Питер Коулмен – англичанин ирландского происхождения, он занимается проблемами старения человека. Эта тема долгое время не поощрялась, а, следовательно, не изучалась в европейской психологии. Питер – один из немногих, кто посвятил ей всю свою жизнь, начав изучать ее в Лондонском и Оксфордском Университетах. Сейчас Питер – профессор геронтологии и психологии в Университете Саусхэмптона.
Четвертое десятилетие он посещает английские госпитали, хосписы, дома престарелых, в которых говорит с пожилыми людьми, помогает им, «ведет» их многие годы. В Англии Питер Коулмен – пионер в исследовании роли религии в отношении опыта старения.
Некоторое время назад Питер принял православие, что является весьма нетривиальным событием в жизни общества, в котором сильны англиканские и католические традиции. По словам Питера, в исследовании такой сложной темы, как человеческое старение, ему на каком-то этапе потребовалась духовная поддержка, и такую поддержку он нашел в православии. Сейчас Питер Коулмен входит в православную общину города Портсмута.
– Почему Вы занялись проблемой старости?
– Это началось в раннем детстве и юности, когда я любил слушать истории о жизни моей бабушки. Когда я стал студентом, то обнаружил, что нет практически никаких исследований о старости, хотя было много работ о развитии людей в детском возрасте. И мне была дана возможность написать диссертацию по проблеме старости с точки зрения психологии.
Мне было интересно изучение не ухудшения состояния человека, а, наоборот, развития и даже улучшения определенных духовных способностей в старости. Темой моего исследования были память, воспоминания о прошлом. При этом в психологии в то время вообще не поощряли изучение прошлого, считалось, что воспоминание о нем не приводят к позитивному развитию. Темой моей диссертации стала попытка понять, каким образом присутствие памяти в настоящем помогает людям жить и улучшать их способности и качество жизни в зрелом возрасте.
В конце 60-х годов мне представилась возможность интервьюировать участников Второй мировой войны в Лондоне. Это была прекрасная возможность начать исследования. Мне удалось установить, что для разных людей роль памяти в воспоминаниях оказалась совершенно разной. Некоторые жалели о том, что происходило в их жизни, они с трудом и тяжестью вспоминали о событиях и людях. Другие очень ценили то, что происходило в их жизни, и это им помогало жить. Для некоторых, наоборот, память почти ушла, и никаких воспоминаний о прошлом не было.
Недавно я прогуливался с моим сыном по Лондону, и встретил женщину, которую интервьюировал очень давно. Она пережила много проблем в жизни, у нее ребенок с нарушенной функцией печени, она также в течение всей жизни заботиться о своем муже. Говоря с ней сейчас, я обнаружил, что на протяжении этих прошедших лет она сохранила мир и спокойствие в своей душе, сохранила веру, и это помогает ей жить сейчас и помогать другим людям.
В конце того периода, когда я занимался исследованиями для своей диссертации, я встал перед проблемой, что же делать дальше: исследование проблем старости и проблем старения не входило в программу курса психологии! У меня, таким образом, возникла дилемма, либо остаться в Европе, либо уезжать, например, в США. Но, будучи европейцем, я предпочел остаться в Европе, и стал работать в Голландии. Мой профессор в Университете в Наймегене был очень добр ко мне, он поддержал мое исследование и ввел меня в круг психологии и геронтологии. В частности, послал меня в Америку представлять Нидерланды, поэтому мне была оказана колоссальная помощь.
– В чем, на ваш взгляд, феномен старости?
– Я описал бы процесс старения как некую дуалистическую структуру. С одной стороны, у нас имеется физиологическое старение, биологическое ухудшение работы организма. С другой стороны наблюдается некий духовный рост. То есть процесс старости оказывается более сложным. Процесс старения, я бы даже сказал, процесс созревания оказывается не таким простым и однозначным.
Но дуалистическая природа присуща не только старости, но, например, и детству. Потому что в детстве ребенок постепенно утрачивает определенные познавательные способности. Например, его наивное и восторженное отношение к жизни заменяется логическим, скажем, дети оказываются способными изучать языки. Поэтому нам не нужно подходить к процессу старения с позиций ухудшения жизни, процессу, который приводит к распаду жизненных функций. Наоборот, нужно смотреть на процесс старения с точки зрения дуализма: что-то умирает, а что-то возникает.
– В России существует общая точка зрения, что старость есть процесс распада личности. Насколько такое мнение присуще европейскому обществу?
– Здесь нет универсального определения старости как распада личности. Все связано с условиями жизни человека. А именно с социальными структурами и обстоятельствами, в которых живет человек. Поэтому задача состоит в том, чтобы создавать условия для поддержания личности – тогда вопрос о ее распаде не встанет. Более того, мы можем создать такие условия, что личность стареющего человека будет только расцветать. Можно здесь вновь провести аналогию с детством. Ребенок нуждается в родителях, в опеке, которая поддерживает его как личность. Аналогичная ситуация возникает и в старости. Пожилым людям нужна социальная среда, или ощущения продолжения той социальной среды, в которой они всегда жили. Они ощущают собственную ценность в качестве проводников культуры, традиции. Тем самым, их потребность, их мотивация в жизни только увеличивается.
– В России существует проблема старости уже потому, что в России старостью пренебрегают. После выхода на пенсию человек перестает быть нужным. Какое отношение к старости в Англии?
– Аналогичная проблема существует и в западной цивилизации, когда происходит некое отстранение старых, пожилых людей от общества. Но когда проводил опросы в России, я понял, что старые люди более комфортно себя там чувствует в окружении семьи. Может быть, действительно, для общества пожилые люди не очень нужны, но они остаются нужными семьям. И это позитивный эффект, который, пожалуй, даже отличает Россию от Запада.
В опрос, который я осуществлял в России, были включены не только пожилые люди, но также их дети и внуки. Я обнаружил, что старшее поколение у вас очень заинтересовано в жизни молодых. Именно поэтому я считаю, что пока пожилые люди сохраняют свой интерес в воспитании молодых, смысл жизни и ценность их существования подтверждается самим этим фактом.
Я думаю, что интересным явлением в России является попытка передать веру от пожилых людей к новому поколению. Я проводил опрос в одной из русских церквей и наблюдал картину, когда старые бабушки приводили своих детей, иногда даже внуков, втайне от родителей для того, чтобы передать эту традицию. На самом деле я считаю, что опыт старости очень важен для продолжения и передачи традиции и веры.
– В Англии, в отличие от России, пожилые люди производят впечатление счастливых людей. Людей, достигших своего расцвета. Это заслуга социальной системы английского общества?
– Трудно однозначно дать оценку того, что происходит в Англии, потому что различные группы пожилого населения имеют разные проблемы. С одной стороны, у них есть экономическая и финансовая свобода, которая позволяет им испытывать некий комфорт в жизни. Путешествовать, например. Но существует проблема очень пожилых людей, которые достигают возраста инвалидности, неподвижности, и, с моей точки зрения, здесь в Англии ситуация далека от совершенства. Потому что такие люди лишены контакта с другими людьми, они лишены духовной поддержки. В этом смысле мне хочется указать на то, что даже при социализме в России присутствовала социальная поддержка старых людей. В частности, поэтому, видимо, многие сейчас у вас ностальгируют по той эпохе.
– Cколько пожилых в Англии находятся в домах престарелых?
– Я думаю, примерно 5 процентов всего пожилого населения. Хотя конечно мы не должны переносить эту цифру на Россию, ибо продолжительность жизни в Англии гораздо больше, чем в России. В среднем в Англии продолжительность жизни 80-85 лет. Поэтому люди, достигающие этого серьезного возраста, оказываются в большем процентном составе в домах подобного рода. Поэтому проводить прямую аналогию с Россией не следует. Но достоинством России, и я здесь повторяюсь, является то, что многие пожилые люди остаются в семье и чувствуют поддержку с ее стороны. Это не всегда оказывается возможным в Англии. У нас дети больше отстранены от родителей, нежели в России, они рано начинают самостоятельную жизнь и держатся поодаль от родительского гнезда.
– Что, на ваш взгляд, может сделать христианское сообщество, чтобы облегчить жизнь человека в старости?
– Ответственность христианского сообщества очень велика, в особенности – при отсутствии надежного обеспечения со стороны государства. Мы живем в эпоху, в которой кажется очень трудным повысить уровень налогов для социальной поддержки нуждающихся людей. Подобные меры оказываются неадекватными. И поэтому, я думаю, что следует обратиться к благотворительным источникам и в особенности к Церкви. Это в особенности важно для России, где благотворительность со стороны Церкви в общем-то считалась незаконной в Советский период.
Для Церкви главная ответственность состоит не в поддержании благосостояния, а в передаче полномочий мирянам по его поддержанию. Я хотел бы надеяться, что Русская Церковь изучит европейский опыт, в то время как Европа научится чему-нибудь у Русской Церкви.
Беседовала Жанна СИЗОВА
