Димитриевская школа была открыта в 2003 году по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия. Её учредителем является Свято-Димитриевская община сестер милосердия. В школе работает коллектив высокопрофессиональных педагогов, многие из которых имеют высшую квалификационную категорию и почетные звания. Администрация и родители серьезно относятся к качеству преподавания как гуманитарных, так и естественнонаучных предметов.
Школа находится в хорошо отремонтированных помещениях, построенных в 1801 году по проекту Матвея Казакова, прекрасные архитектурные формы создают в нашей школе особую атмосферу и способствуют эстетическому развитию учащихся.
Этой же цели служат различные кружки, а также музыкальная школа, существующая при школе общеобразовательной, в которой особое внимание уделяется хоровому воспитанию.
Дети обучаются по программе, принятой Министерством образования. Преподаются Основы православной культуры.
Рассказывает секретарь школы, преподаватель английского языка Елена Михайловна Смирнова:
| Елена Михайловна Смирнова |
– Главным образом, школа была задумана для двух детских домов – Свято-Софийского и Свято-Димитриевского, потому что у их воспитанников возникали очень большие проблемы в районных школах: с ними не хотели заниматься и, главное, – не сохранялось единое воспитательное пространство православного детского дома. Кроме детдомовцев в школу с удовольствием потянулись дети – прихожане больничного храма, других приходов. Школа развивалась практически с нуля, сейчас она насчитывает почти 150 учащихся и имеет семь классов. И желающих у нас учиться больше, чем мы пока в состоянии принять. В перспективе мы рассчитываем на 220 школьников – 11 классов по 20 учеников. В нашей школе много детей из многодетных семей. Среди 63 семей, отдавших в Дмитриевскую школу 109 детей, 39 многодетных, учатся в школе и 28 детей из двух детских домов. Также, в школе обучаются дети-инвалиды, реабилитацией которых занимаются педагоги и воспитатели школы. Эти семьи почти все – малоимущие. Платить за школу они не в состоянии. Содержание каждого ребенка – с учетом зарплаты учителям, оплаты учебников, питания, которое они здесь получают, технического обслуживания (уборка помещений) и т.п. – в месяц обходится в 15 тысяч рублей. Поэтому для нас финансовая поддержка благотворителей жизненно необходима, особенно сейчас в условиях кризиса. Потеря кого-то из учителей для нас может стать серьезным ударом, возможно – непоправимым. А если мы не сможем обеспечивать детей надлежащим питанием, школу могут лишить лицензии и закроют. Многие дети здесь учатся со всеми братьями и сестрами. Районные школы переполнены, и устроить пять детей в какую-то школу очень трудно, гораздо труднее, чем одного.
Такая школа, как наша – это возможность для детей вырасти сохранными в условиях всеобщей распущенности. К нам иногда приводят своих чад родители нецерковные, потому что боятся состояния современных школ. Они не хотят, чтобы их отпрыски начали курить в седьмом классе, не хотят, чтобы они ругались, как ругаются на улице, не хотят столкнуться с проблемой наркотиков. Они стремятся уберечь детей от этого. И мы стараемся своих детей воспитывать в строгости, так как только при серьезной дисциплине можно получить глубокие знания и, соответственно, хорошее образование.
Кинозвезда в православной школе
Ей прочили карьеру кинозвезды, режиссеры сравнивали ее с молодой Бабановой, народные артисты целовали ручки, она приступила к съемкам знаменитого фильма у гениального режиссера. Но встреча со священником на кладбище перевернула все в один миг и она стала учителем литературы в московской православной школе.
На рубеже девяностых Ирина Александровна Щербакова снималась у Рустама Хамдамова в советско-французском фильме «Анна Карамазофф». Это была компиляция из «Анны Карениной» и «Братьев Карамазовых». У киноленты была необыкновенная судьба, ей сопутствовал триумф (в буквальном и в переносном смысле – кинокартина «Карамазофф» удостоена премии «Триумф» – высшей премии за кино- и театральные достижения), в главной роли снималась известнейшая французская актриса Жанна Мoро.
– На съемки, – рассказывает Ирина Александровна, – я пришла в качестве помощника режиссера, но директор картины предложил и настоял на том, чтобы меня попробовали в роли главной героини в годы ее молодости. Я совершенно к этому тогда не стремилась. К этому времени Хамданов трудился над фильмом уже пять лет, в Италии у Висконти была отснята куча пленки. Я же перед этим закончила Ярославский театральный институт при театре им.Волкова, работала в театре, и на «Мосфильме» оказалась впервые.
Несколько месяцев мы находились в экспедиции на киносъемках в Ленинграде. Следующие сцены должны были сниматься во Франции. В это время меня терзали сложные проблемы в личной жизни, я развелась, маленький сын оставался один. После полутора лет работы, нужно было сделать последний шаг, я находилась в сложных поисках, метаниях. И за несколько недель до Парижа, я зашла на Смоленское кладбище на могилку Ксении Петербургской. Сама я – из коммунистической семьи, крестилась незадолго до этого в 27 лет, не имея опыта общения со священниками, обратилась в часовне к батюшке с вопросами о своей личной жизни. Он уделил мне время, ответил на некоторые вопросы и заявил: «Какая же ты мать, у тебя ребенок, как же ты уедешь, как бросишь?» Я начала возражать, говорить об ответственности перед киногруппой, объясняла, что хочу оставить сына родителям. Они очень честные, достойные люди. Мама ушла на пенсию, отец – руководитель ядерного отделения института авиационной автоматики. А он: «Вот я тебе сказал. Все что ты делала до этого – это одно, а теперь, когда ты знаешь – другое». Я пыталась еще что-то говорить. Но он развернулся и ушел. И в моей жизни запечатлелся этот момент: я сижу на этой лавочке, на кладбище, он уходит. И как будто вдруг пелена передо мной упала, мне все открылось. Ведь мои достойные, но неверующие родители не воспитали бы сына православным человеком. Меня еще саму нужно было воспитывать. И вообще это все было бы неправильно.
В это время три дня у нас был простой в съемках. Причем уже настолько все завелось, пленка отснята, осталось чуть-чуть и впереди – съемки во Франции и мы – в кадре вместе с Жанной Мoро и все-все здорово, замечательно… И я на три дня спряталась ото всех, заперлась в гостинице, за окнами – дождик, молилась, думала. Через три дня явилась и сказала: «Я ухожу». Все посчитали, что это творческий кризис, бзик. Меня не уволили, не отдали трудовую книжку, отправили в Москву, два месяца платили зарплату и ждали. Я забрала документы и пошла работать уборщицей.
Я еще долго не могла сама с собой справиться, раздражалась, что все бросила, но теперь каждый свой день благодарю Бога за то, что Он послал мне такого сына. Сейчас мой сын окончил Богословский университет, венчался, его венчал отец Артемий Владимиров, он тоже уже учитель и не стоит на месте…
А меня отец Артемий благословил идти работать в школу, вести русский и литературу. И в 45 лет я получила второе, педагогическое образование. Вела школьный театр (десять лет мы участвовали на конкурсе школьных театров «Марьинская рампа» – один раз заняли второе место, все остальные годы становились победителями), работала в гимназии Артема Боровика, воцерковлялась… волею судеб два года назад оказалась здесь, в Свято-Димитровской школе.
На примере баллады Лермонтова «Три пальмы» Ирина Александровна предложила детям порассуждать, могут ли быть совместимы понятия «польза» и «красота»
На самом деле я отношусь к православной школе более чем критично: здесь своя специфика, подмена многих понятий. Например, любовь часто значит – никаких замечаний, все очень мило, ласково. Значит, учителя должны смиряться. А дети – заласканные, затисканные, избалованные, капризные – могут принимать все абсолютно потребительски. Тем более, что в таких школах очень много проблемных детей, из семьи идет неофитство – я это так для себя определяю: вместо того чтобы очеловечиться, начинают сразу обОживаться.
Но у митрополита Кирилла (Гундяева) я читала, что хорошая работа может быть особым родом молитвы, и в любом случае – это мое богослужение и лично для меня в нем очень много жертвы. Жертвы в моральном плане и в материальном. Мы, учителя, можем послужить своей профессией, своим умением Богу, детям, духовенству, которое сейчас опять начинает поднимать, вести народ ко спасению. И я уже точно знаю – как мать, как учитель (в госшколах у меня уже были выпуски, и мои первые первоклашки – уже сами родители), что в нашем деле плод созревает со временем, и что он, безусловно, будет, многие семена могут потом вернуться сторицей. И если такой шанс есть, то это наша Богу жертва, наше богослужение.
Русский философ и мыслитель Иван Ильин писал: «Бездарный, слабый серый преподаватель дореволюционной православной гимназии – это беда России. Сегодня нужно воспитывать человека оснащенного интеллектуально, волевого, нравственного, духовного. Человека – победителя». Преподаватель не может научить тому, чем не владеет сам. Здесь учителя очень хорошие. Подбору кадров уделяется бОльшее внимание, чем в обычной школе. Директор гимназии – отец Александр – при всей молодости – проводит, в том числе, политику подбора сильных, ярких, интересных профессионалов.
Тот же Иван Ильин писал, что образование без воспитания и ложно и опасно, оно порождает бездуховность, чванство, гордость, развязывает в человеке волка. У нас каждому ученику уделяется пристальное и заинтересованное внимание родителей, священников, преподавателей. В обычной школе, где не всех знают даже по именам – потому что учеников много, а учителей мало – ребенок скорее всего такой заботы иметь не будет. И если православной школы не станет, многие здесь учащиеся дети лишатся, быть может, своего единственного плода в жизни. Те, кто в силу разных причин не может адаптироваться в обычной школе, все сироты (а у нас тут много сирот), – для них это важнейший шанс, которого они больше в жизни могут нигде не получить.
Для многих из них государственная школа станет местом, где они будут предоставлены сами себе. И для кого-то это окажется губительным.
«Меня называли святой»
Гаврилова Настя, ученица 7 класса – перешла в Свято-Димитриевскую школу из государственной в 2008 году – рассказала, что в классе, где она прежде училась, среди девочек была плохая кампания. Одни не могли учиться, другие не хотели. И когда приходили новенькие, то попадали под их влияние и тоже начинали учиться плохо.
Девятиклассники в их школе однажды напились водки и пришли на урок пьяными. Учитель математики объяснял свой предмет плохо, но очень строго требовал, и на уроках даже ругался матом. Родители директору не жаловались, потому что считали это бесполезным. Директриса взяла математика на работу из-за нехватки учителей. В той школе можно было услышать мат и от учеников.
– И даже мне, – признается Настя, – поэтому известны некоторые матерные слова. Под влиянием, хочешь, не хочешь – научишься. И там нельзя было быть нормальной. Ушла я оттуда, – продолжает Настя, – потому что не могла больше в той атмосфере находиться.
Мама у меня православная и сама я хожу в храм, занималась в воскресной школе. У нас в семье никогда не допускалось нецензурной брани или чего-либо подобного. В школе же среда была абсолютно другая. Но я не могла больше раздваиваться: дома быть одной, а в школе – другой. И если бы я вела себя в школе, как дома, меня, наверное, игнорировали бы полностью.
У нас в классе училась одна девочка, над которой издевались. У нее было морщинистое несимпатичное лицо, сама по себе она была задумчива, постоянно летала в облаках, плохо училась, часто отвечала невпопад, никто не хотел сидеть с ней за партой, относились к ней как к прокаженной. И пока я там училась – с 1-го класса по 6-й – все время к ней относились так.
Класс наш делился группы – на богатых, или, как я их называю, крутых, двоечников и средних. Я не принадлежала ни к одной из них. Лучшей подруги у меня не было. Одна из девочек надо мной смеялась, называя святой, потому что я ходила в воскресную школу. Здесь же обстановка совершенно иная. И общаюсь со всеми. И учителя здесь доброжелательные, хорошие.
Кризис 2008 года положил конец безоблачному (в финансовом смысле) существованию Димитриевской школы. На данный момент благотворители больше не могут ежемесячно покрывать дефицит, поэтому пожертвования носят несистемный характер, и их немного. Дефицит на данный момент составляет около 300 тысяч рублей в месяц. Димитриевская школа входит в число проектов, поддерживаемых Обществом друзей милосердия. Став другом милосердия, Вы сможете помочь школе.
