Редко кто не сталкивался с разговорами бабушек и дедушек на темы кладбищ и похорон. Почему это так важно для пожилых людей самого разного возраста? Ведь кто-то начинает говорить об этом уже в 50, а кто-то в 90.
Страшно? Разберитесь в себе
Люди, с которыми их пожилые родственники заговаривают о смерти, нередко считают, что это манипуляция, чтобы добиться повышенного внимания к себе. Кто-то считает, что бабушка таким образом лоббировала ремонт в квартире: мол, умру, все на поминки придут, а у нас такое разорение. Кто-то приводит примеры явного шантажа: «Мне недолго осталось жить, выйди уже замуж за Петю». И почти каждый жалуется, что эти разговоры неприятны, раздражают и пугают.
«Если человеку некомфортно говорить о чем-то, может быть, он сам боится смерти. Или боится потерять того человека, который начал этот разговор. Или, может быть, он потерял кого-то из близких и пока не готов думать на эту тему», — говорит Марина Бялик, клинический социальный работник, координатор международных проектов благотворительного фонда помощи людям с боковым амиотрофическим склерозом «Живи сейчас».
Выяснение причины страха — первый шаг к тому, чтобы научиться его преодолевать.
«То, что молодых пугает эта тема, – проблема молодых. Они должны сами перестать бояться смерти, или хотя бы понять, что для стариков смерть не так страшна, как для них. Для молодых смерть не вовремя, как наказание. Для старых она может быть желанной», — согласен Александр Галицкий, российский и израильский художник, который уже много лет занимается арт-терапией с жителями домов престарелых.
Если ваш близкий человек постоянно к какой-то теме возвращается, значит, она его сильно тревожит и ему нужно об этом говорить. «Нужно решить, готовы ли вы говорить о том, что вам трудно, но важно для мамы или бабушки, преодолеть себя ради другого и услышать его. Или это настолько тяжело, что вы не готовы говорить вообще. Мы думаем в первую очередь о своей реакции на ситуацию, это мешает нам услышать близкого», — говорит Марина Бялик.
Зачем бабушке это надо?
Причины повторяющихся разговоров о смерти могут быть разными. «Может быть, человек боится, что его бросят, или что будет больно и страшно умирать, или хочет что-то оставить или завещать своим близким. Может быть, он хочет что-то важное сказать. Может, бабушка хочет показать в шкафу пакет с вещами, отложенными на похороны, или скопила деньги на этот день и хочет об этом поговорить», — перечисляет Марина Бялик.
Человек может беспокоиться о том, что обременяет своих близких, и они занимаются уходом за ним вместо того, чтобы уделять время детям или карьере. Или волноваться, что на него вынуждены тратить деньги.
А может быть, если пожилой человек живет самостоятельно, он уже боится оставаться один и таким образом просит, чтобы его взяли к себе.
«Как ты загорел! – Да каждый день на кладбище хожу»
«Надо настроить себя, что мы в одной лодке. Мы тоже не вечны, наше здоровье временно, и хотя у нас есть какая-то фора, нет гарантий, что мы проживём дольше. С этим настроением и надо общаться», — говорит Александр Галицкий. Не имеется в виду, что на старте разговора следует запугать себя.
Неплохо позаимствовать у пожилых людей принятие неизбежности смерти.
Александр наблюдает, что его престарелые «студенты» склонны говорить о смерти как довольно обыденной вещи и даже шутить. Вполне возможен диалог в духе «Как ты загорел! — Да, каждый день на кладбище хожу — друзей провожаю». Ни разу он не слышал, чтобы они прерывали друг друга из-за того, что этот разговор для них тяжел.
«Зато я слышал, как они буднично перечисляли тех, кто «перестал ходить на кружок хорового пения», — а все эти люди умерли. Они просто заговорили о кружке – и о смерти».
«Когда мы были с братом еще в начальной школе, мы с бабушкой почему-то заговорили о смерти, и она была очень огорчена. Я сказала ей не волноваться: если она умрет, то мы найдем источник живой воды и ее оживим. Не могу сказать, что я была искренна и сама верила в источник живой воды. Но я помню, что почему-то ее это очень поддержало», — вспоминает Марина Бялик.
Дайте возможность поговрить о том, что тревожит
Порой пожилому человеку достаточно, чтобы его по-настоящему выслушали, показали, что понимают причины его беспокойства. Вы не сможете эти причины отменить — но можете назвать вслух и этим успокоить собеседника.
Марина Бялик рекомендует слушать через вопросы: почему ты говоришь об этом, хочешь ли сказать мне что-то, чего я не знаю, как ты представляешь себе свою смерть. Хочешь ли ты, чтобы это произошло постепенно или внезапно. Не опасаешься ли ты, что у тебя тяжелая болезнь, не тоскуешь ли от одиночества.
Открытые вопросы дают возможность человеку рассказать о том, что его тревожит. А уж потом это можно будет обсуждать.
Болезнь, усталость от одиночества, желание завещать что-то – все это требует разной реакции: пойти к врачу, больше проводить времени вместе, подготовить документы.
Марина Бялик вспоминает: «В свое время у меня тяжело болел папа. Врачи пригрозили ему, что он будет лежать с кислородной подушкой, не поднимая головы. Тогда об аппаратах ИВЛ говорить не приходилось. Он не хотел так жить. И раз за разом он возвращался к одной и той же теме: «Мама не сможет, врачи не имеют права, твоя обязанность будет это сделать, ты должна мне пообещать». Я сначала даже не поняла, что он имеет в виду эвтаназию, а когда поняла – начала психовать. Я не просто не хотела говорить о смерти: я знала, что он мне очень доверяет, и если я пообещаю, то он будет уверен, что я сделаю обещанное.
Но пообещать ему этого я, разумеется, не могла. Я буквально лезла на стенку, потому что не знала, что делать, а папа не мог остановиться и все время возвращался к этому вопросу. В конце концов я поняла, что думаю о себе и беспокоюсь о том, как я ему отвечу и как буду выполнять его поручение. Это неправильно. Надо думать о нем и о том, чего он по-настоящему хочет. Тогда я спросила: «Папа, ты хочешь этого сейчас?» Он сказал: «Нет, я не хочу этого сейчас, я еще хочу пожить и увидеть, как сложится жизнь у вас. Может быть, я захочу этого потом». Тогда я сказала: «Может быть, этого и не произойдет. Если ты реально этого захочешь, мы вернемся с тобой к этому разговору, я обещаю, мы все обсудим. А сейчас оттого, что ты все время говоришь об этом, я просто лезу на стенку». И этого оказалось достаточно. Он услышал мой ответ и вообще перестал говорить на эту тему.
Правда, мой папа не был старым человеком, с пожилыми людьми все обстоит несколько иначе, но и с ними, и с детьми, если они постоянно возвращаются к одним и тем же вопросам, рекомендуется для начала выяснить, почему они об этом спрашивают».
При начальной стадии деменции человек может начинать разговор о смерти снова и снова просто потому, что не помнит, что вчера обо всем уже поговорил. Зато собеседник уже знает ответы на свои вопросы. «Можно сразу перейти к реакциям, сказать: «Да, мама, я знаю, что ты очень переживаешь, что папы уже нет рядом. Я тоже переживаю. Давай пойдем на кладбище лишний раз». «Я понимаю, что ты вспоминаешь, как умерла от рака мама, и боишься заболеть раком. Давай пойдем к врачу, это нужно проверять вовремя, потому что на ранних стадиях он лечится», — приводит примеры Марина Бялик.
Даже в деменции старику, который еще хоть сколько-то логически мыслит, важно чувствовать себя услышанным. Если просто отмахиваться и резко менять тему, разговор будет возникать снова и снова, потому что человек не чувствует, что его поняли.
Все мои уже там
Некоторые старые люди по-настоящему ждут смерти и вовсе не рисуются, говоря об этом: их супруги, их ровесники и друзья почти все уже их оставили, им тяжело переживать утраты, особенно если они пережили детей.
«Старый человек через разговоры о смерти может пытаться сказать своим близким, чтобы они не удерживали его. Одной бабушке — в семье моих знакомых — было уже за сто, она копалась в огороде и много делала по хозяйству, пока однажды не заболела и не поняла: все, организм больше не работает. Она позвала в больницу дочь (той тоже было уже лет 80), попрощалась с ней — и как только дочь ушла, умерла. В семье говорили, что бабушка словно приняла решение, что с нее хватит, и перестала дышать», — приводит пример Марина Бялик.
«Многие мои ученики говорят о том, что хорошо бы умереть во сне: это называется «поцелуй ангела», когда человек просыпается уже там. Смерть – неизбежный переход, его хотят просто пройти попроще, безболезненно и по возможности мгновенно. Иногда они даже его ждут и желают. Тело устаёт болеть, медленно ходить, принимать лекарства. Один мой ученик сказал: «Первые сто лет жить было легче»», — рассказывает Александр Галицкий.
По словам арт-терапевта, он спрашивал мнения своих студентов о разработках против старения и выяснил, что жить вечно они вовсе не хотят.
«Что же смерть не идет» в 60 лет
Разговоры о смерти могут заводить совсем не старые люди. Женщина только что вышла на пенсию — и уже готовится к собственным похоронам.
«С человеком старше 80 лет и с 60-летним (без деменции и терминальных заболеваний) стоит вести этот разговор по-разному, хотя для начала так же надо понять, что заставляет говорить о смерти. В 60 у нас обычно нет столько утрат, как в 80.
Если проблема в утрате смысла, то надо оглянуться и помочь собеседнику его найти.
Если нельзя найти работу, можно стать волонтером, сделать игрушки для благотворительных ярмарок, помогать людям действительно старым, посидеть с ребенком-инвалидом и отпустить его маму по делам, можно еще многое сделать», — уверена Марина Бялик.
Порой люди отвергают идеи о волонтерстве: «мне бы кто помог». «Это может значить, что человек боится одиночества и пытается действительно манипулировать близкими, чтобы из-за разговоров о смерти ему дарили внимание. Но когда его услышат, он может измениться. Правда, есть люди, которые отвергают помощь. С этим тоже нужно смириться: помочь можно не всем», — говорит Марина Бялик.
В традиционных сообществах разговоры о смерти – признак душевного равновесия
«Современная культура в вопросе отношения к смерти значительно менее христианская, чем еще сто лет назад, — сетует протоиерей Федор Бородин. — Раньше человек начинал готовиться к смерти, когда был еще крепок телом или только начинал угасать. Это было нормально. До сих пор мы можем встретить у пожилых людей деревенского воспитания отложенные в шкафу деньги на похороны, одежду и тапочки, аккуратно сложенные документы на могилу и рекомендации для родственников, чтобы было проще исполнить должное. Память смертная всегда считалась важной христианской добродетелью.
След этого остался в вечерних молитвах: «неужели мне одр сей гроб будет» – может быть, что лягу в постель и она станет мне смертным одром. Можно вспомнить костницы в южных монастырях, череп на столе блаженного Иеронима, гроб, который вытесал из бревна и поставил себе в келье преподобный Серафим Саровский.
Монахи наших дней делали рентген своего черепа и вставляли его в окно – я видел такое в Троице-Сергиевой Лавре.
Современная культура относится к смерти противоположным образом: о ней не говорят, это невежливо и некрасиво. Нормальным человеком считается только молодой и активный. Иногда страшно смотреть на наших деятелей эстрады, которые изображают юношей и девушек, хотя им точно пора бы уже задуматься о приготовлении к смерти».
Естественно не только молча готовиться к смерти, но и говорить об этом. Разговоры о смерти – настолько традиционные и стойкие по содержанию, что о них рассказывают студентам филологического факультета в курсе русского фольклора.
«Это сейчас такие разговоры воспринимаются людьми активного возраста как симптом физического или психологического неблагополучия пожилого человека, потому что современная цивилизация ориентирована на достижение краткосрочных целей («закрыть проект», «отдать кредит», «дожить до отпуска») с одной стороны, и на модель долгой, обеспеченной, мобильной старости, с другой стороны, — говорит доцент кафедры фольклора филологического факультета МГУ Сергей Алпатов. — Однако в традиционных сообществах (угасание и распад которых застали наши бабушки и дедушки) подобные беседы о смертном часе и подготовке к нему, как правило, свидетельствовали о душевном равновесии и зравомыслии».
Мысли о смерти посещали человека задолго до того, как он ощущал себя лишним ртом, «заедающим чужой век», рассказывает фольклорист. Социальный возраст определялся вовсе не физической немощью или экономической бесполезностью. Вспомним сказочное клише: «жили-были старик со старухой, и было у них три сына». Очевидно, что дети брачного возраста были у родителей лет 40, а скорое появление желанных внуков однозначно маркировало сдвиг поколений в роду.
Поговорка о том, что человек должен родить сына, построить дом и вырастить дерево, имела и продолжение: когда ствол дерева станет толщиной как черенок лопаты, посадившему пора копать себе могилу.
«Поэтому разговоры наших стариков о том, что «уже все на черный день приготовлено», могут свидетельствовать об их желании, чтоб все было «как положено», «как у людей», а, кроме того, и об их стремлении по возможности снять бремя печальных забот с плеч родственников», — говорит Сергей Алпатов.
Сама смерть в традиционном обществе была более заметной частью жизни. «В деревне умершего кладут на стол, на тот самый, за которым семья обедала, за которым он когда-то получал подзатыльники от своего отца. Все читают молитвы по очереди, умершего омывают, потом тело начинает издавать запах. Все знают, что это: тлен пришел, — описывает отец Федор. — Это твоя судьба и моя судьба, я тоже так буду лежать.
А сейчас человек умирает в больнице, его забирают, выдают напомаженную куклу. Мы собрались, сказали бессмысленные речи и быстро закопали или сожгли. Сделано все, чтобы о смерти не думать, не видеть ее и не знать, а продолжать жить как хочется. Если из уравнения своей жизни мы удаляем такой единственный известный факт, как смерть, то все выводы и решения будут ложными».
Смерти нет — а страх смерти есть
Пожилые люди, конечно, тоже боятся смерти, причем независимо от веры в иные миры и посмертное воздаяние. «Страх существует, а объяснение ему люди находят исходя из обстоятельств, — поясняет Марина Бялик. — Атеисты могут говорить, что верующим легче, потому что их что-то ждет после смерти. Верующие, наоборот, могут говорить, что атеистам проще: закончишь бытие со смертью, а верующий предполагает, что прожил жизнь недостаточно хорошо для доброго посмертия».
Даже если человек никогда не был воцерковленным, даже если он не был крещен, в пожилом возрасте он может прийти к религиозному взгляду на смерть. Душа чувствует, что на самом деле смерти нет, то есть жизнь не кончается с переходом в иной мир, а значит, нужна подготовка.
В пору активности память смертная нужна нам для того, чтобы по-другому жить, говорит протоиерей Федор Бородин. «Помни час смертный, и вовеки не согрешишь» (Сир. 7: 39).
В пору немощи мысль о смерти, которую раньше отодвигали, может помочь переосмыслить всю жизнь. Главное — успеть.
«Сейчас колоссальное количество людей приближаются к своему исходу, а родственники в растерянности и не могут сказать им правду, хотя об этом знают, поскольку все они никогда о смерти не думали. Например, человеку с неизлечимой раковой опухолью до последнего говорят другие диагнозы, он уверен, что жизнь продолжается, хотя у него осталось несколько дней для принесения покаяния. Когда он уже не может толком очнуться от наркотических обезболивающих и родным ясно, что уже конец, – зовут священника. Священник и хотел бы рассказать человеку, как готовиться к самому важному событию в его жизни, но общение уже невозможно.
Любой из священников сотни раз был в такой ситуации. Человек сам у себя и воспитанные им дети украли у него подготовку к самому главному экзамену в жизни», — говорит протоиерей Федор Бородин.
Человек на краю бездны
Даже приглашающие священника к умирающим родителям люди часто просят его не говорить с ними о смерти. При этом протоиерей Федор Бородин не раз был свидетелем того, как приближение смерти служит катализатором сильнейших духовных изменений в человеке.
«Например, у одной прихожанки был атеистически настроенный пожилой отец, не было и мысли о приглашении к нему священника, чтобы не получить поток ругательств и богохульств. Но однажды этот неглупый человек понял, что его обманывают, схватил дочь за рукав и заставил сказать правду. Он оказался перед бездной, к которой никогда не готовился. И через две недели сказал: дочка, позови ко мне священника. И это было настоящее покаяние за всю жизнь. Все, чем он увлекался и за что боролся, оказалось неважным, равным нулю, а то, чем он не занимался, оказалось важнее всего.
Исправить ничего нельзя, но если успеть это осознать и покаяться, Господь уже может спасти этого человека. Нельзя лишить умирающего этого ради неловкости, ради мнимого комфорта, ради неудобства самому говорить и думать о важном. Нельзя лишить родного человека шанса на вечную жизнь, проводить его, не дав задуматься о Боге».
«Эффект попутчика» и эффект волонтера
Пожилые люди не ограничиваются разговорами о смерти с близкими. Бывает важно услышать и «чужих» бабушек – соседок, попутчиков в поезде. Волонтеров фонда «Старость в радость», навещающих дома престарелых, нередко пугают реплики бабушек и дедушек о желании умереть поскорее. Волонтеры к этому обычно не готовятся и изрядно пугаются, и тем не менее, собравшись с силами, могут поддержать своих пожилых знакомых.
«Это может быть не такой уж длинный разговор, — считает Марина Бялик. — Нужно остановиться, посмотреть на человека (не всегда прямо в глаза, это многих раздражает), сказать, что вы слышите, что это беспокоит собеседника, и попытаться выяснить, что стоит за этим беспокойством. Волонтеру нужно понимать, что если он выслушал и дал возможность рассказать, что тревожит пожилого человека, он уже помог».
«Волонтер пришел в дом престарелых, чтобы повести за собой пожилого человека хотя бы в эти минуты общения, — говорит Александр Галицкий. — Не надо поддаваться их настроению, надо передать им свое. В крайнем случае, если вы не в силах задать тон разговора, просто поддерживайте репликами его в духе «да-да», «что вы говорите», не впуская в себя тоску».
«Сказать человеку, что следует задуматься о грехах, может не только священник. Любой христианин, в том числе волонтер в доме престарелых, который приехал лишь на час, может спросить, приходит ли священник в это учреждение и не нужно ли его пригласить к бабушке, заговорившей с вами о смерти», — дополняет протоиерей Федор Бородин.
В доме престарелых даже нестарые еще бабушки и дедушки, особенно «маломобильные», чаще и горше обычного говорят о смерти потому, что им одиноко, они просто сидят и ждут чего-то, но ничего не делают, так что кроме смерти ждать особо и нечего.
