Что и кому нужно
В подвале меня встретила пожилая женщина. В руках – мокрый носовой платок с жёлтой каёмкой. Слёзы льются непрерывно, что не мешает ей говорить так же – непрерывно.
«Вы мне скажите как же так случилось? Почему? Что делать? Почему с нас деньги брали, когда мы старые оба? А операцию надо было делать? А как он упал вчера? А какой он был хороший…»
Говорим с Петровичем что не был, а есть. Успокаивается. Забирает пеленки, обнимается на прощание и говорит –
«А мне сегодня 73 года исполнилось. А он забыл, наверное. Да? Всё равно он хороший. Я никому его не отдам.»
На вокзале, как мне показалось было около 300 человек. Те же, новые, совсем новые и » Чужие» – так называют бездомных с других вокзалов. Снова головы, ноги, руки .
– Не наелась я.
-Лиза, я писаюсь дай пеленок что ли, холодно.
-Перевяжите, холодно.
– Носков нет? Холодно.
– А помните меня? Очкарика? Я теперь без ноги. Под электричку попал. Перевяжете?
– Ухо пришили, помните? Швы снимите.
– А мне валерьянки дайте.
– Лиза, привезите мыло. Давно не выдавали.
– Я афганец.
– Я из Чечни.
– У меня глаза не открываются.
– Я пять дней назад освободился, отекаю весь. Отчего это?
– Побили на выходных.
– Баба у меня беременная. Жалко. Родит ведь.
– Перевяжи, замерз.
– Таблетки дайте.
– А котёнок мой умер. Один теперь только остался. Вам не надо?
Котенка мне не надо. Мне надо много носков, трусов, шапок, перчаток. Можно не новых. Больших салфеток. Широких бинтов.
А ещё мне надо денег на кумыс для больных туберкулезом.
Доктор ЛИЗА
Украинец
Мы зовем его «Украинец».
Недюжинного роста. Год назад обладал вполне солидной внешностью. И очень было странно видеть по средам. Мы все думали, он скоро уйдет. Нет. Остался «с нами» на зиму. За это время здорово истрепался.
В голове у него печальный кавардак. Полный и, кажется, необратимый. И при этом характер у него склочный и заковыристый. Он частенько брюзжит на раздаче еды или в очереди за медпомощью. Или просто сам про себя бубнит что-то. Все гнобят его-де и задвигают. А в общем-то, он вполне безобидный.
Вчера пришел за справкой, прикрывая нелепой панамкой свежий фингал.
На вопрос, что он тут делает до сих пор, и не пора ли ехать на родину, с раздражением ответил, что ему «уже сорок два года и надо как-то личную жизнь устраивать».
Танька
– Привет!
Я обернулся. Танька пришла трезвая. Ее слегка покачивало. Но она жизнерадостно улыбалась.
– Я сегодня с утра вообще не пила. Боялась вас проспать. Очень есть хочется…
Неделю назад она упала в запойный штопор, так что еле доволокла до нас ноги. Сорвалась. Ее щеки, порозовевшие было на свежем деревенском
воздухе, снова превратились в два сизых яблока, щелки глаз сузились. Одежда истрепалась, и вся Танька как-то быстро свалялась, замурзалась. На «вокзале» опрятность теряется в течение нескольких дней.
У Таньки было три трезвых месяца. И мы начали верить, что она встала-таки на путь поправления своей собственной жизни. Она уехала к
каким-то друзьям в деревню. И провела там недели три. Приехала совершенно другая. «Мы там с Надькой весь огород кверху попами переползали», чуть смущаясь рассказывала она. «Картошку пропалывали».
Мы тогда с ней долго рассуждали о преимуществах сельской жизни.
«Не знаю», вздыхала Танька. «Я в этом ничего не понимаю, – я ведь всю жизнь в городе…»
Я шутил, что надо бы ей купить козу. Будет молоко. Куры там и прочее.
«Да что я с ними буду делать-то», смеялась Танька.
Но видно было, чторазговор ей нравится….
А началась все с неприятностей. Танька была жесточайшим образом избита и, наверное, с месяц провалялась в больнице. Отвалтузил ее Серега,
тишайший валенок и загибатель невинных и наивных понтов.
Они были замечательной в своем роде парой. Около полугода ходили вместе, одевались в добротную гуманитарку, стояли друг за дружку в очереди, ухаживали друг за другом, как голубок за горлицей. Вели совместный быт на «Монетке». Жили в халупе, куда рукастый Серега даже электричество провел. Так что они смотрели телевизор и пили чай из электрочайника. Иногда они оба уходили в запой, погружаясь в него неожиданно, как подлодка, и всегда благополучно выныривали у нашей помойки. Помятые, трясущиеся, но довольные.
Мы и раньше знали, что он ее поколачивает, но она сама, видимо, к этому легко относилась.
Однако на этот раз все было серьезнее. Возможно, не обошлось без ревности. Так что Таньку увезли в реанимацию.
Серега, правда, ничего не рассказывал. Ходил испуганный и подавленный, глупо и растерянно улыбался, на вопросы, кто избил подружку, отнекивался и переводил какие-то мифические стрелки. А потом пропал куда-то…
Таньку выписали. Хоть и была она слаба, но отсутствие алкоголя и клошарского окружения заметно благотворно сказалось на ней. А через
несколько дней по выходе из больницы Танька сломала ногу. И снова было не до водки.
Таким образом, череда несчастий привела к неожиданному положительному результату: Танька перестала пить.
И вот – «развязала».
ЕВГЕНИЙ
