Спасибо этому дому

Дом милосердия, работающий с бездомными десть лет – это чудо. С бездомными работать очень сложно. Традиционные соцслужбы в работе с ними неэффективны. А еще, сами бездомные часто не хотят возвращаться к нормальному образу жизни. Вот бездомному повезло – его накормили, помыли, переодели, купили ему билет и вот уже подошел поезд, который отвезет его домой, а он… Разворачивается и уходит. Или выходит на первой же станции и покупает бутылку. Они не такие как мы. Они грязные, пьяные, часто не совсем вменяемые, много врут, могут украсть и заразить чесоткой. Не знаешь, чего от них и ждать. Мы не такие как они, мы здоровые, сытые, благополучные, у нас есть дом и деньги. Мы жадные, злые, можем обидеть, обмануть, обругать, ударить. Они нам не доверяют. Десять лет дому милосердия. Как такое возможно?

Город Тихвин, пять часов от Санкт-Петербурга на автобусе. Деревянные дома, несколько пятиэтажек, пара новых магазинов, яркие заплаты ларьков, дедушка Ленин в чугунной кепке тычет пальцем в дом культуры. Все вокруг в предвыборных плакатах, в обещаниях.

Тихвинский монастырь

Может и сонный, но сытый – вряд ли. Бездонная горечь, пожалуй, самое оно. Есть в Тихвине монастырь, хранящий древнюю святыню, Тихвинскую икону Богоматери. Икона вернулась в город недавно в 2004 году, в 620-ю годовщину своего явления. Когда-то вокруг иконы и вырос город Тихвин. Даст Бог, все наладится.

Спасо-Преображенская церковь на площади Свободы – побывшая при соввласти кинотеатром «Комсомолец», потихоньку восстанавливается. В трапезной две женщины пекут просфоры. Уютно, неторопливо. В духовку ставили с молитвой. Пока мы пили чай, подошел батюшка, отец Александр Ваховский, организатор дома милосердия.
– Откуда они? Да со всей России… «Нам в Москве на вокзале сказали, что в Тихвине помогают восстановить документы…»

– Помогаете?
–Помогаем. У нас есть договоренность с милицией. Но последнее время их стал немножко раздражать такой наплыв клиентов. Сейчас требуют, чтобы обращались только местные, из нашего города, района, в крайнем случае – из области.

– Как пришла такая идея – создать дом милосердия?
– Смотришь на улицу – ходят бедолаги. Жалко их. Особенно зимой – 20 градусов мороза, стучится человек раздетый, голодный, что с ним делать? Виноваты, не виноваты — они же люди. У меня одно время и в бане жили. А потом возникла идея создать такую обитель. Хорошо, в то время мэр пошел нам навстречу, выделил нам это здание, его как раз расселяли, там коммуналки были, мы его восстановили, отремонтировали, заключили договор с коммунальными службами, они оплачивают тепло, свет, телефон, благодаря этому и существуем. Пищу сами добываем – покупаем, или у спонсоров просим.

– Как становятся бездомными?
– В основном – пьянство, кто-то квартиру потерял, кто-то из мест заключения приходит, негде жить.

– Из тюрьмы много? Боитесь?
– Много. Не боюсь. Они, как правило, на рожон не лезут. Кто прошел эту школу, знает правила игры, у них свои законы. Понимают, что есть такая черта, которую не надо переступать.

Как ни странно, тюремный опыт здесь часто оказывается на пользу: привычка к дисциплине и послушанию приходится кстати. Хотя, бывает, что человек и дом милосердия воспринимает как некий филиал тюрьмы. Но, то что это не тюрьма, люди прекрасно понимают. Как и то, что молитва и строгий распорядок -не батюшкин каприз, а, в некотором смысле, установление свыше. Мне рассказывали, что один московский бездомный, прослывший неуправляемым беспредельщиком, попав в католический приют, строго соблюдал тамошний распорядок – «потому что церковь». Трудотерапии, как таковой нет – трудятся, чтобы заработать на еду, а не воспитательных целях, иначе не получается.

– Дом милосердия – дело хлопотное. Сколько человек сейчас у вас в штате?
–У нас штата, как такового, нет. В чем преимущество домов милосердия – они очень экономичны. Была такая государственная программа «Дома милосердия» в 90-х годах. Если делать приют «сверху», от соцслужб, получаются очень большие затраты. Комендант, повар, уборщица, врач, всем деньги надо платить. Для города это нереально. А у нас они обслуживают себя сами – сами за собой убирают, сами стирают, сами огород сажают, консервируют продукты, выращивают картошку.
Для социальных служб работа с бездомными – это невероятно сложно, они не знают, как к ним подступиться. Все настолько прописано, что приходит человек, и они не знают, что с ним делать – не имеют права поселить, не имеют права лечить. Нам проще. У нас столовая – для голодных. Придет человек в социальную столовую, его начинают – кто ты, откуда, дай справку…А где человек возьмет? А мы просто кормим. У нас едят все, кто пришел. Никто нас не контролирует, кроме санэпидстанции и милиции. Приходу в наше время это сделать проще, чем социальной службе.


– Подолгу живут?
–По-разному. Некоторые не задерживаются, кому деваться некуда, остаются. На улицу же не выгонишь, и вот и живет человек, пока не найдет что-нибудь подходящее – кто работу найдет, кто выхлопочет пенсию, кто – женится, бывали у нас и такие случаи… Конечно, это очень специфический контингент, с ними нужно по-доброму, но и со строгостью. Если распустить, пустить на самотек, все превратиться в притон. Но нам повезло с комендантом. Он сам был бездомным. Они с женой в свое время оказались на улице. Сейчас на них все и держится. Зарплату они не получают. Вот так мы и живем за счет подвижников, платить никаких денег не хватит.

Как это выглядит на практике? Соблюдает человек распорядок– живет в доме, не соблюдает — увы. В вагончике каждый день обедают около 20 человек тех ,которые не смогли или не захотели. В доме милосердия – распорядок дня: в семь – подъем, молитва, потом послушания. В основном жильцы дома милосердия трудятся при храме. Еще действует «тимуровская команда» – пилят дрова и носят воду местным бабушкам. Бесплатно.

– Вы даете своим трудникам деньги?
– Нет, только на сигареты. Все на жизнь идет, на прокорм.

– С пьянством как боретесь?
– Строгостью. Первый раз предупреждаем, потом выгоняем. Приходят опухшие, синие, потом приживаются, не узнаешь его потом, такой франт ходит, хоть под венец его. А убеждать… Если человеку за сорок, что ему лекции читать? Многие их них зону прошли. Искушения, конечно были. Делаешь человеку добро, а он тебе какую-то гадость, украдут что-нибудь, напьются. У нас есть подворье – чуть не сожгли. Конечно, все это очень обидно, но что делать, приходится это проходить. Приходит человек, его посылают ко мне, я выясняю кто он. Потом помывка, медосмотр. У нас договор с социальной службой, если что-то подозрительное, чесотка, например, мы туда посылаем. Объясняем правила проживания, выделяем кровать.

Дом милосердия – простая и красивая система, которая позволяет оказать бездомным реальную помощь. Во всем мире самой эффективной считается схема, когда бездомные помогают себе сами – те, кто смог вернуться к нормальной жизни помогают адаптировать к ней своих собратьев. В Тихвине отработано восстановление документов – человек идет в милицию, там наводят о нем справки. Собственно, это и есть прямая обязанность милиции, но так уж у нас заведено, что если бездомный человек придет сам, шансов у него намного меньше, да и денег на штраф зачастую нет. Кроме того, налажены контакты с социальными службами, больных можно отправить в больницу, инвалидов – в спецучреждение.

– Верующие?
— Разные. Есть и некрещеные… Слишком не нажимаем на них, хочешь – иди в храм, литература у них там есть, беседы проводим, а там уж кто как. Воцерковляются, конечно мало. Как везде – много званых, мало избранных.

– Есть случаи, что они возвращаются к нормальной жизни?
– Некоторые возвращаются. Наша задача обеспечить кратковременное проживание, чтобы человек не погиб на улице. Инвалидов через социальную службу устраиваем в приюты. В городе без паспорта никуда не возьмут. К нам часто звонят из социальной службы и из милиции.

Мы же православные. Мы обязаны видеть образ Божий, мы тем и отличаемся от остальных. Часто удивляются – ну что вы с ними возитесь, это же нелюди! А для Бога все мы одинаковы – губернатор, или бомж, все мы чада Божии. Я уже убедился, что можно сделать все что угодно – одеть, накормить… Он уходит от нас — напивается. И приходит снова такой же. Мы опять лечим, кормим и все повторяется снова… Ну что тут сделаешь!

– Это – болезнь?
– Бывает, что и болезнь. Бывает, что деградация очень глубокая.

– Умирают?
– Два случая было.

Едем в дом милосердия. По дороге видим мужчин в ватниках. Катят трубы на тележке. «Это наши трудники» – говорит отец Александр.

Дом милосердия – двухэтажный, ладный, крашен в апельсиновый цвет. Собака на цепи. Сарайчики. Огород. По деревянной лестнице поднимаемся наверх. Встречают нас две женщины – помладше и постарше. У окна сидит пушистый кот.
– Тиша красавец наш. Это он сейчас изгулялся, зимой он красивее. Никто его тут не обижает, все любят.
На щите у входа – распорядок дня, и, в рамочке поучение «О матерном слове» Иоанна Златоуста. Подъем. Молитва. Завтрак…



– Молитесь?
– А как же! Проснулись, и, слава Богу – все живы-здоровы. Надо Бога за все благодарить!

Ведут по дому, рассказывают:
– Это наша столовая. Тут – крупы, хлеб, холодильника два. Сегодня у нас – суп из макарон! А на ужин будет каша пшенна. Сейчас мужчины поели и пошли работать. Мужчины на работе, женщины дома. Все, как следует.

О себе говорят уклончиво, неохотно. Лене 40 лет. Здесь больше года.
– Что у меня случилося? С семьей не очень хорошо сложилось. И вот обратилась сюда, к батюшке. Приютили меня, я очень всем благодарна. Такое спасение Господь дал!

– Вы на улице жили?
– Да. Где придется. Спасибо этому дому! Вы бы видели, какая я была…

Что побуждает бездомных оставаться в доме милосердия? С возрастом любой человек начинает задумываться о жизни, переносить кочевую жизнь становится все сложнее, обостряются многочисленные болезни, все это заставляет бездомных задуматься о постоянном пристанище. Тихвинский дом милосердия это не приют, а дом временного проживания. Трезвое окружение, доброе отношение, чистая постель и еда – это уже немало. Здесь помогают людям пережить трудный период, решить некоторые проблемы, которые для бездомного неразрешимы – подлечиться, протрезвиться, восстановить документы, вспомнить забытые профессиональные навыки, Человек может пожить в тепле, прикинуть, как жить дальше, чем заработать на хлеб насущный. Человеку дается шанс, а дальше – как он им воспользуется?

Они все сильно меняются. Конечно, следы разгульной жизни не исчезнут совсем. Но у всех, кого мы видели ясные глаза, светлые лица.
– Тут у нас гардеробная. Новенькие приходят все, извините за выражение, вшивые. Они с себя в бане все снимут, пропарятся, переоденутся во все чистое… Своя же баня, что вы! А тут у нас медикаменты. Батюшка аппарат купил, давление мерить. Трюмо у нас!
– Женщины? С ними труднее, чем с мужчинами. Кавалеров много, опять же от пьянки женщин отучить тяжелее. Семьи они потеряли, детей потеряли… Батюшка женщин жалеет очень. Женщины – не удерживаются.
Банок на зиму мнооого закатываем! Все свое. Как положено дома.


– Это все сами?
– Конечно!
Тут у нас комната отдыха. Помолиться, подумать о жизни, почитать. Кто хочет уединиться – пожалуйста, все условия! Закрывали библиотеку, отдали нам книги.Читают много. И божественное, и детективы, сразу и не переделаться им, правда?

Тут мы шьем. Перешиваем из старого, починяем, рукавицы шьем. Трусы, простыни. Вот накидки красивые – это зимние, к лету другие будут.

Показывают комнату мужчин: «Здесь те, кто подольше. Новеньких селят вниз». Прошу рассказать про обитателей комнаты.

– Все водка. Жены их выгоняют… Здесь вот Евгений. Ему 52. Он не пьяница, он просто из колонии. Тут, – указывает на кровать – Сергей, он в наркологии был. У нас работает прекрасно, на хорошем счету. Тут мужчина из общежития. Но в общежитии жить невозможно – пьянки, драки. Ночью он церковь сторожит. 49 лет ему. У нас все в основном такого возраста. Молодым гулять хочется, драться хочется. У нас такие не держаться. Чтобы человеку реабилитироваться от пьянки, нужно, чтоб окружение было трезвым. А у нас тут нет пьяниц! Жить можно и без пьянки. Чаю с конфеткой попьешь, чего уж лучше. Батюшка нам приносит и чаю, и сладкого, и печенья с булкой. Молокозавод нам молоко дает раз в неделю. Мы еще и вагончик содержим для совсем диких, варим им еду, кормим. Люди оживают без пьянки. Когда не пьют – интересы совсем другие.

Появляются и мужчины. Анатолий Васильевич, комендант. В доме милосердия восьмой год. Шофер по профессии. Завхоз. Паспортист.
– За порядком слежу. Сейчас ездил за жиром на рынок. Там дают нам нутряной жир для каши. Как принимаем? Всех регистрируем, записываем, проверяем, в паспортном столе ставим на учет. Сколько батюшка штрафов заплатил! Некоторые приживаются, другие считают, что это маленькая тюрьма.

– А было у Вас такое, чтобы Бог вам помог?
– Так вот оно!– улыбается во весть рот и широким жестом обводит рукой вокруг.

Какое все ладное, крепкое, ни одной кривой доски. Батюшка говорит, они, как протрезвятся – мастера на все руки, и столяры и каменщики и часовщики. Не устаешь удивляться. Вот – сарайчик. Человек, который строил сарайчик ушел на работу в другое место и там замерз по пьяни. В сарайчике– мастерская, только сейчас там свинки живут, их сарай водой залило. Чистые опилки, никакого запаха, розовые, будто игрушечные, поросята ластятся к людям.
Зашел еще один трудник, смущается, улыбается:
– Колхоз наш развалился, работы нет… Я пил, как трактор. А тут бросил. Один раз выпил, а батюшка говорит – еще раз, и выгоню.


– Вам тут нравится?
– Почему нет! Лучше, чем болтаться. Вот если бы нам город помогал, рабочие места предоставляли бы…

Они совсем, как дети…
– Батюшка, они как дети, да?
– Да, очень много общего – отец Александр улыбается. – И как детям строгость им нужна и любовь. Чуть отпустишь, найдется какой то заводила, начнет мутить. У каждого своя судьба, своя история, своя трагедия.


Как правило, трагедия. Распалась семья, оказался без квартиры, мужчин выгоняют за пьянку. Теряют документы, часто обманывают предприниматели, не платят за работу. Щербатые улыбки. Светлые глаза. С какой гордостью показывали они свое хозяйство – баньку и погреб, столовую и читальню, кухню, кладовую и огород, мастерскую, розовых поросят в загончике.
На автобусной станции подошел к нам человек с характерным лицом и глубоким свежим шрамом. Чистый, и в чистой одежде. Попросил рубль, помолчал, добавил – на спирт. После разговора с отцом Александром рука не поднялась дать на спирт. Помялся немного, ушел. В следующий раз – соврет? Странная его честность – может быть, последствие батюшкиных бесед? Вот и наш автобус. До свиданья, Тихвин, спасибо, батюшка! Тепло на сердце.

Алиса ОРЛОВА,
фото Андрея РАДКЕВИЧА

См. также: Милосердие: Санкт-Петербург,
«Среди бомжей есть немало квалифицированных мастеров»