Уважаемые коллеги, я немножко поменяю выступающих, поскольку поступила просьба протоиерея Дмитрия Смирнова председателя синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями в связи с тем, что он должен уйти. Его тема «Ювенальная технология. Взгляд изнутри». Пожалуйста, вам 5 минут.
Прот. Димитрий Смирнов Спасибо большое. Те обращения и в органы заботы о наших детях, и вообще то, что происходит в обществе, они связаны и это нужно обязательно проанализировать с очень глубокой озабоченностью, вот чем. И почему для многих ювенальная юстиция стала таким жупелом.
Понятно, что когда мы говорим, автомобиль – это есть источник повышенной опасности или говорим, телевизор – это зло, мы не имеем в виду гениальные изобретения человечества, а имеем в виду реальное воздействие на нас. И вот также и здесь. В силу того, что я думаю, вряд ли много найдется людей у нас в стране, которые весьма довольны нашим судебным производством и, вообще, все, что творится внутри и вокруг. И ювенальная юстиция это такой же инструмент и очень важно не сам этот инструмент, а в чьих руках он находится, как скальпель может быть оружием преступления и кухонный нож, так и может быть, его использовать как для приготовления обеда или сделать человеку нужную ему операцию.
Что беспокоит? Беспокоит, что действительно возникает некий крен, этот крен он антологический, потому что выделяется и она есть, эта проблема детей-правонарушителей, их забота об их физическом и духовном состоянии как бы в отдельную проблему. И в результате этого возникает некий дополнительный фактор разрушения в семье.
И вот дело вот в чем, что в нашем обществе и вообще в Европе, к сожалению, утрачено понятие о семье, как о высшей ценности, потому что семья это есть человек и так Богом и создан человек, как семья. А взгляд на человека, как на индивидуума со своими правами, там обязанностями, он, к сожалению, вытесняет вот это главное понятие. И у каждого человека, у меня в том числе есть там десятки фактов, когда вместо того, чтобы помочь и эта помощь была бы минимальна семье, она разрушается, дети переходят в другую семью, приемную и возникают трагедии, о которых чиновнику, который это совершил, вообще нет никакого дела, к сожалению. Почему? Потому что идет формальный юридический подход. Вот есть набор каких-то таких претензий, результатом которых должно бы стать то-то и то-то, к сожалению.
И еще. Ведь я надеюсь, что несмотря на то, что мы занимаемся такой локальной проблемой, как ювенальная юстиция, все-таки наше желание какое? Ну, во-первых, чтобы дети были счастливы, чтобы они была достойными гражданами, чтобы они не попали в тюрьму, чтобы они, ну, как-то имели какую-то заботу и опеку. И вот если исходить из этого, то тогда, конечно, нужно, во-первых, подумать о том, какова должна быть профилактика этих вещей, и насилие над детьми, и их преступность. Потому что преступность детей связана с неблагополучием, всё сводится к формуле, что ребенок недополучил любви. Я в силу того, что занимаюсь и тюрьмами тоже, очень близко, и я прекрасно вижу, что некоторые из наших детей впервые любовь встречаются к себе от взрослых – это в Можайской колонии, например. У них там условия лучше, чем дома или где-то, где они пребывали до этого, пока не совершили правонарушение.
Но и ещё очень важная вещь. У нас же совершенно в стране нет системы послетюремной реабилитации. Поэтому ребенок, обучившийся в тюрьме технологиям не ювенальным, а преступным, он тут же становится рецидивистом.
И ещё есть проблема государства. Ведь у нас наша система детских домов, она в большей степени готовит преступников, нежели граждан общества, способных вполне действовать в социальной жизни. Поэтому если взять процент, что 40 процентов выпускников детских домов сразу оказываются в тюрьме, остальные 40 или 50 процентов ещё в течение пяти лет. Социализируются только 10 процентов при миллиардных затратах бюджета. И об этом не думают. Эта проблема, я считаю, она более важная, чем внедрение ювенальной юстиции.
Поэтому повторюсь. Ювенальная юстиция – это всего лишь технология. И нужно, чтобы и в голове, и в сердце каждого человека, который частично берет эти технологии для того, чтобы использовать на благо детей, была презумпция сохранения и поддержки семьи. Почему? Потому что никакие апельсины в холодильнике, а я знаю, я на одном суде шесть часов отсидел, и главным аргументом, чтобы детей отнять у мамы, которая не пьет и работает, было отсутствие апельсинов в холодильнике. Это было единственное посещение её дома опекой. И хотя её лишили частично, ей с тех пор ни разу не дали увидеться с детьми. Это тоже относится к технологии. Это относится к тому, в чьих руках это, а часто людей совершенно безжалостных и бессовестных. И вот мы когда, мы, обыватели, сталкиваемся с нашей государственной системой, мы очень часто встречаемся с бессовестностью и безжалостностью. Поэтому выражаем глубокие опасения, как бы создание нового инструмента не послужило ещё большему угнетению людей в результате этих технологий.
Я знаком с этими технологиями, и многие действительно могут действовать на благо. И действительно у нас и детская преступность, действительно при таком ужасном алкоголизме нашего населения тут может быть что угодно. Мы даже видим, что милиционеры под влиянием алкоголя начали уже совершать такие преступления. Это как бы общая болезнь нашего народа. Но возражения против ювенальных технологий исходят не от того, что люди противодействуют самим по себе этим технологиям, как, опять же, возвращаясь к началу. Говоря, что телевизор – это зло, мы против того, что владельцы телевидения показывают там, именно контент, вот, что важно. Поэтому и здесь. Вот опасения, которые высказал Святейший Патриарх, они уходят именно в эту главную проблему.
Поэтому, не создав систему, именно систему профилактики, потом неформальную, и, не создав систему реабилитации, мы не сможем решить нашу проблему, которой мы все, как родители, как граждане озабочены, даже если создадим ювенальные технологии. Спасибо вам за вашу…
Председательствующий. Спасибо большое, 9 минут. Мы услышали откровенное, совершенно другое мнение по поводу ювенальной юстиции. Но я бы хотела, уважаемые коллеги, всем, кто будем выступать, напомнить о том, что мы как раз говорим о детях, которые совершили правонарушения, и о том, как судебная наша машина нашего государства решает их судьбу и, конечно, потом реабилитацию.
Мы сегодня не говорим ни о семьях, которые в трудной жизненной позиции находятся, мы не говорим о том, что разучает, почему и как. Мы сегодня говорим о факте свершимся, что у нас совершены детьми преступления. Не против детей мы ведём сегодня разговор, о том, что мы ведь знаем, сколько преступлений против детей совершается взрослыми, и мы эту тему тоже не поднимаем, потому что она не тема сегодняшних наших парламентских слушаний, а мы говорим как раз о детях, которые совершили правонарушение или преступление.
Как их защитить? В самом начале говорил сегодня Уполномоченный по правам человека, говорила Елена Борисовна. И эта тема нас сегодня волнует. Как можно сегодня рассматривать в судах, больших судах, когда идёт громадный вал производства, как можно по-другому как-то отнестись к ребёнку, у которого вся жизнь ещё впереди. Эта тема главная, а не то, что почему у матери отняли детей, не то, что у нас много других проблем. И, конечно, если мы будем все неравнодушны, то половину этих проблем можно снять без помощи государства. Без помощи государства. Мы просто сами проходим мимо и не стараемся ничем помочь, считая, что к нам это не имеет никакого отношения.
