В далеком местечке Тервеничи в Ленинградской области, в Покрово-Тервеническом женском монастыре молодой священник Александр Гаврилов решил собрать вокруг себя местных ребятишек. Для этого он организовал секцию… самбо. Не жалея своего времени и сил, он почти каждый день возился с деревенскими пацанами. Почему-то ему были небезразличны эти незнакомые, неверующие, чужие дети…
Мы давно слышали о нем. Слышали, что он хочет собрать ребят, живущих в деревне около монастыря. Что ломает голову, чем же их заинтересовать. И что потом-таки придумал: стал этих ребят тренировать. Как так? Да просто – снимает рясу, надевает кимоно, – и в зал.
Импульс
Почему я стал ходить в церковь – не знаю. Может быть, верующая бабушка своими молитвами, которые с детства смутно помнил, вытянула? Зашел раз, постоял – послушал, ничего не понял, другой раз зашел… А потом случайно выяснил, что мой одноклассник Слава, который со мной еще и вместе тренируется, тоже захаживает в этот храм.
Я с детства тренировался, мне всегда это нравилось. Тогда стали открываться видеосалоны, и все мальчишки увлекались восточными единоборствами, Брюсом Ли, Чаком Норрисом. Мне было лет двенадцать, когда все это началось, и фактически я на этом вырос…
И вот стали мы с этим приятелем, Славой, ходить вместе в церковь. Как-то раз его мама нам говорит: негоже таким лбам только свечки ставить, надо помощь свою предложить! Так нас это огорошило, что мы сразу пошли в наш храм помогать.
Это была церковь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, – сейчас она стала подворьем нашего монастыря. А тогда из старого разрушенного особнячка, невесть как сохранившегося среди новостроек, под руководством настоятеля иеромонаха Лукиана (Куценко) прихожане возводили настоящий храм. Нам со Славой дали очищать подвал. Помню, прошло около месяца, сидим мы, отдыхаем, – а одна свечница, проходя мимо, улыбнулась нам и дала по конфете. Мы так обрадовались: «с нами уже как со своими! классно мы с тобой тут затусовались!» (до сих пор помню это слово). Ближе к лету отец Лукиан сказал, что будет открываться сестричество в Ленинградской области, в деревне Тервеничи, и там только женщины, а нужно, чтоб на лето были мускулы. Естественно, раз мы не можем стоять просто так со свечками, как нас мама «благословила», – то мы сразу записались в ряды добровольцев и поехали туда на неделю. Но то, что я увидел за эту неделю, перенаправило всю мою жизнь в другое русло.
Есть очень хорошее литургическое выражение: «единеми усты и единем сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое имя Твое»… Такого скопления интереснейших людей, которые жили единым сердцем и единой душой, – я никогда больше не встречал. Все были настолько интересные, неординарные и все были верующими, но самое главное, – они меня, чужого человека, приняли, и они любили меня просто так. Меня это поразило, зацепило, и я полюбил это место… Мы вернулись в город, за две недели «добили» все свои дела, а потом до конца лета снова уехали в Тервеничи. Когда я в сентябре пошел на учебу, то уже знал, что моя семья – здесь. То же самое произошло с моим другом, который вскоре ушел в армию, а потом постригся в монахи, сейчас он иеродиакон в Оптиной пустыни.
Притяжение монастыря
Ведь чем удивителен наш монастырь? Его не восстанавливали, его строили на «ровном месте». Само строительство монастыря связано с тем, что у нас были люди, которые друг друга любили, которые друг с другом дружили, которые были одной семьей. Из этих хороших отношений родилось не сестричество, как предполагалось изначально, а настоящий монастырь. Небольшая кучка людей обладала такой глубокой, качественной любовью, что это притягивало как магнитом. Находились силы, чтобы строить, и темпы были очень большие. И внутри монастырь составили те люди, которые трудились здесь. Ведь монастырь – это та же любовь, которая внутри, среди людей. А стены – лишь визуальный отголосок.
Цемент вместо лекций
Итак, я по-прежнему расчищал подвал в храме святых мучениц Веры, Надежды, Любови, но теперь это происходило среди дружеского, родного мне коллектива. Учился я тогда в Электротехническом университете, первые два курса с энтузиазмом, а потом – больше по инерции, так как все мысли мои были о Тервеничах. Помню такие ситуации: еду, чувствую, опаздываю на пару. Думаю: ну ладно, зайду в храм, посмотрю, что там у нас. Прихожу – а меня хватают: о! как здорово, что ты пришел, нужно срочно в Тервеничи отвезти КАМАЗ цемента. Ты едешь, КАМАЗ сломался, и ты две недели в Тервеничах… Вот такая пошла учеба.
Тем не менее, я хорошо успевал в университете и закончил его без троек. Сказать, что я такой умный, не могу, скорее, здесь видна помощь Бога. Помню, ребята злились, что я хожу на занятия редко, а сдаю некоторые экзамены лучше, чем они. Поэтому у меня не было много друзей в группе. Был только один, с которым я дружил, с которым тренировался. С ним тоже так интересно получилось! Когда я постоянно стал уезжать в Тервеничи, он меня пытал, – где ты пропадаешь? Он был неверующим, он и нам не верил, что можно две недели проработать денно и нощно за просто так, ради Бога. Он все время думал, что я его обманываю. И вот однажды, живя в Тервеничах на очередных каникулах, мы с Вячеславом спим, и вдруг ночной машиной приезжает этот Игорь. Для нас это был шок. Как, Игорь, который кричит направо и налево, что Бога нет, приехал в монастырь? Сам нашел наш храм, сам договорился и сам приехал! И вот он тоже две недели отработал там в поте лица и так с той зимы и остался при храме. Сейчас он алтарничает у нас на подворье… Вот так через дружбу человек обрел Бога.
Стать священником
У нас при подворье была иконописная мастерская. Там несколько студентов всевозможных художественных вузов приходили и рисовали вместе. И там я познакомился с девушкой, которая стала моей женой. К тому моменту, когда мы стали встречаться, я уже знал, что хочу посвятить свою жизнь не радиоэлектронике, а Церкви. Но сказать самому себе, что я буду священником, я тогда не решался, потому что для меня это было как стать космонавтом. Но я сразу честно сказал при знакомстве, что хочу быть при храме. И она со мной осталась.
Как-то незаметно я решил стать священником. Наверное, на это сильно повлиял отец Лукиан. Я видел его отношение к делу – бескорыстное, горящее. Сейчас он уже архимандрит, настоятель Александро-Свирского монастыря, – но все такой же. Через этого человека мне пришло понимание того дела, которым он занимается.
Вспоминаю пример из студенческой жизни. У нас была старенькая преподавательница высшей математики. Как-то я у нее спросил, а почему вы, женщина, стали математиком? Она мне ответила: действительно, я поступила сюда просто так, чтобы выйти замуж, тут парней много. Но был у нас один преподаватель высшей математики, который так преподавал, что я влюбилась не сколько в него, сколько в этот предмет… Вот и у меня получилось то же самое. Я влюбился в дело, видя вокруг себя таких людей. Окончил университет я уже с полной уверенностью, что хочу стать священником.
Из спортзала – в алтарь
Но чтобы стать священником, надо иметь военный билет. И я пошел в армию… У нас в университете была военная кафедра, но эти занятия нельзя было пропускать, а у меня часто были отлучки по две недели с работами. И я легкомысленно отказался от «военки». А когда закончил, то понял, какую ошибку совершил. Вернее, думал, что совершил. Сейчас, глядя с колокольни прожитых лет, я вижу, как прозорливо все было устроено. Потому что я смог анализировать армию изнутри, будучи верующим человеком, уже решив стать священником. Сейчас тем парням, которые ко мне приходят, я могу что-то посоветовать, потому что я во всем этом варился. Нужно ли идти в армию? Что там может быть плохого, как себя вести? На книжках я бы этого никогда не понял.
Я пошел в армию, как говорят, «на дурочка». Когда меня врачи оформляли в военкомате и слышали ответ «по своему желанию», – они с изумлением поднимали глаза и прямым текстом говорили «ты что, идиот?». Не буду же я каждому объяснять, что хочу стать священником и поэтому иду в армию… И вот сижу я в городском распределителе: Иванов, Петров – Воркута; Сидоров, Смирнов – Абакан… такие далекие города называют! И вдруг говорят: Гаврилов – а ты сейчас поедешь домой… Как домой? И действительно, нас привозят в часть внутренних войск, которая находится в трех минутах ходьбы от моего дома. Там был батальон обеспечения при курсантах. Как так получилось? Просто повезло. Накануне человек забирал «блатников» и забыл их документы. Вернулся, а ему говорят: у нас сидят четверо с высшим образованием. Ему все равно нужно было кем-то «разбавлять», он не мог весь батальон составить из чьих-то протеже. И он нас всех забрал…
Потом выяснилось, что одного из наших ребят, мастера спорта по дзюдо, взяли специально тренировать курсантов. Курсанты только вечером тренируются, а ему нужно было поддерживать боевую форму. И когда он узнал, что я тоже занимался дзюдо, он предложил мне стать его спарринг-партнером. И вытянул меня в спортзал. Это был прецедент, потому что солдаты никогда раньше не тренировались в спортзале, только курсанты.
А дальше произошла еще одна «случайность». Однажды перед соревнованиями заболел парень в весовой категории до 70. Я весил примерно 75 кг, но других кандидатов в части не было. И вот мне говорят – хочешь выступать? Сгонишь шесть кило? – Конечно, хочу, сгоню. В спорте это нормально: ты надеваешь тулупы, бегаешь-потеешь и килограмм шесть за пару дней сгорает. Я выступил на соревнованиях и занял первое место. И тренер предложил мне войти в сборную команду.
Вот так получилось, что и в армии я тренировался каждый день, а по выходным ездил на соревнования. А что это значит? Ты едешь на соревнования, они закончились – и идешь в храм. За годы своей службы я не пропустил ни одного двунадесятого праздника. Был алтарником, служа в армии, постоянно видел всех своих, приходских. Вот так Господь меня устроил.
Деревенский осадок
Когда я стал священником и мне предложили поехать в Тервеничи на постоянное служение, это была огромная радость. Хотя считается, что женский монастырь на периферии – это ссылка. И даже сейчас, когда я говорю, что служу где-то за триста километров от Питера в женском монастыре, в Лодейном поле… мне только сочувствуют. Они же не знают, что я тут свой, что я знаю всех матушек еще с тех времен, когда они были просто девушками или… бабушками, что здесь все мне родное. Конечно, я был очень рад.
Изначально при строительстве монастыря не было возможности заниматься деревней. Но когда приехал я – женатый священник со своими тремя детьми, – я понял, что хочешь ты или не хочешь, ты постоянно соприкасаешься всеми гранями с деревней. Дети играют с деревенскими ребятами, в монастыре местные работники, ты ходишь в магазин, здороваешься, все в деревне друг друга знают, смотрят – куда он идет, что он возьмет… Естественно, сразу же выплыли все основные проблемы деревни. С малого возраста люди здесь начинают выпивать. С выпивкой сопряжены все развлечения: дискотеки, катания на мотоциклах и так далее. Они не умеют по-другому веселиться, это устоявшаяся привычка.
Конечно, передо мной встал вопрос: а как мои ребята вольются в деревню? Как через несколько лет они будут учиться в школе? Ведь до сих пор, к сожалению, в народе подозрительное отношение к священнику. Наверное, хорошо проповедовать язычникам, «с чистого листа». Но когда ты несешь миссию в уже кем-то испорченную ситуацию… Ведь советская власть полностью очернила Православие. Предвзятое отношение к церковнослужителям осталось до сих пор. Есть такой анекдот. Одна семья пригласила другую семейную пару в гости. Ну, посидели. На другой день встречаются на работе, а вчерашние хозяева им говорят: «Знаете, после вашего ухода у нас куда-то пропал сервиз…» – ??? – «Потом мы, конечно, его нашли, но осадок остался»… Вот так и у нашего народа – осадок по поводу Церкви.
Тренировать – это я умею
И я понял, что нужно что-то делать. Вспомнил брошюрку, которая попалась мне в руки лет пять назад. В ней были очерки про миссионерский опыт наших современников, служащих на периферии. Мне запомнился пример одного из священников, который организовал в своем приходе секцию каких-то единоборств. Я сам бы, наверное, до этой идеи не додумался, либо она бы мне показалась неправославной. Действительно, широкое мнение относится скорее отрицательно к открытию при церкви секции рукопашного боя или самообороны. С одной стороны, в этом негативе есть доля истины. Любое восточное единоборство связано с двумя факторами: развитием силы и развитием духа. Человек, который отзанимался несколько лет развитием силы, понимает, что если он хочет добиться дальнейших результатов, он должен развивать свой дух. Наступает черед медитативных упражнений, познание дзен-буддизма, чтение Конфуция. Конечно, это невозможно для православного человека. Поэтому в этом смысле нам лучше подходят советские варианты – самбо и дзюдо – они обезрелигиожены, обезличены.
С другой стороны, в нашем, российском, Православии существуют какие-то неверные стереотипы. Вроде бы все знают, что защита отечества благословляется Церковью. Но при этом многие считают, что евангельская фраза «если тебя ударят по левой щеке, подставь правую» означает непротивления злу. Хотя смысл здесь совсем не в том, что если тебя бьют, то ты стой и ничего не делай. Наоборот, ты должен уметь защитить себя, родину, жену, детей… И сегодня при больших монастырях, таких как Троице-Сергиева Лавра, Оптина пустынь и других, существуют патриотические клубы, проводятся соревнования рукопашников. Это все нормально и это все есть. Просто люди про это мало слышали и пока не привыкли.
Конечно, можно создать традиционную воскресную школу и преподавать там основы религии. Но в деревне быть воспитанником воскресной школы – это позор. И только под нажимом родителей дети туда начинают приходить. И даже если предположить, что придут, – поверят ли они чужому дяде в рясе, который просто «выполняет свою работу»? Опыт показывает, что не всегда детям нужно сразу говорить напрямую про Бога. Тот священник из книжки понял, что надо сначала подружиться с этими ребятами. Через какое-то время он им сказал, – вы должны духовно совершенствоваться, вы должны иметь силу воли, а это происходит у нас в храме. Очень многие ребята заинтересовались этим, пошли заниматься, подружились с тренером, стали уважать его принципы. Он не принуждал их – молитесь, креститесь, – они сами, уважая его, обратились в его веру.
Пришло мое время, и я вспомнил про эту книжку. И понял, что, в принципе, могу заниматься только этим. Хор я не смогу организовать, кружок кройки и шитья – не смогу. А тренировать – умею. Это мое, я это люблю, и у меня в голове совмещаются и вера, и тренировки.
Я выбрал самбо – русское единоборство без всяких религиозных оттенков. Мое предложение администрация встретила «на ура». Нам выделили зал, дали маты, обеспечили свет, – вот так все и началось.
Сначала пришла масса маленьких. А большие стояли около окна на улице и смотрели. Потом, через пару недель, большие перетекли в зал и сидели на скамейках. А потом они втянулись в тренировку. Конечно, кто-то отсеялся, потому что не всем ведь нравится борьба. Но за этот год сформировался костяк тех, кто действительно хочет заниматься.
Я перестал быть инопланетянином
Они меня называют отец Александр, потому что, когда мы знакомились, я так и представился. Но эти ребята в церковь и не заходили, и вообще священник для них – инопланетянин, какой-то непонятный человек, который крестится там, еще чего-то странное делает… У них поначалу было ко мне большое недоверие, оно и сейчас в какой-то мере осталось. Моя задача была просто с ними подружиться. Показать им, что мы тоже люди, над нами незачем смеяться – мы такие же, только у нас другие интересы. Они до сих пор ничего о Церкви у меня не спрашивают – избегают или боятся. Но вот буквально месяц назад ребята стали заходить в храм. Они ничего там не понимают, приходят, смотрят – но ведь приходят! Местные девчонки несколько раз были на водосвятных молебнах у источника, некоторые стали петь в хоре. Кто-то из ребят попросил освятить квартиру. Это удивительно, на самом деле. Ведь в деревне все, что связано с церковью – освятить, отпеть, покрестить, – дело бабушек. Молодежь этими «обрядами» вообще не интересуется.
Деревенская логика – не городская логика. Я как думал: на двести километров мы одни, – и у меня будет зал, в котором битком набьется народу. Но такого нет. Кто-то ходит, кто-то не ходит. В какой-то момент я понял: чтобы с детьми заниматься качественно, им нужно уделять все больше и больше времени, которого просто не хватает. И снова Господь все устроил. К нам в монастырь приехал трудником парень 25 лет, Игорь Васильев, и оказалось, что он – мастер спорта по самбо… Мы стали вместе вести тренировки, и он меня здорово разгрузил.
Самое интересное, что мы пришли к результатам, которых и не ожидали. В деревне из-за пьянки постоянные драки. Но, введя тренировки, мы как бы «легализовали» все драки. Все, кто любят помахать кулаками, пришли к нам в зал. Они теперь дерутся по правилам, и они уже друг друга начинают опасаться. Потому что ты видишь, что в зал приходят люди, внешне хлипкие, – но очень техничные, и ты можешь попасться. Это в любых единоборствах, – когда человек начинает заниматься, он, как правило, не ввязывается в драки. Он становится более осторожным. Так что Тервеничи перестали ходить с синяками. Мы и не мечтали о таком!
Я делаю большую ставку на летние походы. Хочу устроить поход, допустим, до Введено-Оятского монастыря. И под этим предлогом рассказать, что такое монастырь. Может быть, у меня получится, а может быть, и нет. Я знаю, что, в конце концов, это дело Бога.
Идей-то много, ты их реализуешь, – а Господь все равно управит по-Своему. Может, сделает вообще по-другому, и у тебя возникнет совсем другая идея, не как в начале. Но если ты ничего не будешь пытаться делать – у тебя ничего и не получится. Ведь идешь дорогой проб и ошибок. Но все-таки идешь.
Священники – это слуги. Чьи?
Когда я стал священником, самое сильное, что изменилось во мне – это взгляд на священников. До принятия сана очень часто я священников осуждал. У меня в голове была некая идеальная модель, что это такой полусвятой человек, который везде ходит в подряснике, с длинной бородой, он должен день и ночь проповедовать, он должен громко и красиво служить, каждую проповедь готовить интересно и по-новому… Но когда я сам стал священником, то все мои осуждения полностью перешли на меня. Я понял, что священник, – это тоже человек, но на которого давит намного больший столб искушений…
А самое радостное впечатление, – то, что мне нравится этим заниматься. Я не представляю, как было бы по-другому, если б я не стал священником. Кем бы я был? Я рад, что я этим живу, что я устаю, но я устаю от любимого своего занятия.
Считается, что священник – это какой-то особенный человек. Но мне кажется, это неверно. Есть очень много обычных людей, которые, приходя к тебе на исповедь, изумляют глубиной своего покаяния, и ты понимаешь, что тебе до такой исповеди еще жить да жить.
Священство я всегда представляю себе так. Вот есть большое поместье. Есть Хозяин этого поместья. И у него в доме есть слуги. Одни слуги накрывают на стол, другие зовут гостей, третьи помогают им раздеться… Мне кажется, что священники – это такие слуги. Одни – миссионеры, они приглашают в дом. Другие – на приходе, у них совсем другая задача: дальше работать с этими гостями, встретить, помочь, накормить. Есть священники, которые только служат и молятся, – это те, кто накрывает на стол. Но все мы – даже до последнего садовника – все равно имеем своего Господина. И Он, к счастью, помнит каждого своего самого мелкого слугу. И мы всегда можем увидеть Его «в нерабочее время» и попросить что-то за себя или за тех людей, которым только что служили.
Недавно у митрополита Антония Сурожского я прочитал замечательную мысль про вход Господень в Иерусалим. Христос въезжает на ослице в город, и все кладут свою одежду под ноги… кому? Ослику. Ослик, с одной стороны, может возгордиться, сказать: я же не просто ослик… я ослище, которому одежду кладут под ноги богатые люди. Но Кому они на самом деле кладут одежду под ноги?.. Так вот, священник – это тот ослик. И ему можно гордиться только тем, что на него сел Сам Христос.
Вы пришли в дом к Хозяину – и мы за вами ухаживаем… Привели к столу, налили вам чай, вы поговорили с Господином – и ушли. А мы потом все убрали…
Подготовила Анна ЕРШОВА
