Есть один прославленный на весь мир случай бегства беспризорника от воспитателей. Конечно – Гекльберри Финн! Вот как сам он объяснял своему другу Тому Сойеру, почему убежал от вдовы, которая взяла его на воспитание:
«Ведь я пробовал, да ничего не выходит! Не для меня это все… Не привык я. Вдова добрая, обращается со мной хорошо, но не вынести мне этих порядков! Изволь каждое утро вставать в один и тот же час; хочешь не хочешь, ступай умываться; потом тебе зверски царапают голову гребнем; она не позволяет мне спать в дровяном сарае. А эта проклятая одёжа! Она меня душит, Том. Как будто и воздух сквозь нее не проходит, и такая она – черт бы ее побрал! – франтовская: ни сесть, ни лечь, ни на земле поваляться… Потом иди в церковь, сиди там и хлопай ушами – ненавижу нудные проповеди! – даже мух нельзя в церкви ловить, даже табаку нельзя пожевать. И все воскресенье носи башмаки, а снимать их не смей. Вдова и ест по звонку, и ложится в постель по звонку, и встает по звонку… И такие ужасные порядки во всем – никакому человеку не вытерпеть.
– Да ведь все так живут, Гек.
– Ах, Том, какое мне до этого дело! Я – не все, мне это невтерпеж. Связан по рукам и ногам – прямо смерть. А еда там дается мне слишком легко – даже нет интереса набивать ею брюхо. А захочется рыбку поудить – проси позволения; поплавать – проси позволения. Кажется, скоро и дохнуть без спросу нельзя будет. Потом изволь выражаться так вежливо, что и говорить пропадает охота. Я и так уж убегаю каждый день на чердак – выругаться хорошенько, чтобы отвести душу, – не то я бы помер, ей-богу! Вдова не позволяет курить, не позволяет кричать, нельзя ни зевать, ни потягиваться, и почесываться не смей… – Тут он выкрикнул с особой обидой и болью: – И все время она молится, Том! Молится – чтоб ей пусто было! – с утра до вечера. Никогда не видал такой женщины!.. Я не мог не удрать от нее… да, я иначе не мог».
Прокомментировать этот отрывок мы попросили о. Александра Доколина, директора одного из московских детских домов:
Знакомая ситуация. Гек рассуждает о том, что к нему пристают, когда ему хочется и покурить, и поругаться, и не учиться. И возраст его похож на тот, в котором наши дети столкнулись с этими проблемами. Я думаю, что Геку здесь лет 12. У нас сейчас подобные проблемы с детьми такого возраста. Но в отличие от Гека им присуща такая черта, которой Гек поражается и возмущается. Он говорит: «Все противно, потому что легко достается». Он готов потрудиться, потому что противно то, что даром дается, «дармовщинка». К сожалению, многие из наших детей имеют противоположное мнение – «им все должны».
– Но почему-то описанная в книге ситуация не кажется трагической…
– Тогда, 200 лет назад, были совсем иные обстоятельства: исторические, духовные, нравственные… Окружение таких детей было другим.
Сейчас в процентном отношении гораздо больше детей, которые не желают жить по-человечески: ходить в школу, нормально одеваться, кушать за столом. И количество таких детей увеличивается. Мне кажется, есть тенденция некоего всеобщего ухудшения, одичания, потери сострадания. Мы существуем уже восьмой год, а дети приходят все тяжелее и тяжелее. Дети все с большим проявлением своего «я», отказывающиеся от учебы, от труда, послушания. Это дети, которые не желают расти дальше тружениками. Они и без Бога живут, и гражданами не становятся.
– В чем, на ваш взгляд, причины такого ухудшения?
– Главная причина – безбожие. Мне, как священнику, это очевидно. Психология маленького человека, конечно, во многом осталась прежней, но сейчас она дополнена такими чертами, которых в Геке не было. Поэтому Гекльберри Финн вырастает честным, порядочным гражданином своей страны. А у современного ребенка такое устроение, которое имел Гек, – повеселиться, порадоваться, жить посвободнее, без рамок, которые накладывают на него люди старшего поколения, – усугубляется той внешней атмосферой, теми соблазнами и грехами, которые есть в наше время.
Современному человеку свойственно лицемерие, двуличность, цинизм, и у детей это очень развито. Окурок под окном лежит, в комнате дым. Курил? Не курил. Или просит отпустить его в школу одного. До школы доезжает, а из школы убегает. В следующий раз говоришь ему, что нельзя одному ездить. Не понимает почему. Он же слово свое сдержал, до школы-то доехал.
– Вы понимаете, как решать эти проблемы?
– У нас есть своя специфика – мы государственное учреждение. Если Гека заставляли молиться, то мы ничего не можем заставить их делать, если они сами этого не выберут: ни в храм ходить, ни молиться перед едой. Мы можем только добиваться от них того, что и государство требует пока что: нельзя ругаться, курить, выпивать в государственном учреждении. А ему хочется!
Родители в таких случаях детей наказывают, а мы не можем – мы просто права такого не имеем. Ребенок может сказать, что не будет убираться в спальне. И не заставишь. Надо идти к врачу – а не пойду! И что делать? Значит, не идет. А дома мама, папа, сестры, братья если и не наказывают физически, то находят способ объяснить, что он не прав.
Здесь мы только на основе человеческого контакта можем от ребенка чего-то добиться. Каждый человек – это отдельная личность. Нет ничего повторяемого. Но важно позаботиться, чтобы для детей было создано пространство, в которое вошли бы все стороны их жизни: как они встают, с кем общаются, где учатся, что смотрят, что читают, как отдыхают. Круг интересов – не навязанный, а с учетом талантов, данных ребенку Богом.
Но бывает, что ребенок не желает принимать никого из взрослых, он желает жить в своем мире и никого туда не пускает. Более того, он в этот мир старается привлечь других детей.
– И что вы тогда делаете?
– Хватаемся за голову, молимся.
– Часто ли дети убегают?
– Ребенку для адаптации надо года два: если у него до этого была склонность к бродяжничеству, то он не меньше чем два года бегает. Раньше у нас всегда двери были закрыты, особенно в начале учебного года. Сложно преодолеть тягу уйти, при том что ребенок уже понимает, что здесь ему зла не хотят, а добра.
Сейчас круг «бегунков» определился: есть и свои рекордсмены, которые друг друга перегоняют – кто-то 5 раз бегал, кто-то уже 7. И срок отсутствия у нас, к сожалению, удлиняется. А ведь их «вольная» жизнь разлагает их внутренний мир.
– Бывают безнадежные ситуации? Бывает так, что вы отказываетесь от детей?
– Мы не можем отказаться от детей, потому что этих детей нам присылает государство. Болен – лечи, убежал – ищи…
– Это чем-то похоже на ситуацию в семье.
– Нет, с родителями у детей больший контакт. Они очень любят своих родителей, как бы они ни пили, ни курили, как бы они их ни избивали. А на воспитателя, который за то, что ребенок матом ругался во время ужина, попросил его выйти из-за стола, он может еще очень долго держать зло. Кто для них воспитатель? Пришел – ушел. Он воспринимается как временщик, а ребенок становится потребителем.
Дети, часто попадавшие в сложные ситуации, имеют опыт того, как добиваться своего. Как избежать приготовления уроков, где и как покушать, где достать деньги. Сейчас к нам пришло много детей-отказников, от которых отказались приемные родители. Они с ними не справлялись. Когда дети в свои 12-14 лет приходят к нам, у них очень богатый жизненный опыт за плечами. Попав сюда, они понимают, что «им должны». Государство взяло их на обеспечение, значит, им должны на обед поставить на стол первое, второе и третье.
Если «домашний» ребенок пришел в школу или в училище, в котором по уставу запрещено курить, пить, ругаться, прогуливать, то за нарушение его могут вызвать на педсовет, предупредить, выгнать даже. А у нас куда его выгонишь? Он уже с улицы пришел. И ребенок этим пользуется.
| Из дневника первого года жизни детского дома
«Утром Вера с Ксенией были очень агрессивны. Они устроили в храме драку, причем сначала вывели Веру, а потом Ксения, подравшись с Леной, убежала сама. Вне храма они сговорились с Аллой (единственной, не пошедшей на правило) и отказались идти на завтрак. После завтрака они стали кричать, ругаться матом, собирались забрать свои вещи и убежать от нас к Вериной подруге – Ире. Алла захотела есть, стала требовать еду, отказалась с ними бежать. С взбунтовавшимися девочками Т. А. вела долгие переговоры, в результате которых девочки настроились мирно и покаянно. Алла почти всю первую половину дня трудилась на кухне. На прогулке дети очень хорошо играли на приютской территории, чего давно не было». |
– А можно ли это как-то изменить? Или с этим нужно смириться?
– Я думаю, что надо смириться с возможностью такой ситуации, но не нужно смиряться с тем, что ее нельзя переломить. Это возможно – на личностном контакте взрослого и ребенка. Для ребенка должен какой-то конкретный человек – может, уборщица, может, рабочий, может, повар, медсестра, воспитатель, директор – не важно – стать тем, кто для него очень интересен. К чьим словам он прислушивается. И тогда дети будут изменяться в ту сторону, в которую нужно этому человеку. Им будет больно потерять с ним связь.
Ребенок может задавать такому человеку вопросы – попробовав что-то греховное, он почувствует, что это неприятно, но для него останется непонятным, почему это вредно, неполезно. К примеру, попробовал курить – гадко, но непонятно, почему это вообще плохо.
– Но такого чуда – появления близкого ребенку человека – может и не произойти. А нельзя ли изменить само устройство детских домов, чтобы дети не вырастали потребителями, которые не хотят сами трудиться, а только требуют: дайте мне? Что, на ваш взгляд, нужно было бы изменить?
– Обычный детский дом устроен следующим образом. Воспитанники разбиты на группы по 8 человек. С ними все время должны находиться взрослые. В школьное время это учитель. Ночью – ночной воспитатель, днем – воспитатель, который помогает делать уроки, гуляет, в поездки ездит. Но один воспитатель не может быть с ними все время, и начинается такое мелькание взрослых. Это уже не семья, где никуда не денешься: если я от папы ушел, я к маме пришел, а если они еще вместе объединились, то тут, как кругами ни ходи, не спрячешься… А здесь такое количество взрослых, что можно к музыкальному руководителю, к завучу, к медсестре в кабинет забиться, там отсидеться. Можно спросить то, что нужно, у того, кто может разрешить. Это «мелькание» взрослых для обычного детского дома, к сожалению, неизбежно.
Кроме того, дети из детского дома выходят просто неприспособленными к самостоятельной жизни: их одели, обули, дали им квартиру, пособие, а они вышли и не знают, что делать. Элементарных бытовых навыков у них нет. Дело в том, что официально наши дети не могут выполнять обычную домашнюю работу. Только с 16 лет они имеют право что-то шить, красить. А просто помогать на кухне – нельзя. Это запрещено по нормативам – горячий цех.
Как выйти из этой ситуации? От крупных детских домов перейти к малокомплектным. И дальше двигаться в этом направлении, добиваясь, чтобы ребенок воспитывался в условиях семьи. Такая форма воспитания детей уже существует в Москве, но пока широкого развития не получила из-за долгого отсутствия необходимой нормативной базы. Это патронатное воспитание детей в семьях. В Москве 19-й детский дом в Центральном округе успешно реализует такую форму воспитания уже 6 лет. Дети остаются воспитанниками детского дома, для них сохраняются все льготы (пособия, квартира, льготы при поступлении в вуз). Но воспитываются и живут они в патронатных семьях.
Патронатных воспитателей тщательно отбирают. Проводят тестирование, учебу, анкетирование. Учитывают жилищные, культурные особенности. Информация о семьях, желающих воспитывать сирот, собирается и хранится. Приходит ребенок – психологи и дефектологи его обследуют и выясняют, какой семье он близок. А та семья может стоять на очереди и два месяца, и полгода. Ребенок уже знает, что он не останется в стенах детского дома. Его готовят к знакомству, потом они знакомятся, проходит адаптация в патронатной семье. И если все благополучно, ребенок становится полноценным членом этой семьи. На всех этапах и семье, и ребенку помогает детский дом. К сожалению, это единичный эксперимент. В основном, я думаю, нужно этим путем идти. К тому же это раза в три-четыре дешевле, чем содержание ребенка в обычном детском доме. При возможности в самом детском доме содержать 20 детей численный состав воспитанников 19-го детдома превысил уже 100 человек.
– Ваш детский дом существует уже давно – 7 лет, и опыт у вас серьезный. Мы прочитали дневник первого года существования вашего детского дома, по нему видно, как много было трудностей…
– Когда мы начинали, были некие радужные представления о том, что это будут за дети. И вот наконец эти дети предстали перед нами, и совсем иными, чем мы ожидали. К тому же тогда было совсем мало воспитателей. Сейчас их тоже мало, но костяк уже есть. Тогда были только энтузиасты этого дела. А что с детьми делать, как их воспитывать, как выдерживать режим, – все было непонятно. Но могу сказать, что, если бы в тот момент мы столкнулись с современными детьми, было бы еще тяжелее. Теперь дети посложнее пришли – более испорченные, более тяжелые, озлобленные. Ребенок, который попадает в детский дом в 12 лет, попробовал уже все – не просто музыки наслушался, а и читал не одну классику, курил не только табак, пил не только пиво, блудил, можно и дальше продолжить…
Если бы вы почитали дневник этого года… Там некоторые пишут: «Я молю Бога о том, чтобы прожить этот день. Завтра у меня выходной. А ночь-то я проживу? Встану ли я, чтобы этот выходной наступил? Хотя отдельные воспитатели говорят: а зачем же вам выходной нужен? Странные они слова произносят…»
Один наш мальчик, когда мы приехали в летний лагерь, сразу залез на сосну. Раз мы его достали, два. А вечером выяснилось, что он болен краснухой. И когда я подошел к медсестре с врачом, то они не хотели забирать его в изолятор, они говорили: нужен воспитатель. «Почему?» – «Он разнесет у нас тут все. Мы видели, как вы его доставали с дерева…»
– Какова задача православного педагога? Какова цель воспитания?
– Сама Церковь ответила: «Стяжать дар Духа Святаго». Дар любви. Главная цель – прийти к Богу. Безусловно, начать это возможно с любой точки жизненного пути, но, если человек предстал перед нами в детстве, значит, с детства надо вкладывать в него любовь к Богу, но не через насилие и разговоры о Боге, а только через собственный пример благодатной жизни во Христе. Через уважение и привязанность ребенка к взрослому происходит его воцерковление.
Работа воспитателя – это подвиг. Мало того что он сам спасается, он и маленького человека пришел привести ко спасению. Воспитатель должен дать правильное отношение ко греху, показать, что повседневная жизнь воспитанника радостна, если она проходит со Христом, по заповедям Божиим.
Конечно, Закон Божий в государственном учреждении ввести нельзя, но, если дети захотели перед едой помолиться – они исполнить это могут. Если ребенок молитвенное правило захотел исполнять – ему его определит духовник. У нас учреждение государственное. Поэтому на своем рабочем месте я могу повесить икону, а в общественном – нет. Но ребенок может иметь иконы в спальне, классе.
| Из воспоминаний детей о приюте
«Батюшка звонит в колокол, а мы все бежим в храм, бежим, бежим, на нас ругаются, что мы бежим, а мы бежим, чтоб в храм поскорее, и так хорошо-хорошо…» |
– Как вы ограждаете детей от мирских соблазнов?
– Из двух зол выбирается не то чтобы меньшее, но то, которое сейчас им не очень навредит. В повседневной жизни дети, конечно, со всем сталкиваются. Но надо так их воспитать, чтобы они при отсутствии нас, взрослых, выбирая между злом и добром, выбрали добро.
– Есть что-то, что вы осознаете как удачу, как радость?
– Конечно, без этого невозможно. Но истинная радость осознается только через какой-то период, когда удается видеть, что ребенок исправляется. Он по-прежнему тяжелый, ершистый, но в нем уже начинает светиться чистая душа ребенка, которая не отягощена взрослыми привычками. Когда в нем начинает восстанавливаться образ Божий – то это радость.
Беседовала Юлия Константинова
