Читается отрывок о событиях, происходивших в среду утром в Иерусалимском храме, когда ко Христу приводят некоторых из язычников, и Господь говорит: «Пришел час прославиться Сыну Человеческому». Его слава вышла за пределы Израиля, избранного народа.
Слава Господа становится всемирной. И в этот же момент слава Господа является с Небес, с небес гремит гром, и в нем Сам Господь и его ученики слышат голос Бога Отца: «И прославил, и еще прославлю». (Ин. 12:17–50). А народ ничего не услышал; для него это был просто гром. Так была явлена Слава Господа с небес и в мире. Это отрывок о небесной, надмирной и одновременно всемирной славе Господа.
Страстная среда, вечер: кто есть кто
Илья Красовицкий, старший преподаватель кафедры практического богословия ПСТГУ:
– Вечером в среду читается знаменательное место о помазании Господа миром. О том, как жена грешница помазала миром Его главу и Его ноги и отерла своими волосами. Ученики стали негодовать: «…к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим» (Мф. 26:8–9). Однако Христос остановил учеников: «возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению» (Мф. 26:12). То есть помазание миром было предсказанием о смерти Христовой и Его погребении.
Здесь же говорится об Иуде. Очень кратко. Но сопоставление очевидно. С одной стороны, грешная женщина, которая хочет сделать для Него хоть что-то, выразить свою любовь и печаль. С другой – Иуда, предатель, который пошел к фарисеям и договорился предать им Христа. Эти два человека, два их действия противопоставлены друг другу.
Христос говорит в Евангелии: «Не мир я пришел принести, но меч».
Кого-то Христос, Его приход в мир и Его действия в нем приводят к желанию отказа от греха, надежде и жизни, а в ком-то открывают упорство во зле, вполне сознательное противление добру.
Но так или иначе все мы находимся между этими двумя полюсами: любовью и предательством, иудиным окаянством, как поется в службе страстной Среды.
Ведь нет ничего труднее настоящего, искреннего сердечного покаяния – видеть себя грешником и призывать Бога на помощь, без всяких расчетов на себя, свои силы.
За что прощена грешница?
Ольга Седакова, филолог, поэт:
– Во всех четырех евангельских повествованиях (Мф. 26:6–13; Мк. 14:3–9; Лк. 7:36–50; Ин. 7:1–8) женщина, омывающая ноги Христу, не произносит ни слова. Повествования расходятся во многих деталях, но в этом – в полном молчании безымянной женщины (у Матфея и Марка), или грешницы (у Луки), или Марии, сестры Лазаря (у Иоанна), или Марии-Магдалины (по толкованию Григория Богослова) – все они совпадают.
Она ничего не говорит Спасителю. Она молчит и тогда, когда другие (хозяин дома, или ученики, или Иуда) осуждают ее поступок.
В этом есть великий реализм: в состоянии крайней самоотдачи человек молчит. Не испытывает никакой потребности оправдаться, что-то уточнить, доказать. Так же молчала Мария, сестра Лазаря, сидя у ног Христа и не отвечала на укор Марфы.
Песнопения Страстной среды описывают грешницу, пришедшую помазать ноги Христу, как «жену злосмрадную и оскверненную» (сопоставляя «смрад» блудного греха с благовониями, которые она принесла: благовоние же – постоянный символ бессмертия). В песнопениях преобладают темы горестного покаяния («отчаянная жития ради» – впавшая в отчаяние из-за собственной жизни) и чудесного отпущения греха.
В Евангелии у Марка и у Матфея сразу же после этого эпизода помазания Христа миром Иуда идет договариваться с первосвященниками.
Блудница и Иуда – «герои» этого литургического дня: они противопоставлены как любовь и предательство;
полная открытость – и лживость, благодарность и чудовищная неблагодарность; крайняя щедрость и алчность; прощение грехов и впадение в самый тяжкий грех; выход из «ночи блуда» и впадение во тьму; надежда и отчаяние. В конце концов, они противопоставлены как «путь жизни» – и «путь смерти».
О женщине, принесшей миро, сказано: «Где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, будет сказано в память ея и о том, что она сделала» (Мк. 14,9; Мф 26,9).
Больше никому во всех четырех Евангелиях такой памяти не обещано. Это заставляет нас надолго задуматься над тем, что же значит то, «что она сделала».
Борис Пастернак (точнее, его героиня Симушка из «Доктора Живаго»), рассуждая о стихире Страстной среды «Иже во многие грехи впадшая жена» авторства св. Кассии, где и отражен эпизод помазания Христа миром женщиной-грешницей, о словах: «Грехов моих множества, и судеб Твоих бездны кто изследит?» – говорит:
«Какая короткость, какое равенство Бога и жизни, Бога и личности, Бога и женщины!» Ты – и я, Твое – и мое: они рядом, при всей несоизмеримости и невероятности такого общения.
Ведь все начинается с того, что Магдалина «ощутила», что перед ней – Бог и Творец. Она же – не просто «тварь», но изгой среди людей, «по справедливости ненавидимый».
Но от прикосновения ко Христу Магдалина вдруг становится способной проснуться от греха и вернуть себе невинность, потому что в ней сохранилась эта способность полной самоотдачи – и потому, что в своей глубине она любит одно: Христа.
В многовековой традиции образ Магдалины часто смешивался с другой великой кающейся грешницей, человеком совсем другой эпохи: с Марией Египетской. Это смешение отразилось в том, как обыкновенно изображают Магдалину художники: в позе одинокого покаяния.
Но именно сравнение с подвигом Марии Египетской открывает абсолютную уникальность покаяния Магдалины: здесь разрешение от грехов происходит мгновенно, без каких-либо практик самоистязания и аскезы, в одном порыве служения и самоотдачи – и главное, не наедине в пустыни или перед образом (иконой), а в присутствии Христа, в прямом соприкосновении с Ним».
Об этих днях Страстной седмицы праведный Иоанн Кронштадтский говорил: «Докажите, что и вы умеете отвечать на любовь – любовью, что вы – истинные христиане и из любви к Христу можете побдеть с Ним, т. е. пободрствовать над своим сердцем, хоть несколько часов, в которые Он один пил за нас чашу гнева небесного…»
