В любой момент мы могли оказаться на улице
Оле 23 года, она мама годовалой Софии. Я уже знаю ее историю, и мне кажется, она никогда и нигде не чувствовала себя как дома. Никогда, пока не попала в «Добрый дом».
Оля с Софией живут в «Добром доме» больше полугода. Отсюда регулярно выезжают в больницу: обследования, химиотерапия, операция. Сюда же возвращаются. Оле не нужно беспокоиться о крыше над головой.
Я оглядываю уютную комнату: белоснежные кровати, шторы, забавные обои – и пытаюсь представить себе семилетнюю Олю, главной задачей которой было занять вечером три лавки на вокзале, потому что на двух тяжело спать втроем.
Три года Оля с мамой и братом прожили на Ярославском вокзале.
«Папа изменил моей маме, мама забрала нас с братом и ушла из дома, – рассказывает Оля о своем детстве. – Жить нам было негде. На вокзале можно было ночевать, если удавалось заплатить 100 рублей за ночь. Если нет, приходила полиция и выкидывала на улицу. Лето или зима – в любой момент мы могли оказаться на улице. И тогда спать приходилось на бетонных плитах. За три года на вокзале я хорошо узнала, что такое недосыпать. То «бомбу» ищут и всех эвакуируют в 4 утра, то место вовремя не займешь и спишь на баулах. Когда спустя три года нам предложили переехать в разбитый деревенский домик под Тулой, мы были счастливы прежде всего оттого, что можно спать на кровати, можно вытянуть ноги!»
Скитания в поисках жилья закончились, когда Оле и ее маме милосердные люди предложили квартиру в городе Кимовске. Здесь они с братом впервые пошли в школу. Оле тогда было уже 12 лет, брату Сереже – 11. Директор долго не мог решить, в какой класс их определить: в пятый, потому что все-таки они умеют читать, или в третий, потому что читают с трудом.
Но это устроилось. Оля закончила школу, работала контролером на железнодорожной станции, полюбила молодого человека и уже ждала ребенка. Казалось, вот-вот у Оли будет свой дом, где любовь, тепло, забота и любимые рядом.
Срок беременности был уже приличный, когда будущий отец жестоко избил Олю. Она тут же приняла решение с ним расстаться. А когда родила Софию, о покое и вовсе пришлось забыть. На шее у ее крошечной дочурки была большая шишка.
Будто в сказку попала
«Ничего! – сказали ей сначала врачи. – В полтора года сделаете операцию».
Но шишка продолжала расти, из уха малышки стала выделяться желтая жидкость, Оля забила тревогу. И тогда на вертолете ее с месячной дочкой доставили в московскую больницу.
Никогда до этого Оля не летала на вертолете. Было отчаянно страшно. Но гораздо страшнее стало потом, когда после обследования врачи поставили Софии диагноз: опухоль головного мозга. Мечты о доме, где только любовь и покой, окончательно разбились на тысячи осколков.
Оперировать сразу было нельзя: задета вся окружность головы. Сначала нужна была химиотерапия. Спустя несколько месяцев, когда обследования закончились, врачи сказали Оле, что нужно остаться в Москве. Предстояло долгое лечение.
«Заведующий сам мне рассказал о «Добром доме», в котором мы могли бы жить вместе с Софией, – говорит Оля. – И сам позвонил Юлии Ромейко (директору «Доброго дома» – прим. ред.). Когда я сюда приехала, будто в сказку попала, в моем детстве ничего подобного не было.
Нам здесь не только дали жилье, меня окружили таким теплом и заботой! Поначалу я ничего не могла. Не знала, как переодеть Софию, где взять для нее питание, как добраться до больницы. Просто плакала. Но женщины, которые здесь живут, во всем поддерживали.
«Добрый дом» помогает нам и одеждой, и памперсами. Теперь и я стараюсь чем-то помочь: подмести, прибрать, недавно покрасили во дворе деревья разноцветной известкой. Получилось так нарядно!»
Последние обследования КТ и МРТ показали: опухоль у Софии полностью ушла.
София в ярком желтом пальто упорно лезет на крышу игрового домика на детской площадке, и, кажется, разговоры о болезни, опухоли, химиотерапии отлетают от нее, как шарики пинг-понга. Кажется, они вообще не про нее.
– Вы свое будущее как-то планируете? – аккуратно спрашиваю Олю.
– Я уже ничего не планирую. Пока нам еще предстоит пять курсов химиотерапии: врачи опасаются рецидива. И я понимаю: никто не знает точно, как будет развиваться болезнь и когда точно отпустит. Юля сказала, что мы можем здесь оставаться, сколько понадобится. Здесь я чувствую себя как дома.
Я не устаю, я расстраиваюсь, что день закончился
– Даже те родители, которые имели какую-то возможность снимать жилье, приходя к нам, чувствуют себя так, как будто их выпустили из заточения, – рассказывает Юлия Ромейко, когда мы сидим в одной из столовых «Доброго Дома» и едим плов, приготовленный радушной осетинкой Нино.
– Ведь у наших детей рвутся привычные контакты, и они оказываются в полной изоляции, – продолжает Юля. – А у нас здесь – одна семья. Общие праздники, общие переживания. Если кого-то срочно госпитализируют, родители уверены: сумку и еду им соберут соседки, передадут, обо всем позаботятся.
– Никто здесь не чувствует себя одиноким. Да вы ешьте пирог! Это на втором этаже мамы испекли. Ешьте-ешьте, у нас каждый день кто-нибудь печет! – говорит Юля.
Она показывает мне комнату за комнатой. Игровая, гостиная, прачечная… Не верится, что всего за два года бывшая школа-интернат превратилась в эти уютные апартаменты. В каждой комнате чувствуется заботливая рука хозяйки.
– Юля, а до которого часа длится ваш рабочий день? Часто приходится задерживаться?
– Да я почти живу здесь, вот комната, где я остаюсь ночевать.
– А выгорание? А личное пространство? А отделить рабочее от домашнего?
– Да я не устаю. Я чаще расстраиваюсь, что день закончился, столько еще хочется успеть сделать. Это моя семья и мой Дом.
– А что для тебя дом? – спрашиваю я напоследок у Оли.
– Дом – это где общение и тепло. Здесь я чувствую себя дома. Только мамы не хватает. Но она приезжала в гости, – смущенно улыбается Оля.
