Публикуемые письма свт.Феофана были найдены в архивах ИРЛИ (Пушкинский дом) и опубликованы директором и главным редактором издательства ДАРЪ Георгием ГУПАЛО
Адресованы они были семейству Степана Онисимовича Бурачка, о котором следует сказать особо. «Генерал, крупный кораблестроитель, лечил людей гомеопатией (денег с бедных никогда не брал) и выпускал литературный журнал «Маяк», стоявший на твердых, в какой-то степени фундаменталистских позициях – рассказывает Георгий Михайлович. – Журнал ругал Лермонтова, доказывая читателям, что Печорин вовсе не герой нашего времени и таких пустых людишек выводить в герои не следует. Обрушивал свой гнев на Жуковского и Пушкина за их «недостаточную религиозность». Одним словом, в историю «Маяк» вошел как «реакционно-мракобесный» журнал.
«Маяк» погасил сам Бурачок, после того как вышло постановление Синода, запретившего публиковать что-либо против представителей других конфессий, живших в России. Степан Онисимович обиделся и в знак протеста закрыл журнал. Ежедневно он посещал богослужения, а если из-за его плотного рабочего графика не было времени сходить в храм, то он два часа уделял домашней молитве, находя в ней живительную силу для своих трудов.
Будущий святитель и Степан Онисимович познакомились в ту пору, когда иеромонах Феофан даже и не думал, что возглавит Санкт-Петербургскую Духовную Академию. Свои первые наброски он отправлял опытному редактору Бурачку, советовался с ним по многим вопросам, а спустя годы стал духовным наставником всего семейства. А уже после смерти Степана Онисимовича составил его небольшое жизнеописание. Дети, которых святитель именует кавалерами, стали впоследствии великими флотоводцами, Евгений Степанович дослужился до звания контр-адмирала, стал одним из первопроходцев Дальнего Востока, и потому с его именем было связано много топонимических названий во Владивостоке.
Среди найденных мною писем есть три письма, в которых святитель Феофан утешает семью Степана Онисимовича Бурачка, скорбящих о его болезни и смерти. Смерть посещает каждого из нас: мы хороним родных, близких друзей и людей, которые в той или иной степени оказали на нас влияние. Всегда, даже когда человек давно болеет и ты ждешь прихода смерти, это удар. Всегда трудно перенести час расставания, горечь потери близкого и дорогого сердцу человека. Как помочь родным и близким? Какие слова найти, чтобы утешить их боль?
Часто мы слышим формальности, которые не помогают, а иногда, наоборот, мешают отпустить полюбившуюся нам душу. Некоторые с трудом, долго и мучительно привыкают к новой жизни без любимого человека. Для них эти письма. Прочтите, какие слова нашел святитель Феофан»:
27 декабря 1876 г.
Получено 4 января 1877 года.
Милость Божия буди с Вами, Евгений Степанович!
С глубокой скорбию встретил я весть о крутой болезни Степана Онисимовича. Спаси его Господи и помилуй. Пожил бы и еще. Обаче не наша, но Божия да будет воля.
Что он так благодушен в болезни, иного и ожидать нельзя. Он всегда был преданным в руки Божии. А кто таков, тот не морщится, что бы ни пришлось встретить в жизни. Если он отошел уже, будет молитвенником о нас. Если здесь еще, здесь помолится. Всякая воля Господня да будет. Лучшее для нас никто так верно не знает, как Бог, все устрояющий. Смерть не есть особенность какая – для некоторых будто это общая дорога. Нечего по случаю ее и тужить. Умирающие домой отправляются, на родину. А мы тут остаемся на чужбине. Так если скорбеть и плакать, о себе нам надо плакать.
Умирающие о Господе поступают в лучшую сферу жизни. Если б по смерти можно было бы спросить их: хочет ли опять в это тело, чтоб побыть с нами? Ни за что не согласится. Ибо там лучше. С нами же бывать они имеют позволение. И если Степан Онисимович отошел, то он, верно, тут с вами же, и дивится, что вы так горюете. Может быть, он и сердцу вашему что-либо говорит, да за скорбью и хлопотами не слышно то.
Мы обвыкли умерших воображать в могиле мрачной и сырой, как бы они чувствовали то. А их совсем нет в могиле. Они в другом месте совсем не мрачном. Там их и воображать надо.
Когда умирает кто, что особого делается? Только то, что он вступает в новый образ существования. Но он есть так же, как и мы существуем. Следовательно, его можно представлять под видом того, кто из одной комнаты перешел в другую и запер за собою дверь и никого к себе не пускает. Он тут же, только видеть его нельзя. Дверь заперта.
Говорю все это на случай, если отошел Степан Онисимович.
Елизавете Васильевне мой привет. Господь да утешит ее. И всех красавиц. И Павла Степановича.
Всех с праздником поздравляю и с новым годом.
Благослови Вас Господи всяким благословением.
Ваш богомолец Еп. Феофан.
8 января 1877 г., четверг.
Милость Божия буди с Вами, Павел Степанович!
Упокой, Господи, душу усопшего раба Божия Стефана! Путь совершил добрый; путник радостно входит в родной дом. Плавание кончено; ненужная ладья разбита и брошена – а пловец пошел с накупленными товарами к Царю Града Великого, чтоб получить должный почет и барыши… с процентами.
А мы здесь сидим. Какая есть басня. Что Павлин с перьями своими величался пред другою птицею без перьев таких. А как пришла нужда лететь, та птица улетела, а Павлин остался на месте, только в зад посмотрел. Похоже? Степан Онисимович к Небу полетел, а мы тут сидим.
Ну что ж нам теперь – плакать или еще что? Я думаю, радоваться за нашего Степана Онисимовича. Слава Тебе Господи! Не будет уже более маяться на этой прескучной и прескудной всем Земле. Может быть, за себя поплакать надо? Не стоит. Много ли тут осталось? День, другой, и сами туда пойдем. Я всегда был той мысли, что по умершим не траур надо надевать, а праздничные наряды – не заунывные петь песни, а служить благодарный молебен. У нас все кверху ногами перевернулось.
Что останкам, – телу умершего, надо отдать некий почет, это совершенно справедливо. Но зачем у нас к этому телу обращаются как к живому лицу? Удивляться надо! У Господа все живы. И Степан Онисимович жив. Какой он там молодец, какой красавец, какой чистенький и светленький! Ежели взглянуть, засмотрелся бы… А мы, насмотревшись на тело его синеватое, глаза впалые и прочее… воображаем его таким… Этот самообман и раздирает сердце. Чтобы не раздирать сердце, надо этот обман разогнать… Потом придет в голову сырая могила… мрачная… увы! Бедный Степан Онисимович. А он в светлом месте, в состоянии полной отрады, свободный от всех связанностей – прелесть как ему хорошо!
К довершению горя думаешь: умер, не стало! А он и не думает переставать быть и так же есть, как накануне смерти; только ему хуже было, а теперь лучше. Что его не видят, это не потеря. Он бывает тут же… Отошедши быстродвижны, как мысль. Я думаю, что Степан Онисимович смотрит у меня из-за плеча, что я пишу, и верно добреет все. Потом он сейчас к Вам порхнет… и если увидит, что вы хмуритесь, покачает головою. «Вот, – скажет, – мудрецы!.. ничего не видят, и видеть не хотят!»
Пишу все сие в утешение Вам и особенно Елизавете Васильевне. Надо переработать наши представления, – и утешение будет с нами. Ну – немножко не сплакнуть и не сгрустнуть нельзя. Но силою представления /неразб./ нужно утешиться и совсем прогнать скорбь.
Матушка, Елизавета Васильевна! Степан Онисимович с вами, только иным образом. Извольте сему поверить и перестать крепко скорбеть.
Господь да утешит всех вас!.. и кавалеров с семействами
и красавиц с четками и иголками.
Прошу молитвы. Еп. Феофан.
7 февраля 1877 г.
Милость Божия буди с Вами, Евгений Степанович!
Так вот – свершилось все! Послал Бог благую кончину дорогому нашему Степану Онисимовичу. Слава Богу! Пойте благодарные молебны!
Что не успел он еще причаститься, это не может иметь влияния на ход дела его. Там преискреннее приобщится он Христа Господа, без посредства таинства. Благая надежда сия есть удел всех христиан, – паче же внимавших, к числу коих и почивший принадлежал.
Скорбеть и печалиться об отошедших Христианах Христианам не следует. Не сплакнуть нельзя; но вера и упование да услаждают слезы сии, – и превращают не в слезы горести, а в слезы утешения о Господе.
Если Ваши – скорбят, а не плачут, – это убийственно. Пусть лучше плачут. Пусть раздражают себя и гудут и слезы проливают, а этим убиваться грех. Это они от того, что думают, что Степан Онисимович незнать где, а он в лучшем месте, – и оттуда часто домой приходит. Небось и обнимает всех любимых… только те не чуют. Я этому верю.
Катехизис писать не прочь, но время не пришло. Да катехизис нельзя иначе писать, как вопросами и краткими определенными ответами. Никакой катехизис без объяснений удовлетворителен быть не может. Он есть только памятная запись. Для народа нужны беседы о вере – пространные, многословные, чтоб разными изворотами дать хоть мало понять таинства веры нашей. Так если я возьмусь когда, то возьмусь не за Катехизис, а за поучения, содержанием которых будет полное изложение веры. Теперь я занят. Нужно дотянуть толкование послания Св. Апостола Павла, – да Добротолюбие – состроить – наинужнейшее дело, и еще кое-что. Для поучений же тех надо очень от всего отрешиться.
Елизавете Васильевне, – красавицам и всем – Божие благословение. Прошу Старицу благодушествовать. Головою теперь осталась. Когда голова зачнет кружиться – и крутиться, с прочими что будет?
Будьте здоровы и благодушны. Павлу Степановичу с семейством поклон и благословение.
С постом! Желаю провести его по-христиански.
Ваш богомолец Еп. Феофан.
Святитель Феофан (Говоров) Затворник
Генерал-майор 1Степан Онисимович Бурачек,
в нравственно-религиозном отношении
Он был истинный христианин и жил по всей широте требований Святой Веры, ни в чем не отступая от нее и ни в чем себе не поблажая.
Христианство есть воссоединение нас с Богом в Господе Иисусе Христе, Спасителе нашем, благодатию Св. Духа. Потому быть с Богом не номинально, а делом – умом и чувством есть верховная черта жизни христианина. Помня сие, Степан Онисимович старался так себя держать, как Св. Пророк Давид, изрекший: «предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мне есть». Тоже и другим он внушал, когда заходила речь о том, какой лучше способ неуклонно стоять на пути заповедей и чрез все Богу угождать говоря: «ходи в присутствии Божием».
[Господь Спаситель пришел на Землю, воплотился, учил, чудодействовал, пострадал, умер на кресте, воскрес, вознесся на Небеса, воссел одесную Бога Отца, от Него послал на Апостолов Духа Святого, и с Ним через них устроил на Земле Церковь Святую, став Главою Ея, и, оградив Ее догматами, заповедями, таинствами, священнодействиями и канонами, во всем сем показал верный путь к Царствию Небесному, которое уготовал на Небесах для всех верующих в Него и любящих Его.2
Потому быть чадом Церкви, все, содержимое Ею, содержать и все учреждения ее исполнять есть неотложное дело христианина. Это видимая, деятельная сторона пребывания в Боге и хождение в присутствии Его. У Степана Онисимовича жило полное в сем убеждение, и он всегда являл себя послушным сыном Церкви.
Во всякий почти день можно было видеть его в Церкви на заутрене и обедне. В Церковь спешил он изливать душу свою пред Богом, внимая заповеди Царственного Молитвенника, рекшего: «в Церквах благословите Господа Бога», и уверению Св. Златоуста, что «можно помолиться и дома, но так не помолишься, как в Церкви». Когда же не имел он возможности быть в церкви, дома молился и очень долго (часов до двух)3.
По сему убеждению и побуждению во все посты четыре большие благоговейно говел он, со всем семейством, исповедывался и причащался Св. Христовых Таин: что и доселе исполняется его семейством; обычно это и для других семейств на Васильевском острове – не по его ли примеру4.
Соблюдаемы были у них посты в среду и пятницу, и в другие дни, по уставу Церкви. Неопустительно имели в доме у него место церковные молитвования, в известное время бывающие. Особенно замечательно – молитвования – под Новый год, в полночь. Это благоговейное сретенье Нового года. Исполняемы были и все другие молитвования церковные, положенные на разные потребы житейского быта. Праздники праздновали по духу Церкви; тоже дни рождения и соименины Святого всех семейных; поминовение всех усопших родных и знакомых. В доме, в каждой комнате, в более видном угле видится икона, или просто /неразб./ с лампадкою; по стенам Священные картины. Так что и он сам и его семейство поминутно встречали что-нибудь церковное в напоминание о непрерывном живом союзе с Церковью. В основе такого образа действования лежало убеждение в высоком значении Церкви и всего церковного. Он говаривал: что атмосфера для жизни тварей земных, то Св. Церковь для духовной жизни христиан. Атмосфера содержит тончайшие силы и стихии, необходимые для возбуждения, укрепления и плодоносия жизни растительности привычной; а Св. Церковь содержит благодатные силы для возбуждения, укрепления и совершенствования духовной жизни христиан. Господь – глава Церкви. Божественные силы, исходя от него, наполняют (или исполняют) всю Церковь и проникают во все церковное. Касающиеся сего церковного в духе веры приемлют и силу Божию, проникающую его. Вот почему он не чуждался ничего церковного, как бы оно ни было незначительно. Св. Церковь объемлет нас, как атмосфера, светит и греет.
Под такими небесными влияниями и совне и изнутри, созрел и нравственный его строй, в котором сияли высшие христианские добродетели, Самим Спасителем указанные, как наследницы Царствия Божия, в Его слове о блаженствах.
Он был смирен, духом сокрушен, кроток, правдолюбив, милостив, чист сердцем, миролюбив и миротворен, благодушно терпелив и обрадован упованием спасения вечного. Особенной чертою его в сем отношении была неопустительная власть над собою5: он был полный владыка своих мыслей, чувств и расположений и даже внешних обстоятельств и сношений, поколику они зависели от него, все же от него не зависящее принимал с покорностью воле Божией. От всего сего в совокупности наслаждался внутренним миром, никогда не оставлявшем его, поддерживаем будучи хождением перед Богом.
Как глубоко и всесторонне видел он Христианство и в самом себе и в его осуществлении в частных лицах и в целых обществах и, особенно, как оно светится в Святой Церкви Божией, – это всякий может увидеть в «Маяке», журнале его издания. Сей же журнал свидетельствует о том, как дорога была для него Христианская истина Православная. Ревность по сей истине заставила его и издавать сей журнал. Цель журнала была провесть по всем наукам христианские начала и ввести их в жизнь семейную, гражданскую и государственную, умственную, духовную, художественную, торговую, служебную, военную. В «Маяке» своем он постраивал духовный маяк, – указатель подводных камней и мелей в умствованиях и устроениях частных дел и целой жизни каждого с означением, какого направления держаться должно желающим безбедно переплыть мятущееся море жизни сей.
Он разоблачал в своем журнале лживые направления нашей литературы и воздвигал крепкий оплот против наплыва к нам западных заблуждений, указывая начальное их зарождение в появлении Папства, развитие – в усвоении под влиянием его языческих начал чрез изучение классиков, плодоносие – в возрождении наук6, или в воцарении языческих начал в умствованиях, в жизни, в художествах и во всем. Отсюда лютеранство с дружиною его, далее философщина, – это жерло всякой лжи, совсем омрачившей Запад.
Любившие Христианскую истину и желающие узнать ее, изучали ее при помощи «Маяка», но у Степана Онисимовича было еще особого рода учительство в сем отношении – собрания единомысленных по вечерам у него или у другого кого из таковых.
Тут шел обмен задушевных мыслей и убеждений, происходило решение вопросов и порождение их, разгоняемы были сомнения, разъяснялись недоумения. Всякий таким образом богатился истиною, без труда и особых напряжений умственных.
Этим путем у Степана Онисимовича образовалось много учеников всякого звания и чина, из коих многие и доселе пребывают в том, чему научились от него. Есть между ними и государственные люди, есть духовные отцы, настоятели монастырей и даже архиерей7.
Нельзя опустить без внимания еще одной статьи из деятельности Степана Онисимовича, продолжавшейся не один год и стоившей немалых трудов и забот – именно его лечение преимущественно простого народа по гомеопатическому методу8. Уврачеванных им следует считать не десятками и сотнями, а десятками и сотнями тысяч. Сколько между ними было таких, от лечения которых отказывались врачи аллопаты!!! За это народ прозвал его доктором. Он болел душою о народе, страждущем и не находящем путей к облегчению. Эта чета болезнования о народе есть свидетель искренней его любви к братиям своим и по крови и по вере.
Примечания Святителя Феофана.
1 С 1869 года был произведен в генерал-лейтенанты и умер состоя на службеНазад.
2 Это мысли Степана Онисимовича, которые желающий не раз может встретить в «Маяке»Назад.
3Когда-то я приехал, Варенька маленькая сказала: «Папенька два часа молился утром»Назад.
4М.б. это неуместноНазад.
5 Если найдете удобным, в сноске напишите, как он отвыкал от табаконюхания… держа всегда табакерку перед глазами и дома и в людяхНазад.
6Следует уточнить, что Степан Онисимович любил, знал и пропагандировал точные и естественные науки. В философии он отрицал и боролся с теми школами, которые подрывали идеи христианства и высокие моральные принципы человечестваНазад.
7Видимо, подразумевается сам Святитель или Архиепископ Таврический Гурий (Прим. составителя)Назад.
8За лечение и лекарства плата не бралась. Больных Степан Онисимович принимал у себя домаНазад.
