Лена: про паспорт СССР и доктора Лизу
Истории, подобные этой, теперь случаются значительно реже. Срок жизни московского бездомного недолог, в среднем 5-7 лет, и за прошедшие годы тема соотечественников отошла на второй план перед темой мигрантов и их количества. Но для конца 2000-х история была очень характерна.
Лена – дочь военного, ребенок от смешанного брака азербайджанца и армянки. Когда в 90-е с новой силой вспыхнул конфликт между Азербайджаном и Арменией, она решила перебраться в Россию. На руках у нее остался паспорт СССР, до 2004 года он был действителен, но случился казус: азербайджанского гражданства женщина в свое время не получила, прав на российское не приобрела.
В Москве Лена работала на рынке и познакомилась с мужчиной. Он предложил ей жить вместе. Гражданский муж был значительно старше, и когда стал сдавать, Лена ухаживала за ним, так они и прожили 10 лет.
Муж периодически обещал, что пропишет Лену, и что квартира после его смерти достанется ей. Когда он умер, появились его родственники, из квартиры пришлось уйти. Так Лена оказалась на улице.
К тому времени у нее уже был метастазирующий рак. Началось с рака молочной железы, еще при жизни мужа Лена лежала в больнице, и ей делали операцию. Потом начался рак желудка, затем метастазы добрались до позвоночника.
Женщину мучили нестерпимые боли, которые надо было купировать. Встал вопрос о том, как поместить ее в хоспис – Московского многопрофильного Центра паллиативной помощи тогда еще не было.
Документами Лены занимался фонд «Справедливая помощь» и лично Елизавета Глинка. Женщине удалось оформить «паспорт негражданина», такой документ выдают людям, у которых нет гражданства ни одного государства. Все время, пока оформляли документы, она жила в католическом приюте сестер матери Терезы, потом лежала в больнице.
Выписали Лену из больницы под выходные прямо в подвал фонда «Справедливая помощь». По счастью, удалось оперативно договориться о направлении ее в третий хоспис в Бутово. В хосписе она прожила около месяца.
В разговорах с работниками фонда ослепительно красивая женщина рассуждала, что, может быть, и хорошо, что у нее нет детей, потому что в ее жизни ни разу не было достойного мужчины. Лена умерла, совсем немного не дожив до пятидесяти.
Койки есть, но не для всех
Москва, пожалуй, один из самых благополучных городов России с точки зрения устройства паллиативной помощи. Паллиативные отделения есть в одиннадцати московских больницах:
– онкологическое – в 40-й больнице,
– для пациентов с различными заболеваниями – в Больнице имени братьев Бахрушиных,
– для пожилых пациентов с дефицитом самоухода – в Больнице имени В.В. Виноградова,
– в ЦКБ Управления делами Президента РФ,
– в ГКБ им. О.М.Филатова,
– в Боткинской больнице,
– в Федеральном медицинском биофизическом центра имени А.И. Бурназяна,
– в Клинической больнице №4 Московского государственного медицинского университета имени И.М.Сеченова,
– в ГКБ № 51,
– ГКБ №56,
– в Больнице святителя Алексия.
Кроме того, с 2015 года в столице функционирует Московский многопрофильный центр паллиативной помощи (ЦПП), филиалами которого являются восемь хосписов. Еще есть выездная паллиативная служба. Правда, все это – на 12,6 миллионов человек одних только москвичей. Бездомные же чаще бывают приезжими. Но сложности начинаются не поэтому.
Проблема в том, что в Москве нет практики прямых переводов при оказании паллиативной помощи взрослым. Проще говоря, из соматического отделения больницы человека, в большинстве случаев, выписывают домой, он становится на учет в выездной службе паллиативной помощи и ждет, когда освободится койка в паллиативном отделении подходящего профиля.
Правда, если состояние острое, и есть медицинские показания к госпитализации в хоспис, ее осуществляют в кратчайшие сроки. Очередь может быть на койки сестринского ухода, туда попадают люди в менее остром состоянии, в том числе для социальной передышки: госпитализации, скорее всего, придется ждать.
На практике, как рассказывает руководитель проекта «Горячая линия» фонда помощи хосписам «Вера» Наталия Зуева, в особо тяжелых случаях прямой перевод организуется «в ручном режиме»: «Так бывает, когда больница длительное время сотрудничает с паллиативным учреждением или отделением».
«И главное, когда в больнице есть неравнодушные, просвещенные врачи и соцработники. Кто еще вступится за бездомного одинокого человека?»
В абсолютном большинстве паллиативных отделений больниц «на входе» у пациента спросят паспорт и заключение о том, что больной нуждается только в паллиативной помощи, из поликлиники по месту жительства. В некоторых больницах (например, ГКБ № 56) просят также результаты свежих анализов и заключение психиатра о том, что пациента можно помещать в общее отделение.
Еще потребуются паспорта родственников или законных представителей. Согласно официальному порядку получения паллиативной помощи такие дополнительные документы не требуются, но некоторые учреждения их просят.
«Их можно понять, основания этому есть, – говорит Татьяна Кравченко. – Если человек психически нездоров и при этом достаточно хорошо себя чувствует, чтобы передвигаться, его нахождение в больнице небезопасно: он может навредить себе и другим».
В любом случае, для бездомного такой пакет документов точно недоступен.
Чаще всего бездомных в Москве госпитализируют в ЦПП и его филиалы – хосписы. По уверению главного внештатного специалиста по паллиативной помощи города Москвы Татьяны Кравченко, положить туда могут даже человека, у которого нет паспорта. Препятствием станет только полное отсутствие медицинских заключений:
«Если к нам обращается человек вообще без медицинских документов, такого пациента мы взять не сможем. Необходимо, чтобы врач – специалист специализированного стационара или поликлиники – определил, что пациент паллиативный.
Такое заключение может выписать и врач федеральной клиники, и даже врач частной клиники, если форма заключения соответствует требованиям 605-го приказа департамента здравоохранения г. Москвы. Нужны документы с подтверждением онкологического диагноза и заключение онколога о том, что данному пациенту необходимо только симптоматическое лечение или решение врачебной комиссии для пациентов с соматической патологией (например, с декомпенсацией органной патологии, тяжелыми последствиями острого нарушения мозгового кровообращения, тяжелыми последствиями перенесенной травмы)».
Заключение о том, что пациенту требуется исключительно поддерживающая терапия, в случае с бездомным чаще всего дают медицинские стационары, но в отдельных случаях это может сделать и врач паллиативной службы.
Татьяна Кравченко: «Если у пациента запущенный онкологический процесс с такой локализацией опухоли, которая видна (например, рак молочной железы с распадом, рак гортаноглотки или процесс с поражением периферических лимфоузлов с распадом), ситуация однозначна. Наш врач выезжает к таким пациентам, осматривает их, определяет, что это пациент паллиативный.
Дальше мы, либо стационар, в котором находится пациент, оформляем запрос в департамент здравоохранения города Москвы, и пациента переводят в ЦПП или в один из его филиалов – в хоспис».
Отсутствие паспорта помещению в хоспис не препятствует.
«Если у пациента нет паспорта, – объясняет Татьяна Кравченко. – Мы пишем в департамент, что у человека отсутствуют документы, есть только медицинская выписка. Если департамент дает нам разрешение, мы такого пациента берем. Но, как правило, это – пациенты в тяжелом запущенном состоянии, и департамент нам не отказывает».
При этом основная задача ЦПП или хосписа – позаботиться о бездомном как пациенте: купировать боль, обработать раны, перевязать опухоль. Установлением личности, восстановлением гражданских документов бездомного будет, по мере сил, заниматься социальная служба ЦПП, либо кураторы из благотворительных организаций.
Разумеется, при поступлении человека помоют и переоденут, так что окружающие пациенты даже не догадаются, что рядом с ними лежит бездомный.
Срок нахождения в хосписе определяется состоянием пациента и показаниями: если показания социальные (так называемая социальная передышка), то человека могут госпитализировать на срок до 30 дней в году; если показания чисто медицинские, пациент лежит в учреждении столько, сколько нужно: его избавляют от тягостных симптомов, подбирают схему обезболивания и, если состояние стабилизировалось, выписывают обратно домой, под контроль выездной службы.
А куда выписывать бездомного? Нетранспортабельного, умирающего пациента на улицу никто не выкинет. По словам Татьяны Кравченко, проблемы выписки «домой» тех, у кого нет дома, и не стоит, потому что такие люди попадают в хоспис уже в терминальной стадии заболевания и вскоре умирают. В 2018 году через паллиативные учреждения Москвы прошли несколько десятков бездомных.
Дмитрий: Нижний Тагил – монастырь – ЦПП – мама
Восстанавливать сведения о жизни людей с улицы – дело нелегкое.
О Дмитрии известно, что приехал он в Москву из Нижнего Тагила в 1986 году. Привезла его землячка, ее семья жила уже в Москве в коммунальной квартире, и срочно надо было получить освободившуюся комнату соседки. Самый верный способ – выйти замуж и прописать мужа.
В браке родился сын, но семейное счастье оказалось недолгим. После развода Дмитрий просто ушел и никогда не претендовал на раздел имущества и жилплощадь. Работал он всегда «руками», какое-то время занимался ремонтом машин. Работа была «серая», так что, когда пропал паспорт, восстанавливать его мужчина особо не торопился, тем более, что для подтверждения личности пришлось бы беспокоить бывшую супругу и слать запросы на родину.
Потом был еще один брак, «гражданский». И отсутствие паспорта вроде бы даже послужило предлогом не оформлять отношения официально. В конце концов, когда Дмитрий все-таки начал хлопотать о документах, выяснилось, что по его паспорту давным-давно похоронен другой человек.
Теперь нужно было не просто устанавливать личность, но опровергать факт признания умершим через суд. И простодушный человек опять махнул рукой…
В это же время резко сошло на нет здоровье, появилась опухоль на шее, вначале небольшая. Мужчина слабел и не мог работать, как раньше. Вместе с работой исчезла и возможность снимать жилье.
Знающие люди посоветовали Дмитрию обратиться…в монастырь. Дескать, там и приютят, и вымолят. На какое-то время его действительно приняли в обители, где он выполнял посильную работу. Жизнь в монастыре означала кров, регулярное питание, размеренный распорядок. Дмитрию казалось, что здесь ему и впрямь становится легче. Опухоль на шее, тем временем, росла.
Когда она выросла до гигантских размеров, и начались сильнейшие приступы боли, в монастыре сказали: «Больше мы держать вас не можем, езжайте в больницу и удаляйте свою шишку», – и мужчина снова оказался на улице.
К счастью, больной в столь тяжелом состоянии был замечен и стал подопечным «Дома друзей». Благодаря этому человека без документов удалось оперативно устроить в Центр паллиативной помощи.
«Плюс благотворительных организаций в том, что они могут выйти на паллиативные службы напрямую. Однако все подобные устройства происходят исключительно «в ручном режиме», во многом благодаря тому, что руководители давно и близко знакомы между собой», – рассказывает директор центра «Дом друзей» Лана Журкина.
При соблюдении обычного порядка сначала надо было бы установить личность Дмитрия через суд, в буквальном смысле восстановить его среди живых, получить паспорт, полис ОМС, прикрепиться к поликлинике и получить направление на обследование.
Это нереальный путь для человека, у которого опухоль уже в стадии распада. В порыве отчаяния Дмитрий выбросил выписки из больницы, куда его доставляли несколько раз по скорой помощи.
Его привозили в отделение, осматривали, делали перевязку, анализ крови и выписывали через два-три дня. Только в одной больнице сделали биопсию. Но точно так же выписали через несколько дней. И получить помощь самостоятельно он был уже не в состоянии.
Лана Журкина: «Подтверждение, что Дмитрия берут, мы получили уже вечером, ждали его несколько часов.
Все это время человек с огромной опухолью пластом лежал у нас в подвале. А я боялась только одного – что в ЦПП скажут: «Койки нет – звоните завтра».
Тогда мне пришлось бы беспомощного человека отправлять на ночь на улицу. К счастью, койка нашлась».
В центре Дмитрий пролежал одиннадцать дней. За сутки до смерти к нему успела приехать срочно вызванная из Нижнего Тагила мама, которой в «Доме друзей» собрали деньги на билет. Многие годы при любой возможности мужчина звонил ей и рассказывал о жизни в Москве, о работе. Сожалел, правда, что в гости принять не может, потому что комната у него маленькая. Своего жилья ко времени этих разговоров у него давно уже не было.
«Вопрос в том, какие люди вообще попадают на улицу»
Чаще всего бездомные просто не лечатся.
Формально препятствий для получения обычной медицинской помощи у бездомных граждан России нет. Можно получить новый полис ОМС (в филиале страховой компании, которые часто работают при поликлиниках, или в центре «Мои документы») и записываться к врачам на общих основаниях. Вот только не все об этом знают, в поликлинике, скорее всего, будут совсем не рады видеть не слишком чистого обитателя улицы. Да и не всякий бездомный осилит квест «прийти к определенному часу, чтобы получить бумагу, чтобы потом записываться к врачу и вновь приходить к определенному часу».
И есть одно условие: для всех этих манипуляций нужен паспорт и номер СНИЛС, а для иностранцев или людей без гражданства – вид на жительство со штампом о регистрации или отметка о разрешении на временное проживание в РФ в документе, удостоверяющем личность.
Паспорта на улице почти всегда пропадают быстро. Ведь украденный или потерянный паспорт – лакомая добыча для всякого рода мошенников: с помощью такого документа можно открыть фирму-однодневку или взять кредит, который потом не надо будет отдавать. Еще проблема в том, какие именно люди чаще всего оказываются на улице.
«Человек оказывается на улице не просто так, – рассказывает Лана Журкина. – Чаще всего на улицу попадают те, кто болен, у кого плохие отношения с родственниками.
Среди бездомных много людей, переживших насилие. На улицу не попадают просто потому, что пьют, но, прежде всего потому, что не умеют вписаться в окружающий мир, не могут восстановиться после тяжелых событий в жизни, не имеют внутреннего ресурса жить «как все»».
А еще на московских улицах часто оказываются те, кто ехал в столицу на заработки.
Лана Журкина: «Иногда бездомные – это люди из провинции, которые никогда не видели больших денег, не пробовали соблазнов большого города. В глубинке зачастую не понимают, что Москва – это другая планета. В Москве все – нравы, социальные отношения, социальные лестницы – устроено иначе, чем в любом другом месте. Москва – жесткий город. А на рынке очень много недобросовестных работодателей.
Например, сейчас у меня есть подопечный. Он с бригадой приехал работать в Сколково на отделку жилого комплекса. Они проработали три дня, и им сказали: «Извините, ребята, денег нет». Причем потом выяснилось, что и предыдущей бригаде тоже не заплатили. Сейчас собрали новую, которой также не собираются платить.
Но вернуться в какую-нибудь деревню из Москвы без денег – это неудача, о которой тебе будут напоминать до конца жизни. Люди этого очень боятся, поэтому пытаются зацепиться.
Они тусуются на вокзалах, кому-то удается заработать, кому-то нет. Так человек социально полезный, активный, порядочный опускается незаметно для себя.
Сначала ты заглушаешь алкоголем стыд, потому что спать на лавке в трезвом виде стыдно. Потом пьешь, чтобы не стыдно было просить. Потом ты уже грязный, и от тебя воняет, но, когда пьешь, тебя это не очень-то и волнует. А потом без выпивки ты уже не можешь».
Еще один бич бездомных, помимо алкоголя, депривация сна. По ночам, особенно зимой, бездомные вынуждены двигаться, чтобы не замерзнуть. Пока единственное место в Москве, куда можно официально устроиться на ночь, – это Центр социальной адаптации (ГКУ ЦСА им.Е.П.Глинки) в Люблино и его отделения.
ЦСА многие бездомные не любят и за казенное отношение между собой презрительно называют «Иловайкой», по основному зданию на Иловайской улице. Ночлег предоставляется не во всех отделениях Центра, а только в приемном и в пункте оказания срочной социальной помощи (это две палатки с системой обогрева).
Социальный работник ЦСА Ирина рассказывает, что на Иловайке кормят, дают горячий чай и 1-2 раза в день организуют просмотр фильмов и другие мероприятия. «Частично именно эти услуги мешают бездомным обращаться в приемное отделение, – объясняет она. – Срабатывает принцип «нас и здесь неплохо кормят»».
Но и на Иловайку примут не всех, в холода там просто не хватает мест. Можно, конечно, снимать койку в хостеле, но для этого нужны деньги и паспорт. Итог: бездомные, пытающиеся отоспаться днем в метро или в помещениях, люди с абсолютно смещенным, перевернутым сознанием.
Лана Журкина: «У бездомного снижается уровень критичности к себе, но при этом повышается – к окружающим. Люди становятся подозрительными, часто предпочитают не заполнять никаких бумаг, оставляют о себе недостоверные данные даже в анкетах благотворительных служб. А еще всеми силами стараются не попадать на фото.
Возможно, на ком-то из них на родине висят кредиты, кто-то может быть в розыске, но большинство просто боится, что об их положении узнают знакомые и родственники.
Бездомные живут в своем ритме, они уже не умеют расставлять приоритеты, отличать важные дела от неважных. Этот навык формируется годами и разрушается на улице за полгода. Любое пустяковое дело кажется бездомному важнее получения документов и лечения».
Неудивительно поэтому, что чаще всего люди попадают в больницы в самом запущенном состоянии, ведь, по закону, больному в остром состоянии скорая не может отказать в госпитализации. В паллиативные отделения, впрочем, бездомные стремятся попасть только в одном случае: если при запущенной онкологии необходимы сильные обезболивающие.
По словам Татьяны Кравченко, центры социальной адаптации могут обеспечить пациенту анальгин, либо кеторол, а если человеку нужен трамадол, либо сильные опиоиды, это – хосписный пациент.
Правда, у ЦСА есть отработанный механизм взаимодействия с Центром паллиативной помощи: врачи приезжают по отправленной заявке. Если бы еще бездомные своевременно обращались за помощью…
И, конечно, когда речь идет о пациентах, которые проживут еще достаточно долго, благотворительные службы пытаются найти родственников и отправить бездомного на дожитие не в хоспис, а в семью.
А иногда, по словам Ланы Журкиной, люди просто уходят в лес, как звери: «Спросишь: «Вот такой с вами был, где он?» Отвечают: «Ушел в лес»».
Замкнутый круг лекарственного обеспечения
Отделение интенсивной терапии в Московской инфекционной больнице №2 на Соколиной горе официально паллиативным не считается, хотя здесь и работает сестринская служба паллиативной помощи. В паллиативных отделениях нет лечения основного заболевания, тогда как во Второй инфекционной очень активно лечат всех пациентов.
Но у отделения существует жесткая специализация по диагнозу, ВИЧ. Вообще, как только у любого поступившего в московскую больницу проба на ВИЧ дает положительный результат, его тут же переводят во Вторую инфекционную. Исключение составляют пациенты с ВИЧ, которым нужно вылечить сопутствующие заболевания, например, урологические.
Ольга Егорова, руководитель Ресурсного центра и службы паллиативной помощи ВИЧ-инфицированным Свято-Димитриевского сестричества: «Среди тех пациентов, которые здесь лежат, бездомных бывает не менее трети. Это просто бездомные, а еще трудовые мигранты и люди, освободившиеся из мест заключения. У кого-то из них ВИЧ выявляют впервые, а многие о своем диагнозе знают, но не лечатся.
Нередко бездомные с ВИЧ не лечатся, пока не упадут. Тогда с улицы их забирает скорая и привозит сюда. Как правило, к этому моменту у человека бывает множество сопутствующих заболеваний – пневмоцистная пневмония, кожные высыпания, менингиты, энцефалиты, плохо ходят ноги. От момента заражения до первого попадания в больницу может пройти лет пять».
Впрочем, часто пациенты с ВИЧ не лечатся не по собственной вине. Положенную при этом заболевании антиретровирусную терапию в России выдают бесплатно, по социальным рецептам, но для этого нужно иметь постоянную регистрацию. Вышедшие из тюрем нередко остаются без прописки, получить терапию в Москве они не могут.
Чиновники заявляют: «Езжайте по месту жительства, становитесь на учет там». Но в маленькие города больные ВИЧ предпочитают не возвращаться. Кто-то опасается травли, других совсем не рады видеть родственники, жилье третьих давно продано.
В итоге, как ни парадоксально, единственная возможность лечиться для таких людей – попасть в Инфекционную больницу по скорой.
Иногда пациенты возвращаются во Вторую больницу по третьему-пятому разу. Вылечили – улучшился – выписали – через полтора месяца скорая привезла назад с «нулевыми клетками», терапии-то не было. Замкнутый круг.
При этом около 60% пациентов с ВИЧ больны туберкулезом, атипичными пневмониями, неврологическими заболеваниями, умирают они чаще всего именно от этого.
Ольга Егорова: «Своего специализированного паллиативного отделения больные с ВИЧ в Москве сейчас не имеют. На моей памяти был случай, когда пациент с ВИЧ лежал в паллиативном отделении пятнадцатой больницы (ныне больница имени О.М. Филатова). Сейчас наших пациентов принимает Центр паллиативной помощи в Москве».
Антон: сюжет без терапии
Антон (имя изменено) попал во 2-ю больницу в 2017 году, ему было лет тридцать. Был он выпускником рязанского детдома. Свою квартиру, которую ему выделили как сироте, быстро продал, чтобы жить на эти деньги, затем перебрался в Москву к другу. Подрабатывал на разовых работах, на заработок время от времени покупал памперсы и возил в родной детдом.
ВИЧ Антон, скорее всего, заразился от друга. Вообще в России ВИЧ давно перестал быть «болезнью наркоманов»; половым путем эту инфекцию получают до половины всех заразившихся, в том числе ничего не подозревающие супруги. В гомосексуальной среде процент заразившихся половым путем еще выше.
В отделении интенсивной терапии Антон попал уже с крайне низкими показателями крови, потому что не получал никакой терапии несколько лет. Впрочем, для здешнего отделения сами по себе низкие показатели – не повод ужасаться; иногда здесь поднимают на ноги больных, казавшихся безнадежными.
За время, пока Антон лежал в отделении, сестры милосердия списались с воспитателями детдома в Рязани. Те несколько раз приезжали навестить воспитанника и пообещали после выписки забрать Антона к себе, найти для него возможность получать терапию.
Однако общее состояние Антона было слишком тяжелым. Еще до больницы парень похудел, у него развился энцефалит. В итоге Антон умер. Его похоронами занимались специально приехавшие в Москву воспитатели. Похоронили Антона в Рязани.
А что происходит не в Москве?
Ситуация с паллиативной помощью бездомным за пределами столицы, увы, намного острее.
Ольга Осетрова, главный врач самарского хосписа: «Для бездомных нет четкого и понятного механизма и алгоритмов оказания паллиативной помощи. Мое личное впечатление, что эти люди, в основном, умирают в больницах, куда попадают с улицы, в крайне тяжелом состоянии. И их просто не успевают куда-либо перевести».
Нередко бездомные попадают в больницы без документов. И тогда восстановлением бумаг, запросами по последнему месту проживания, подключением городской администрации, начинает заниматься руководство больниц.
Так это происходит, например, в Костромской области. В Самарской области документы для некоторых пациентов удается оформить персоналу отделений паллиативной помощи и сестринского ухода, куда бездомных пациентов переводят после оказания помощи неотложной.
Положение мигрантов гораздо хуже.
Ольга Осетрова: «В нашей выездной патронажной службе время от времени наблюдаются люди с домом, но без гражданства, полиса, паспорта РФ и вида на жительство. В подавляющем большинстве это граждане Средней Азии. Сотрудники хосписа помогают им как волонтеры, в свободное от основной работы время».
Бездомный в очень тяжелом состоянии: что делать
Итак, вы встретили на улице очень тяжело больного человека. Что делать?
Прежде всего, разумеется, нужно поговорить с ним самим. Некоторые бездомные имеют опыт неудачного обращения в больницы, откуда их отправляли «лечиться амбулаторно по месту жительства». Стоит ли удивляться, что предложению вызвать скорую они доверяют не слишком.
В Москве алгоритм действий такой: если не уверены, что можете успешно позаботиться о человеке сами, вызывайте государственную службу «Социальный патруль» из центра на Иловайской 8 (499) 357-01-80, 8 (495) 720-15-08.
Туда, куда не доедет государственная служба (например, за МКАД), с 10:00 до 18:00 может добраться социальный патруль службы «Милосердие»: +7 (495) 764-49-11. По этому же телефону вам расскажут, как действовать, чтобы оказать бездомному экстренную помощь.
Медицинскую помощь на улице оказывает «Дом друзей»: 8 (925) 865-21-77. Правда, патруль «Дома» ездит по собственным постоянным точкам, или же за лекарствами человеку придется самостоятельно ехать в их подвал (офис, он же склад) возле станции метро Авиамоторная (улица Авиамоторная 20/17); но будет полезно, если в этой службе узнают о нем, а он – о ней.
Фонд «Справедливая помощь Доктора Лизы» раздает бездомным одежду и лекарства на Павелецком вокзале по средам.
Если человек действительно очень плох, он трезвый и согласен ехать в больницу, вызывайте скорую. При наличии показаний к госпитализации скорая заберет даже человека в подпитии, но не просто пьяного, которого надо «прокапать».
Имейте в виду, на вызовы: «Ой, он пьяненький, ему плохо, пускай врачи разберутся» – медики реагируют с обоснованным раздражением. Помощью при алкогольном опьянении (кроме алкогольной комы) в Москве занимаются строго платные наркологические службы.
К сожалению, уже несколько лет как в московские больницы нельзя лечь «самотеком», просто придя в приемное отделение. Даже для того, чтобы доставить в тубдиспансер человека с открытой (заразной) формой туберкулеза, помогающие организации вынуждены были довозить больного буквально под окна диспансера и оттуда вызывать скорую, которая и препровождала его в «ближайший профильный стационар».
Вызывать скорую стоит, если состояние человека действительно тяжелое. Если врачи приехали, осмотрели больного и решили, что его состояние требует госпитализации, уточните у них номер бригады и номер больницы, куда они повезут больного. Скажите, что вам хотелось бы завтра навестить человека в больнице.
Правда, стопроцентной уверенности, что больного действительно госпитализируют, такой прием не дает, в приемном покое пациента будет еще раз осматривать другой врач.
Если есть подозрение, что состояние больного паллиативное (например, человек уже лечился от рака, а потом уехал в Москву на заработки и теперь понимает, что у него запущенный рецидив), можно позвонить в Координационный центр
по оказанию паллиативной помощи в Москве +7(499) 940 19-48.
Различные государственные и благотворительные службы, помогающие бездомным, существуют во многих городах России.
Например, в Санкт-Петербурге это пятнадцать государственных домов ночного пребывания (нужен паспорт с последней регистрацией в Санкт-Петербурге) и благотворительная организация «Ночлежка», имеющая собственный ночной приют на сорок мест и три ночных пункта обогрева в зимнее время. В пунктах обогрева «Ночлежки» посетителей осмотрит фельдшер. Государственный здравпункт для бездомных, в том числе без документов, существует при Санкт-Петербургской больнице им. Боткина.
В нескольких регионах (Саратов, Волгоград, Омск, Барнаул и др.) помощь бездомным оказывает католический благотворительный центр «Каритас». В Волгограде есть благотворительный фонд «Соборникъ». В Москве с бездомными активно работают «Друзья Общины святого Эгидия». Есть «Ангар спасения» службы «Милосердие» с возможностью дневного пребывания, едой, прачечной, душем, там тоже выдают медикаменты. А в инструкции службы «Милосердие» можно узнать, какие НКО в Москве так или иначе помогают бездомным. Большой справочник социального работника в 2017 году выпустил БФ «Помощник и покровитель».
Организации, работающие с бездомными в конкретном регионе, проще искать поисковым запросом.
Однако абсолютное большинство благотворителей оказывает социальную и материальную, а не медицинскую помощь, так что для перевода больного в паллиативное отделение, скорее всего, понадобится совместная помощь медиков и волонтеров. Последние займутся восстановлением документов человека, пока он будет лежать в больнице, куда попадет по скорой.
