Из духовной семьи
Протоиерей Валентин Амфитеатров родился в 1836 году в орловском селе Высокое в семье протоиерея Николая Гавриловича Амфитеатрова. Ясно, что воспитание было соответствующим, а судьба в какой-то степени предрешена.
В 11 лет мальчик поступил в Орловскую духовную семинарию, одно из старейших образовательных учреждений России. Она ведет свою историю с 1788 года. Спустя шесть лет он попросил о переводе в Киевскую семинарию. Прошение удовлетворили, и на следующий год он эту семинарию окончил. С самыми благоприятными характеристиками: поведение весьма хорошее, прилежание усердное, способности очень хорошие.
Затем – Московская духовная академия, присвоение степени кандидата богословия и первое назначение – в Калужское духовное училище, на должность преподавателя и инспектора. Одновременно он преподает и в семинарии – всеобщую и русскую историю, а также греческий язык.
Хотелось, конечно, остаться в Москве, чтобы посещать многочисленные библиотеки. Но не нашлось нигде свободных мест. Пришлось смириться, несмотря на «невозможность иметь книги для чтения с целью образования себя».
Там же, в Калуге, в 1860 году Валентин Николаевич женился на сестре одного из своих учеников и дочери протоиерея, Елизавете Ивановне Чупровой. Атмосфера в доме у невесты была светлая, доброжелательная. Ее брат вспоминал, что росли они «в прекрасной семье… среди разумных забот родителей и простой, но достаточной обстановки маленького города».
Амфитеатров сделался частью этого семейства и ни разу не пожалел.
Правда, для этого пришлось исполнить требование отца невесты – принять священнический сан. Зять-мирянин его не устраивал категорически.
Впрочем, Амфитеатров, похоже, и сам был не против.
Молодой батюшка
Первый храм молодого батюшки – церковь Благовещения в той же Калуге. К сожалению, храм не сохранился, на его месте поставили памятник Карлу Марксу. Спустя четыре года отца Валентина перевели в город Лихвин, в Троицкий собор. Одновременно он стал благочинным и цензором проповедей. Заодно взялся преподавать Слово Божие в тамошнем уездном училище.
Но этого мало. Отца Валентина избирают судьей. Польщенный отец пишет сыну: «Благодарю Вас за добрую весточку о Вашем возрастании: Валентин Николаевич – судья. Лестно для молодого человека, но вместе и тяжело. Пошли тебе Господь мудрость… Твои уста и твое перо изрекут Суд. Дай Бог… оправдать невинность, оправдать сироту и вдовицу, утешить бедного и посрамить виновного – крепкого. Это постоянная наша молитва; не посрами ты себя на судейском твоем [месте] и пред очами Всеведущего Бога».
В 1866 году отца Валентина возводят в сан протоиерея. А затем он все-таки перебирается в Москву. Сейчас у него есть такая возможность.
Валентин Амфитеатров становится законоучителем в Московской учительской семинарии. Несколько позже – в Московском казенном реальном училище. И в 1875 году он принимает свое судьбоносное назначение.
По ходатайству митрополита Московского и Коломенского Иннокентия, отец Валентин становится священником церкви Константина и Елены в Нижнем саду Московского кремля. Второе название этого храма – «Нечаянная радость». Оно было дано по почитаемой иконе, там хранившейся.
Впрочем, сам храм особенной известностью до поры до времени не отличался. Больше того – в нем и прихода фактически не было. Первое время отец Валентин, случалось, служил в пустой церкви.
Москвичи – да и не только москвичи – пошли сюда именно после назначения отца Валентина. Здесь сформировалась одна из крупнейших московских общин.
«У подошвы Кремлевского холма»
Публицист Евгений Поселянин вспоминал: «У подошвы Кремлевского холма, со стороны Москвы-реки, у древней стены, окружающей Кремль, стоят два храма. Темно там, сыровато на этой широкой дороге, оттененной всегда стеной и холмом, и храмы были мало посещаемы. Отец Валентин доказал, что ревностный священник может привлечь молящихся и в покинутые, бесприходные храмы. Даже по будням в его храме бывало тесновато. Народ стекался к нему не только чтобы помолиться, но и чтоб открыть ему душу, излить накопившееся горе, спросить совета».
В большие православные праздники всем просто не хватало места внутри храма. Народ молился перед ним, словно перед часовней.
Личного времени у отца Валентина практически не было. Он всегда в своем храме. Каждый день служит литургию. Причащает в несколько раз чаще, чем в других приходах. Его проповедями заслушиваются. Они простые и понятные. И за душу берут.
Вот, например, что отец Валентин говорил о послушании: «Без послушания человек что дикий конь без узды: он красив и силен, но страшен и бесполезен… Что может быть приятнее юноши, когда он идет туда, куда ведет его опытная рука отца? Что может быть отраднее, когда видим дочь, слушающую со всем вниманием дружеский совет своей матери, знающей свет и тени этого мира? Как счастлива та семья, где живут люди, усвоившие себе послушание: старшие навыкли повиноваться закону Божию, закону своего государства, а младшие идут по стопам старших!»
А служба для него и вправду была высочайшим таинством. Один из современников писал: «Кроткая благообразная фигура батюшки, с большой белой бородой, слегка согнутая в плечах, – он был большого роста – за службой совершенно преображалась. Среди голубоватых волн расходившегося по алтарю ладана, лик о. Валентина приобретал вдохновенное выражение, граничившее с восторгом. Взором и мыслью отрешаясь от всего земного в предстоянии своем пред Богом, о. Валентин всей душой переживал счастье богообщения. Напряжение сил за Литургией у него было таково, что лицо его покрывалось испариной и дрожали руки. Перед выходом со св. Чашей к причастникам о. Валентин иногда должен был присесть тут же, в алтаре, чтобы успокоиться и собраться с силами».
А по окончании службы батюшка разговаривал с прихожанами – до самого позднего часа.
Историк Сергей Мельгунов вспоминал: «В Москве он слыл чуть ли не за святого. Церковь всегда была полна народа, приезда пастыря ждала толпа жаждущих его благословения. За извозчиком его бежали десятки женщин. Одним словом, это был пастырь, которому поклонялись».
Бегством за извозчиком паства, увы, не ограничивалась. Случалось, прихожане выпрягали лошадь из его коляски, впрягались в нее сами и весело везли любимого священника домой. Он, разумеется, был против, но поделать ничего не мог. Не разгонять же людей, которые тебя так искренне любят.
Святой Иоанн Кронштадтский говорил московским богомольцам: «Что вы ходите ко мне, у вас в Москве есть свой великий пастырь, отец Валентин, который лучше меня, к нему и обращайтесь».
Отец Иоанн, при всей своей бескрайней доброте, мог быть и строгим.
А отец Валентин, между тем, создавал вокруг себя своеобразную благотворительную сеть. Сначала он делал добро самостоятельно – помогал нуждающимся деньгами, кого-то устраивал на работу, кого-то пристраивал в богадельню. Потом, глядя на батюшку, тем же самым занялись и прихожане. По мере своих сил, умений и других ресурсов. Ведь этих ресурсов в действительности очень много, во много раз больше, чем кажется. Кто-то оказывал медицинскую помощь, кто-то решал юридические проблемы, кто-то обучал детей, шил одежду, ухаживал за немощными, помогал с переездом.
При церкви Константина и Елены образовалась уникальная и могущественная благотворительная структура.
Безрадостное повышение
В 1892 году отец Валентин получил очередное и очень престижное назначение. Он стал настоятелем и благочинным Архангельского собора, все в том же Московском кремле. Радости он, правда, не испытывал – жалко было покидать Константино-Еленинский храм, ставший отцу Валентину родным.
Батюшка сравнивал себя с работником, который осушил болото, очистил его, окультурил и, только стали проявляться плоды его трудов, как его с этого, уже бывшего, болота – прогнали.
Но, конечно, смирился. Тем более, многие его прихожане перешли вместе с ним.
В 1902 году отец Валентин ослеп. Еще раньше начали опухать ноги, стало сдавать сердце. Он перебрался в подмосковное Очаково, его священничество официально закончилось. Но лишь официально. Те, кто приходил в Московский кремль, начали приезжать в Очаково.
Его дочка Вера писала: «Радость и развлечение составляют молитвенные собрания, на которые он собирает своих духовных детей, и народу к нему ходит так же много, как и прежде – целый день».
Батюшка все так же исповедовал и проповедовал, а добрые дела все так же совершались.
Только раньше он писал самостоятельно, теперь же приходилось диктовать. И за последние шесть лет своей жизни надиктовал немало книг духовного характера.
* * *
Отец Валентин скончался в 1908 году. Его похоронили на Ваганьковском кладбище. Естественно, к могиле сразу начались паломничества.
До революции это считалось нормальным явлением. Но новым властям не понравилось. Большевики не придумали ничего лучше, чем разровнять могилу отца Валентина бульдозером. Но это абсолютно ни к чему не привело. Люди все так же приходили к месту захоронения любимого священника.
А святая Матрона Московская хранила его фотографию и песок с его могилы.
Церковь Константина и Елены разрушили в 1928 году. Не спасло ее и то, что это памятник архитектуры XVII века. Это был первый храм, снесенный новой властью на территории Московского кремля.
В 1970 году сгорел дом батюшки в Очакове. В огне погибла большая часть книг, которые он надиктовал. До революции ни у кого не доходили руки их издать, а после это стало невозможно.
В наши дни место захоронения протоиерея Валентина Амфитеатрова – одно из самых посещаемых мест на Ваганьковском кладбище. Он почитается как чудотворец.
