет пять-шесть назад ей сделали первую операцию, вроде были хорошие результаты, но потом случился рецидив. После второй операции динамика была нехорошая.
Маргарете боролась за жизнь, во многом ради Веры, они были очень привязаны друг к другу. И сама она очень любила жизнь и умела жить ярко.
Но в течение последнего года состояние ухудшалось, и уже стало понятно, что вылечиться ей не удастся. Она хотела приехать на Новый год в Россию, но к тому моменту это было уже невозможно. Она быстро сгорела — в августе мы ещё вместе катались на лошадях, расчищали ипподром, она была полна сил и надежд. А оказывается, у неё оставалось всего несколько месяцев жизни.
Но всё равно… какое-то благословение в том, что у неё было время подготовиться, а у нас была возможность с ней попрощаться… Не знаю, как мы бы ощущали себя, если бы не было прощания. Это время было огромным подарком для нас.
Вере сейчас четырнадцать лет, по-русски она почти не говорит, но, думаю, это больше подростковое: она стесняется, что утеряла разговорный навык. Но, надеюсь, в память о Маргарете она будет возвращаться в Россию, в квартиру на Фонтанке, где ей всё так знакомо…
Перестаешь ощущать страх…
Мария Беркович, сотрудник благотворительной организации «Перспективы»:
— Мы познакомились в 2006 году, я училась пятом курсе факультета коррекционной педагогики, мне хотелось работать с детьми с тяжелыми нарушениями. Как-то увидела на факультете объявление, что требуются волонтеры в интернат в Павловске. Там были координаты, я написала письмо, через некоторое время мне ответили, дали телефон — это и был телефон Маргарете.
Я позвонила. Так получилось, что буквально на днях она собиралась ехать в Павловск. Она сказала: «Как удачно, давайте я вас туда довезу и всё покажу!»
Помню, как меня удивило и порадовало отношение ко мне. Я не ожидала такого радостного приема. Сразу почувствовала, что позвонила куда нужно, здесь будет дело для меня. И по её реакции было видно, что она ждёт от меня чего-то хорошего. Не было недоверия, она не задавала лишних вопросов.
После экскурсии, когда она показала комнаты, ребят, я сказала, что очень хочу работать, но не уверена, что у меня получится. Она сказала: «А я уверена, что у тебя всё получится», и это меня очень подбодрило.
Каждый, кто с нею общался, чувствовал себя особенным, она как-то умела даже за короткое время отдать человеку всё своё внимание. Человек видел, что ему рады, что к нему относятся с уважением.
Таких людей, как она, я никогда не встречала, хотя встречала и добрых, и щедрых. Я читала воспоминания о журналисте Фриде Вигдоровой, мне почему-то кажется, что чем-то они похожи с Маргарете.
У Маргарете была какая-то внутренняя цельность, невозможно было представить, чтобы она говорила одно, а думала другое, улыбалась, а за глаза говорила о человеке плохо. У неё было большое доверие к миру и людям. Очевидно, на её характер повлияло счастливое детство в любящей семье.
У Маргарете была очень развита эмпатия, она чувствовала людей — они, наверное, действительно были ей интересны. Что бы она ни говорила, даже если не очень радостные вещи, это воспринималось не так тяжело, она внушала людям надежду. И люди ей верили, понимали, что уж она-то постарается сделать всё возможное, чтобы улучшить ситуацию. Она была из тех, рядом с кем перестаешь ощущать страх.
