В войну просится в армию, в гонения – в священники
Потомственный дворянин, известный историк, юрист, помощник обер-секретаря Владимир Лозина-Лозинский в детстве много слышал о своих родителях-врачах, особенно о рано умершей матери, одной из первых женщин в России, получивших медицинское образование. Она ухаживала за больными тифом, в земской больнице заразилась и умерла.
Отец женился второй раз. У Владимира было много братьев и сестер. Семья была дружной, новая мама – доброй и ласковой. Жили в Санкт-Петербурге. Владимир получил разностороннее образование: гимназия Императорского общества, юридический факультет Университета, археологический институт.
По отзывам знакомых, отличался чуткостью, особенным тактом, добротой и бескорыстием, вот только здоровье имел слабое. Рос очень эмоциональным, порой казался «не от мира сего».
В 25 лет Владимир – уже чиновник в Сенате. В Первую мировую он просится в армию, но он не подходит по здоровью. Тогда Владимир поступает в Общество российского красного креста, где организует доставку раненых по госпиталям: многие жизни зависели от скорости получения врачебной помощи. Помогают воспоминания о матери.
В 1917 жизнь резко меняется. Семья Лозина-Лозинских дружила с последним духовником царской семьи, отцом Александром Васильевым. В 1918 году отца Александра вместе с причтом храма расстреляли у Владимира на глазах. Через некоторое время после казни Владимир объявил семье, что собирается стать священником. Родственники отговаривали всеми силами, плакали и просили… Владимир утешал родных, но решение не изменил, и в 1920-м году принял сан.
Уже в 1924 году его арестовали по делу «Спасское братство». В тюрьме у о. Владимира произошел нервный приступ, и родным удалось выхлопотать для него нужные справки об освобождении. В 1925 году вместе с 34 обвиняемыми о. Владимира снова арестовали и приговорили к расстрелу. В вину ставили служение панихид о царской семье. В последний момент приговор сменили на десятилетнюю ссылку в Соловецкий концлагерь.
«Мы свой надмирный город строим»
Сохранились воспоминания очевидцев о том, как отбывал священник свой срок на Соловках и какое производил впечатление на людей: «Батюшка со всеми был приветлив, ласков, любил шутку, острое словцо. Его аристократизм не исчезал даже тогда, когда он отвешивал вонючую воблу в продовольственном ларьке, разносил посылки или мыл управленческие уборные. Но врожденный такт и, главное, глубокое уважение ко всякому человеку сглаживали внешние различия с окружающими.
Он был так воздушно-светел, так легко-добр, что, кажется, являлся воплощением безгрешной чистоты, которую ничто не может запятнать.
Он и в Соловки попал по своей доброте, потому, что не мог отказать в просьбе: его друзья, бывшие воспитанники царскосельского лицея, просили отслужить панихиду по убиенному Николаю II, – он отслужил и вместе же с воспитанниками попал в Соловки».
На Соловках отец Владимир тайно совершал богослужения. А еще писал стихи. О Соловецком монастыре:
«Но здесь теперь уж не найдешь
Напевов нежных колоколен,
И словно тайно тяжко болен
Спит монастырь, как старый дож…
Расстрелянному архиепископу Иллариону (Троицкому), тоже узнику Соловков:
«Над этим полным страха строем,
Где грех, и ложь, и суета –
Мы свой надмирный город строим,
Наш мир под знаменем креста.
Настанет день, и час расплаты.
За годы крови и тревог,
Когда-то на земле распятый,
На землю снова снидет Бог.
С крестом как символом спасения,
Он воззовет и рай и ад:
И, се, расторгнутся каменья,
Се, бездны тайны возвестят.
Полярные растают льдины,
Погаснет солнце навсегда,
И первозданные глубины
Откроет каждая звезда.
Тогда из тьмы времен сметенных
В последнем ужасе угроз,
Восстанут души убиенных
За имя вечное – Христос.
И Бог страдавший, Бог распятый,
Он примет подвиг их земной:
Его посол шестокрылатый
Их позовет своей трубой.
И в град Грядущего, ликуя,
Они войдут, как в некий храм,
И вознесется «Аллилуия»
Навстречу бурям и громам.
Тогда, о Боже, к смерти, к ранам,
Ко всей их скорби мировой,
Теперь Тобою осиянным,
Мы, люди, бросимся гурьбой,
Твоя любовь есть бесконечность;
И ради их, нас не кляня,
Ты, Господи, введешь нас в вечность
Невечереющего дня».
Заявление на Пасху
Перед Пасхой 1926 года лагерное начальство приказало всем, кто хочет идти на богослужение, написать заявление. Не все, кто хотел, согласились, зная, что потом будут наказаны. Отец Владимир заявление написал. Разве он мог пропустить Пасху:
«Бодрый и необыкновенно сильный духом, он живет, как подвижник, святой Божий человек, забывая о себе и своей плоти исключительно для ближнего своего и для любви к страждущим, – писали о нем современники. – Нельзя не удивляться и не преклоняться перед такой силой духа при совершенно истощенном и слабом организме».
На Соловках о. Владимир пробыл пять лет. В заключении его навещали родные. Им даже удалось добиться смягчения приговора: в 1928 году последние пять лет лагеря заменили ссылкой в Сибирь.
В 1933 году отец Владимир вернулся в родной Санкт-Петербург, но вынужден был покинуть город из-за отказа в прописке. Тогда он уехал в Новгород, и последние годы своей жизни служил там.
На свободе отец Владимир пробыл не более трех лет и снова был арестован вместе с группой прихожан, как и его друг, о. Александр Васильев.
Стоит отметить, что эмоционально хрупкий с детства, подверженный нервным приступам, он единственный из всех обвиняемых вместе с ним по одному делу своей вины не признал и не оклеветал других.
И единственный из всех был расстрелян 26 декабря 1937 года.
Место захоронения о. Владимира до сих пор неизвестно. Прославлен в лике святых Русской Православной Церковью в 2000 году.
Литература и источники:
Карпычева Л.А. Новомученик протоиерей Владимир Лозина-Лозинский. Журнал «Санкт-Петербургские епархиальные ведомости», №21-22. 2000.
Андреев Г. (Г.А. Хомяков). Соловецкие острова. // «Север» (Петрозаводск, «Карелия»), 1990, № 9.
Лозина-Лозинский В., протоиерей. Из соловецких тетрадей / вступ. ст. и подг. текстов Ф. О. Стукалова // Уч. зап. Рос. православного ун-та ап. Иоанна Богослова. — Вып. 1. — М., 1995.
