Архиепископ Оломоуцко-Брненский Православной Церкви Чешских земель и Словакии, Высокопреосвященный СИМЕОН (Яковлевич) закончил Ленинградскую Духовную академию, где учился на одном курсе вместе с Алексеем Ридигером, ставшим почти через четверть века Святейшим Патриархом Всея Руси АЛЕКСИЕМ II. Сегодня, в день 78-летия нашего Предстоятеля, мы надеемся, ему будет приятно прочитать воспоминания бывшего однокашника о молодости и семинарии. Обо всем этом, а также о Православии в Чехии мы расспросили архиепископа Симеона, когда тот проходил лечение в Центральной клинической больнице свт. Алексия, также находящейся под особенным покровительством Святейшего Патриарха.
— Расскажите, Владыка, как получилось, что вы стали учиться в России?
— Это длинная история. Родился я в 1926 году в Праге, но детство прожил в селе – отец был инженером-агрономом. Я и мои два брата там выросли, но гимназию заканчивали уже в Праге. Детство у нас было очень приятное, мирное, потому что мама и папа друг друга любили и нас бесконечно любили, и мы вспоминаем иногда, что, наверное, никогда никто нас не наказывал физически. Самым страшным для нас было, если мама сказала: «Ты сделал мне большую горесть». Потом я поехал в Прагу, там окончил гимназию и начал заниматься богословием. Это было как раз в сорок пятом году: открыли университет, я вначале проучился два года в Пражском университете, потом попал в Ленинград, где окончил духовную академию в 1953 году.
— А родители ваши были православные?
— Мама стала православной, когда решила выйти замуж за моего отца. Но мои предки со стороны отца были исконно православными. Отец много работал, а мама учила православных детей Закону Божьему – она была очень религиозная. А моя бабушка знала в совершенстве немецкий и французский язык, она жила еще в Австро-Венгрии, но сама выучила русский язык, покупала себе русские книги и читала их. Она хорошо знала Пушкина, Достоевского.
— Значит, ваши родители обрадовались, что вы пошли по духовной стезе?
— Они были несколько напуганы. Особенно мама очень боялась, и, когда я позже хотел принять монашество, воспротивилась. Отец смотрел на мой выбор спокойнее, он считал, что православное богословие может сблизить славянские народы. Но в то время у меня уже была своя голова, я был уверен в своем призвании, и меня нельзя было разубедить.
— Как строилась ваша жизнь во время учебы? Вам, наверное, было трудно в другой стране – в России, далеко от дома?
— Как вам сказать… Я, конечно, волновался, старался изучать русский язык. Когда приехал, даже Патриарх Алексий I (Симанский) во время приема в Москве меня похвалил: «Вот, как он уже умеет по-русски говорить!». Конечно, был и авантюризм молодого человека, который хотел где-то что-то изучать, что другие не изучают. Но очень скоро я влился в ту струю духовной жизни, духовного настроения, которое было в Ленинградской академии. Сначала меня приняли в третий класс семинарии, а после ее окончания я четыре года учился в Духовной академии. В те же самые годы, что и Патриарх Алексий II (Ридигер). Мы учились в одном классе, на одном курсе, так что провели вместе шесть лет очень радостной, молодой жизни.
— А вы дружили, общались в эти студенческие годы?
— Конечно. Нас было пятнадцать человек – как же не дружиться? Мы были очень похожи друг на друга, между нами не было большой разницы в возрасте, так что мы друг друга понимали. Вы спрашивали насчет моего самочувствия вдали от родины — мне казалось, что среда Ленинградской академии намного ближе Пражской среды.
— Почему?
— Как ни странно, она была более европейской. В Москве мне казалось все слишком большим – слишком там большие машины, большие шоссе – все очень большое. А в Питере я с самого начала встретил много сердечности, особенно со стороны руководителей семинарии и Академии. И также — со стороны ребят, которые приняли меня, как своего.
— Наверное, в те времена в Академии были еще старые преподаватели?
— Преподаватели были замечательные. Александр Иванович Сагарда – он был, кажется, ассистентом Петербуржской академии. Профессор Николай Дмитриевич Успенский, в то же время член Академии музыки. Был отец Василий Введенский – византолог замечательный. И другие… И, знаете – я никогда не встречал столько преподавателей, которые бы так хорошо знали свое дело и умели бы свои знания передать, такой заинтересованности, человеческого неравнодушия. И это касалось не только преподавателей, но и других служащих Академии. Например, по вечерам я долго засиживался в библиотеке. У нас была библиотекарша, которая спокойно могла сидеть с нами до двух часов ночи. А мне всегда так жалко было уходить – столько книг я не успею прочитать!
— Какие отношения были у преподавателей и студентов в Академии? Только официальные или более тесные?
— Отношения были очень теплыми. Именно это общение очень помогало мне. Я знал, что в каждом из преподавателей найду ласкового отца, с которым можно когда угодно и о чем угодно поговорить. Например, я не очень был хороший певец. В Чехословакии, когда в школе мы пели, и нас слушала публика, преподаватель просил, чтобы я только рот открывал. А в Ленинграде, в Академии я говорю преподавателю: «У меня слуха нет». –«У тебя нет слуха?! Посмотрим» и каждый день он брал меня на час или на два в аудиторию с фисгармонией, и не отпускал, пока я не овладел одним из церковных гласов. Так что он меня заставил все-таки запеть: я потом и в хоре пел, и по всякому – как священник. И хотя много славы не cнискал моим пением, но все-таки умел держать тон.
— А что было после окончания Академии? Я знаю, что вы долго были приходским священником. Вы сразу попали на приход?
— Нет. Выпускники духовных школ обычно решают вопрос: жениться или принимать монашество. Мне казалось, что было бы хорошо принять монашество — но не был уверен. И встретил большое сопротивление со стороны матери. И было решено послать меня преподавателем в наш богословский институт в Прешове. Я думаю, что мое преподавание там было довольно успешным, потому что я привез из России новые богословские мысли, например, мысли замечательного сочинения патриарха Сергия Старогородского «Православное учение о спасении». Так что я даже приобрел в институте некоторый авторитет, но главным предметом, которым я там занимался, был Ветхий Завет. Я пробыл в Прешове до тех пор, пока не женился. 27-летнему юноше, возвратившемуся из России, было не так просто найти невесту.
— Почему?
— Потому что я по тем временам был уже не так молод, почти старик для девочек, которые тогда искали женихов. Так что прошло еще пять лет, пока я нашел супругу, женился и принял сан. Меня перевели в приход Марианске Лазне – это при Карловых Варах. Прекрасный храм по проекту академика Султанова строил местный архитектор Густав Видерман, тот самый, который строил храм и в Карловых Варах. На этом приходе я пробыл сорок лет.
— А кто были ваши прихожане? И как была устроена приходская жизнь?
— Нужно вам сказать: Марианске Лазне был центром прихода, а принадлежали к нему все деревни в округе двадцати пяти километров. В одной деревне было две семьи, в другой – десять семейств, и для меня это было испытанием – как я справлюсь с пастырством. А по народности большинство были боснийские чехи, реэмигранты и репатрианты из чехов, которые в половине XIX века приехали с украинской Волыни. Они там жили некоторое время и потом, когда оказалось возможным вернуться на родину, возвращались. И таких прихожан было большинство. Было также много семейств солдат, которые родились в Закарпатье – там до войны была Чешская республика, – так что в моем приходе было где-то триста шестьдесят семейств православных.
— Они все приезжали на службу к вам в храм?
— Нет, к сожалению, не было такого. Я, конечно, каждый воскресный день служил – прежде всего у себя в храме – но приходилось ездить в другие места, чтобы с людьми помолиться. И конечно, везде я учил Закону Божию. Благодаря Духовной Академии в Ленинграде и последующим шести годам преподавания Ветхого Завета, я мог это делать. И прихожане слушали меня так же внимательно, как студенты.
Это было время глубокого коммунизма, и собирать народ специально на беседы о Библии запрещалось. Если была часовня в том месте, куда я приезжал, я собирал людей и детей в той часовне. Хотя как священник я имел право пасторации – мог прийти в одну семью и с ними о чем угодно поговорить. Но если приходила еще одна семья – это уже было запрещенное собрание. Так что я приезжал в деревню, шел в одну семью, говорил с родителями, детьми, потом шел в другую семью, там говорил по существу то же самое, потом в третью семью, ну а потом на автобус — и домой.
— А со стороны властей сильным ли был нажим на Церковь?
— Свободы не было. Церковная жизнь находилась под контролем государственной власти. Правда, были у нас законы, по которым священники получали государственную зарплату, получали поддержку своего хозяйства, но все это подлежало очень строгому контролю, было много законов ограничительных. Например, если бы я хотел учить детей в школе Закону Божиему и пришли бы дети, которые не заявили заранее, что они хотят ходить на занятия – мне бы попало.
— А вообще в Чехии православные люди – это редкость? Ведь большинство там — католики?
— В Чехословакии самой многочисленной религией является атеизм. Немножко меньше католиков, но еще меньше православных. Правда, за последнее время статистика изменилась. Если из всех религий и конфессий раньше православные были количественно на шестом, седьмом месте — теперь вышли на второе. Потому что из всех церквей народ уходит — а к нам всегда приходит, и все больше и больше. Нравится людям Православие.
— Мы помним драматические Пражские события в 1968 году, когда советское государство вмешалось в попытку установить в Чехословакии демократическую власть. Не стал ли ваш народ хуже относиться к Православной Церкви, потому что это связано с русским народом? Как вообще это было?
— Я был в то время в Праге, но болел желтухой, так что мои воспоминания не совсем четкие. Действительно, многие чехи ставили знак равенства между православием и коммунизмом. Так они, наверное, хотели придать больший авторитет своей религии, хотели таким образом принизить Православие, которое было таким же искренним христианством.
— Отразились ли пражские события на церковной, приходской жизни православных?
— Говорил мне мой сторож в Марианских Лазнях, что ходили мальчишки вокруг русского православного храма и говорили: «Это – русский храм, надо его разрушить!». А один из мальчиков говорит: «Как, зачем ты это будешь делать? Ведь отец Пети – там сторож!». Этот Петя был сыном нашего сторожа, и таким образом он спас церковь. Может быть, это были только разговоры, но тот факт, что среди моих прихожан сохранилось единство, и никто из них не стал превозносит свою веру над другой, это важно. Так что нет, ничего нам плохого не сделали.
— Сейчас в Чехию приезжает довольно много русских. Приходят ли они в православные храмы? И есть ли трудности в сочетании прихожан — русских и чехов?
— Конечно, люди приходят в храмы. Но у нас Православная Церковь никогда не была Церковью одного народа. Наши прихожане сегодня — это и чехи, и словаки, и русские, и украинцы. Конечно, есть приходы чисто чешские, есть чисто русские и чисто украинские. Но большинство приходов смешано и здесь все зависит от священника, как он этот приход из разных национальностей «склеит» в одну духовную семью. А, например, в Карловых Варах, где сейчас так много русских, русские храмы всегда строились с тем, чтобы их русские посещали, потому что врачи на этих курортах очень дорожили пациентами из России, так как они были богатые. Есть в Карловых Варах и наше подворье.
— Вы сказали, что священник должен сделать из прихода одну духовную семью. А как это правильно сделать?
— По-моему, здесь очень многое зависит от поведения священника. Священник не смеет дать знать, что один прихожанин ему ближе, чем другой. Очень важно достигать согласия между людьми, выслушивая точки зрения и сочетая их. Если люди ищут Бога, а не самоутверждения в своей национальности, как это иногда бывает в эмигрантской среде, тогда в приходе не будет разногласий.
Я помню эмигрантские храмы, где очень старались, чтобы все было именно так, как в Петербурге, как в Москве. А если что-то, например, делалась по-другому, не в главном, но во внешнем, начинались упреки, что это по-католически и так далее. Если человек сумеет быть прежде всего православным и только потом патриотом – нет для него проблемы быть членом многонародной церковной общины в Чехии.
— Каковы по возрасту прихожане ваших храмов? И много ли среди них молодежи?
— Люди самых разных возрастов. В моей епархии теперь очень много молодежи. Священники молодые, у каждого – четыре-пять детей, и все родятся новые и новые. Есть, конечно, и старушки, но так, чтобы определить: это Церковь стариков или молодежи — я не дерзаю.
— А есть ли у ваших прихожан совместные дела? У нас сейчас люди при храмах объединяются в добровольцы, ходят в больницы, в детские дома, на вокзалы — кормить бомжей. Чешская Церковь занимается благотворительностью?
— Я думаю, что мы не доросли до такого. У нас все это было до войны при владыке Горазде*. Он прославлен как новомученик Чешской Православной Церкви. Сейчас наша молодежь ездит в совместные путешествия и паломничества, но, чтобы создать организацию молодежи, которая бы систематически занималась благотворительностью, — такого пока нет. После войны мы боролись с недостатком священников, так что наши приходы все еще не готовы. Но я надеюсь, что все это будет.
— А как это было при владыке Горазде? И каким он был человеком?
— Владыка Горазд родился в католической семье, стал ксендзом, но еще будучи студентом, побывал в Киеве, посмотрел монастыри, храмы, богослужения, вернулся восхищенным — и когда после Первой мировой войны в Католической церкви началось движение, которое хотело отделиться от Рима, он вступил в это движение, чтобы создать в Чехии Православную Церковь. Ему не дали все это сделать в таком масштабе, но то, что он сделал, действительно заслуживает внимания и почтения.
Владыка Горазд был настоящим пастырем. Он обходил свои приходы, жил при каждом некоторое время, учил людей Закону Божию, службе, учил петь. У него даже был издан сборник, по которому можно было пропеть все службы. Он организовал молодежь, организовал сестер, которые помогали священникам в разных нуждах, активизировал деятельность приходских советов, занимавшихся церковным хозяйством, за время его деятельности было восстановлено много приходов и построено около четырнадцати новых храмов.
Владыку Горазда многие называли подлинным миссионером: он старался из Чешской Православной Церкви сделать всенародную Церковь, как Русская, Сербская, Болгарская и другие. Во время Второй мировой войны в период оккупации Чехословакии фашистами его расстреляли и сожгли, так что мощей, к сожалению, нет. Мы собираемся в том селе, где он родился, и где сейчас еще живут потомки его братьев, создать монастырь в его память.
— Как вы стали епископом?
— Знаете, у меня были моменты, когда я сам себе ругал — зачем я согласился? Мне так хорошо было на моем приходе. Там меня все знали, все понимали. Но пути Божьи неисповедимы, мне было семьдесят лет, когда матушка умерла, сразу же после ее кончины мне стали предлагать стать епископом. Я считал, что может быть, это правильно, но не был уверен. А в свой приход я возвращаюсь не очень часто, обыкновенно раза два-три в год и всегда там большой праздник и для меня, и для моих бывших учеников, многие из которых уже стали дедушками.
— Что самое главное в епископском служении? Власть, строгость, умение управлять, что-то другое? Как бы вы сказали?
— По-моему, мудрость епископа в том, что он должен приказывать то, что реально можно исполнить. И не приказывает того, что люди не хотят и не могут исполнить. (Улыбается)
— А как относится к Церкви чешская интеллигенция? Например, у нас в России по-разному: есть люди очень умные и очень антицерковно настроенные.
— Действительно интеллигентные, образованные люди находят путь в Церковь. И часто менее образованные, менее интеллигентные, наоборот, теряют этот путь. Интересно, что пока коммунисты нас гоняли, нас считали чуть ли не мучениками и старались Церковь поддерживать. Но потом, когда уже коммунисты перестали нас громить, многим мы стали неинтересны, не стало причин ходить в церковь, слушать Закон Божий.
— Спасибо вам большое, владыка. Может быть, вы хотели бы что-то пожелать нашим читателям?
— Обязательно. Знайте – моя жизнь, годы моего обучения и вообще время, которое я прожил в России, было очень счастливым. Я не перестаю это вспоминать. Счастье было в том, что я увидел в русском Православии такой глубокий кладезь духовности, который мог бы всему миру пригодиться. Я желаю, чтобы из него черпали многие — и особенно русские люди. И я часто вспоминаю стихи из канта преподобного Серафима Вырицкого, с которым один раз встречался в январе 1948 года, совсем незадолго до его смерти, и который нас, семинаристов, благословил:
Пройдет гроза над русскою землею,
Народу русскому Господь грехи простит.
И крест святой Божественной красою
На храмах Божиих вновь ярко заблестит.
В чешском народе бесконечна любовь и уважение к русскому народу. И ничто не может ее умалить, особенно когда в русской культуре звучит голос Православия.
Беседовала Юлия ДАНИЛОВА
Владыка Симеон с сестрами милосердия Больницы святителя Алексия. Сейчас, слава Богу, Его Высокопреосвященство уже выписался из больницы и отбыл на родину. Мы желаем ему крепкого здоровья и Божией помощи в архипастырских трудах!
__________________
*Священномученик Горазд, в миру Матей Павлик, родился в семье образованного крестьянина Яна Павлика и его супруги Анны, рожденной Велчиковой, в селе Груба Врбка (Южная Моравия) 26 мая 1879 года. Родители его были католиками. После окончания начальной школы он учился в католической гимназии, в 1898 году поступил на римо-католический богословский факультет университета в Оломоуце. За время студенчества Матей побывал в Киеве, и православное богослужение в Киево-Печерской лавре произвело на него совершенно особое впечатление. В 1902 году Матей Павлик окончил богословский факультет по первому разряду и 5 июля в Оломоуцком католическом соборе святого Вацлава был рукоположен в сан священника и назначен на приход в Карловичах, а потом в Брумовице.
Решительная перемена в религиозном мировоззрении о. Матея произошла во время нападения Австро-Венгрии на Сербию. В отличие от большей части католического духовенства, он осуждал агрессию Австро-Венгрии и Германии против Сербии и начал издавать журнал «Право народа», в котором публиковались статьи, призывающие к реформации римо-католической церкви.
После окончания Первой мировой войны, когда в национальной и религиозной жизни Чехословакии совершались большие перемены, о. Матей тяжело заболел, почти лишившись зрения. Несмотря на молодой возраст, ему пришлось уйти на пенсию. В это время религиозная ситуация в Чехословакии была весьма неустойчивой. После развала Австро-Венгрии ортодоксальный католицизм воспринимался многими чехами и словаками как религия австрийских завоевателей. Около полумиллиона католиков вышли из римо-католической церкви и создали церковь национальную. С этим движением о. Матей не мог согласиться полностью, поскольку оно было лишено иерархии и связи со Вселенской Церковью.
В 1920 году Матей Павлик официально выходит из римо-католической церкви и становится во главе Православного религиозного объединительного движения. Он присоединяется к возникшей в этот период Чехословацкой национальной церкви с намерением защищать в ней православное направление и способствовать ее присоединению к Православной Церкви.
Благодаря усилиям о. Матея, I Собор Чехословацкой Церкви принимает православное вероучение. На II Соборе (1921 год) окончательно призваны постановления семи Вселенских соборов и образована «Чехословацкая Церковь Православная». На Соборе присутствовал экзарх Сербской Православной Церкви епископ Досифей, чем и было положено начало каноническому общению. 21 сентября 1921 года о. Матея принимает монашеский постриг с именем Горазда (ученика свв. Кирилла и Мефодия). 22 сентября 1921 года в монастыре Гргетек иеромонах Горазд был возведен в сан игумена. Вечером того же дня епископом Досифеем в монастыре Хопово он был возведен в сан архимандрита. 25 сентября 1921 года в соборе святого Михаила архимандрит Горазд был рукоположен во епископа. Хиротонию совершали Святейший патриарх Димитрий, предстоятель Сербской Церкви, митрополит Антоний (Храповицкий), митрополит Варнава, епископ Досифей, епископ Иосиф в присутствии всех архиереев Сербской Церкви.
Радикалистов Чехии устраивало разрушение католицизма, но не устраивало укрепление Православия. Через некоторое время после возвращения епископа Горазда из Америки, куда он ездил для окормления своих соотечественников, радикалисты во главе с Карлом Фарским начали борьбу против догматов и устройства Православной Церкви. Владыка Горазд почти два года вел борьбу с радикалистами, стараясь защитить от ереси верующих Чехословацкой Церкви Православной, но силы были явно неравны. В 1924 году епископ Горазд выходит из Чехословацкой Церкви Православной. И в этот же день она перестала существовать как Церковь и начала функционировать как религиозная организация, называющая себя Чехословацкой Церковью. По благословению Сербской Церкви и под ее юрисдикцией владыка Горазд организовал Чешскую Православную Церковь на положении епархии Сербской Православной Церкви. После этого владыка Горазд интенсивно занялся строительством новой Церкви. Он поставил перед собой цель, чтобы в каждом приходе были собственный храм и церковный дом. В течение каждого года строилось по одному храму. Владыка не только руководил постройкой храмов для своих приходов, но и сам работал вместе с прихожанами. Часто помощь он оказывал тайно. Под руководством святителя Горазда с 1928-го по 1942 год включительно было построено и освящено 14 храмов. Однако он все время встречал препятствия на своем пути. В отчете, посланном Сербскому Патриарху Варнаве, владыка пишет о яростной пропаганде против Православия со стороны тогдашнего президента Т. Г. Масарика, политических партий, Чехословацкой Церкви, католиков и т. д.
Владыка Горазд был епископом-миссионером: приезжая в какой-либо приход, жил там по нескольку месяцев, посещал каждую православную семью. Наряду с религиозно-просветительской деятельностью, владыка занимался и литературным трудом. Он составил, в частности, «Сборник молитв и литургических песнопений Православной Церкви». При составлении сборника владыка использовал русский распев первого, третьего, четвертого, шестого гласов, а также и семи гласов прокимнов. Святитель, в целях быстрого усвоения пения по сборнику, сам ездил по приходам и учил народ церковному пению.
В 1938 году Чехословакия пала жертвой Мюнхенского сговора западных держав. Часть ее была оккупирована немцами. В своих проповедях, письмах и статьях епископ Горазд призывает всех верующих к исполнению своих христианских и патриотических обязанностей. 15 марта 1939 года Чехословакия окончательно потеряла свою независимость. Немцы создали из Словакии «самостоятельную» республику, а в Чехии и Моравии образовали так называемый протекторат. Для Чешской Православной Церкви и для всего народа началось время тяжких испытаний. Епископ Горазд и в дни оккупации не оставляет своей миссионерской, научно-литературной и патриотической деятельности. Тогда же владыка начал писать «Жития святых». Уже во время оккупации, по благословению святителя Горазда, началось строительство храма Святой Троицы в селе Челеховице-на-Гане.
27 мая 1942 года в Праге был убит палач чешского народа обер-группенфюрер СС Р. Гейдрих. Совершившие нападение парашютисты укрылись в крипте православного кафедрального храма святых Кирилла и Мефодия в Праге, что на Рессловой улице. Эта деталь исключительно важна: ведь гестапо не делало особой разницы между бойцами Сопротивления и теми, кто оказывал им содействие. С одинаковой жестокостью преследовали всех. В июне 1942 года под ударом оказалась Чешская Православная Церковь. Отвел удар владыка Горазд (Павлик), епископ Чешский и Моравско-Силезский.
8 июня 1942 года, через 12 дней после убийства Гейдриха, немцы, получив информацию от парашютиста Чурды, оказавшегося предателем, окружили храм святых Кирилла и Мефодия в Праге и взяли его штурмом. Владыка Горазд в это время находился в Германии вместе с владыкой Антонием (Храповицким). С юридической точки зрения это было безусловное алиби. Но не собственная безопасность волновала владыку. Он срочно возвратился в Чехию, дабы не пострадала от кровавых гонений Церковь, и взял всю ответственность за происшедшее на себя.
Слева: сщмч. Горазд в тюрьме. Справа – икона сщмч. Горазда
Военный трибунал приговорил епископа Горазда, а с ним протоиерея Вячеслава Чикла, иерея, доктора богословия Владимира Петржка и мирянина Яна Соневенда к смертной казни. 4 сентября 1942 года они были расстреляны в Праге.
5 сентября 1987 года в кафедральном храме святого Горазда в городе Оломоуце при большом стечении народа, в присутствии всех членов Святейшего Синода Православной Церкви Чехословакии во главе с Блаженнейшим митрополитом Дорофеем и архиереев Константинопольского патриархата, Русской и Сербской Православных Церквей, состоялось прославление в лике святых священномученика Горазда, епископа Чешского и Моравско-Селезского.
Память святого Горазда празднуется 22 августа/4 сентября.
Тропарь, глас 4
Возбранный воеводо православных и Моравской церкви учителю, богомудрый пастырей первоначальниче, святый отче наш Горазде, моли Христа Бога спастися душам нашим.
Назад
