Про клюкву, которую собирают бабушки в деревне и везут продавать в Москву чтобы купить дрова на зиму, Валю-людоеда, который хуже индейца, двух стариков, которые 50 лет живут в лесу без электричества, и еще одного глухого деда, который курит самосад и стреляет в мигрантов из двустволки. И все это в 180 км от Москвы.
Бабушка с грязными руками продает клюкву напротив московского театра. Подошел, купил клюквы, спросил откуда она приехала. Настя Степанова – так она мне представилась. Живет в селе Старый Кудом, что за рекой Пра в Рязанской области. Кругом лес, за селом начинается мещерский заповедник, Мордовия и драконы. Транспорт в эту глушь не ходит, пенсия 4 тысячи, в селе осталось 11 домов и 5 бабушек. Чтобы купить дрова на зиму баба Настя с соседкой собирают клюкву и ездят продавать в Москву. С рынка ее прогнали, вот стоит на улице целый день у театра. Электричества в Кудоме нет, телефона тоже. Одна добрая женщина дала бабушке тысячу рублей, чтобы та купила себе мобильный телефон и оставалась на связи. Баба Настя по секрету мне рассказала, что тысячу рублей они сразу проели – соседка очень сладкое любит, ну вот и не удержались, спустили все на конфеты. Я как-то в рассказ этот поверил, записал адрес, и решил съездить в гости, чтобы помочь, а заодно и написать про это сермяжное-социальное предпринимательство. Для налаживания диалога купил килограмм конфет и шесть шоколадок.
Поиск пропавшей экспедиции
Заправляем казенный УАЗик
Мост через Пру
Казенный УАЗик егеря ныряет по грязи вверх и вниз как корабль по штормовым волнам. Стекла держатся на медной проволоке, через дыру в днище видно дорогу. Проезжаем мост из сгнивших бревен, по ним течет черная вода реки, стоит легкий туман. Переправа по новому мосту, сверху лежат свежие доски, но и этот уже подгнивает снизу. Егерь Саша окрестил нашу поездку «поиском пропавшей экспедиции». Он открывает на ходу дверь, сплевывает и выкидывает бычок сигареты. Получает Саша 6 тысяч рублей, работа интересная: следит за лесом, подкармливает животных зерном и гоняет браконьеров. Подрабатывает организацией охоты (официально) и охотится сам. Мясо чистое, может поэтому здесь редко болеют. Иногда конечно дробина на зуб попадает, но редко. А если дробь закрыта слоем мяса, то можно и в микроволновке подогреть, искрить не будет.
Егерь Саша
–Гляди, кабан!
— Где?
— На дороге сляды свежия (такой здесь говор. – Прим. авт.).
— Нет, не заметил. А часто на охоте выпивают?
— Ну это как карты ляжуть. И то бываить и это бываить. Кто поохотиться приедеть, кто просто отдохнуть душой, посидеть у костра, по стаканчику выпить. Каждому свое.
— А если они пьяные, друг друга не постреляют?
— Нет, ну были случаи. Я в этом свидетель, у меня две ноги прострелены.
— Дробью?
— Карабин, вот здесь пуля прошла (Саша несколько раз как пилой проводит ребром ладони по ногам выше колена). Трезвый. Карабин один не разрядил, и главное в ВАЗике выстрелил. Год отвалялся в больнице. Ничего, сейчас полегонечку хожу. Спасибо профессору Федосееву, взялся. А то бы отчирикали ноги. Так что наоборот, трезвые хуже.
Охотник
С собачками
Ноги были Сашина гордость. В день обходил свой участок пешком, это около 50 километров. «И ладно бы спьяну, было бы не так обидно, — говорит он, глядя перед собой с погрустневшим видом. — Вот, как бывает… Всего одна секунда, мелочь какую-то забыл, и жизнь поменялась». Про Степанову в окрестностях Александр не слыхал. Да и клюквы здесь нет, вся сгорела во время пожаров в 2010. Так же и дрова, можно и в лесу бесплатно наломать. Живут здесь люди всего в трех местах.
Валька-людоед
Первый очаг цивилизации в лесах – это домик Вальки-людоеда. «Хижина дяди Тома, Ленин в разливе, — анонсирует жилище егерь. — Сейчас сам увидишь. Ни родины, ни флага у него нет. Даже пола нет. Напился и сжег, подлюка». Пенсию Валентин не получает, паспорта у него нет, уже десять лет как пытается сделать. «Деньги появляются – сразу пропьет их, паразит», — снова повеселев рассказывает егерь. Валентин в советское время работал в этом районе на заготовках смолы. Потом «все распалось», и он остался с напарником жить в избушке площадью метров шесть. Людоедом Валю прозвали после того, как напарник нашел работу и уехал в другую область. Стали шутить, что Валя напарника съел, и так прозвище за лесным человеком и закрепилось.
Домик Вальки-людоеда. Людоедом его прозвали за то, что его сосед по домику куда-то исчез. На самом деле сосед поехал на заработки в другую область и там осел
Нижние нары с тех пор пустуют
– А все-таки, что же он ест там в своей избушке?
– Да он, гад, неделю может лежать на кровати и ничего не есть. Живучий он, как индеец, что с ним станется. Если лето, пойдет ягод насобирает (Саша говорит «насабяраить» — прим. авт.). Или грибов, если осень. А если зима, то кричит «караул». На ягоде и грибах можно по тысяче рублей в день делать. Только он столько не унесет. Соберет несколько ведер лисичек, сдаст приемщикам по 60 рублей за килограмм и пьет потом два дня. Он вообще здесь самый счастливый. Есть еда – праздник. Есть что выпить – Пасха. Я как-то раз после обхода усталый шел, сил уже не было. Думаю зайду, у него отдохну, перекушу чего-нибудь. Смотрю, он одну луковицу на сковородку положил и жарит, улыбается. «Сейчас поем» говорит. Плюнул я и думаю — нет, надо домой идти.
Валька — самый счастливый. Сто дорог, иди куда хочешь. Есть еда — праздник. Есть чего выпить — Пасха
Валентина мы дома не застали, но печь была еще теплая. Настоящий снежный человек – в объектив не попадает. «Наверное в деревню пошел, — предположил егерь. — А может в библиотеку». Валентин книг не читает, зато журналы берет регулярно, много, и все их прочитывает. По прямой до библиотеки здесь идти километров 25. На двери замка нет и никогда не было, заглядываем внутрь. Пол земляной. Вся мебель состоит из двухэтажных нар и стола. Стены обиты полиэтиленом, в потолке дыра. Вместо лампочки с балки свисает пакет с макаронами, это чтобы мыши не съели. Мы оставили Валентину хлеба, колбасы и пару шоколадок. Так же и проезжающие охотники иногда поступают, оставляют на деревьях еду в пакетах. Дрова себе Валя рубит сам. Вернее не рубит, а топором щепит понемногу упавшие деревья, рубить и пилить сил у него уже нет.
Дед с ружьем, бабка с биноклем
Второе место поиска — село Новый Кудом, где живет глухой дед за 80 со своей бабкой. Есть еще старый Кудом, но там не осталось совсем никого. «Бабке, как придешь, сразу говори так «здорово, змея»» — советует егерь. По его словам, бабка известна егерям своим скверным характером, и они к ней даже не подходят – обругает. Днем бабушка сидит с биноклем и следит в него за дорогой – кто идет (обычно никто не идет). Жилой дом в деревне остался один. Кроме электричества других благ цивилизации нет. Пенсию раз в месяц привозит почтальон, старики держат огород, тем и живут. Дед сажает табак и крутит самокрутки. Сезонами приезжают охотники из Рязани.
Глухой дед из Нового Кудома. Стрелял в сторону мигрантов из двухстволки, когда они полезли подключаться к его электросети. Курит самосад.
После пожаров еще приезжали рабочие какой-то нерусской национальности, чтобы лес сажать. Вечером дед заметил, что свет мигает. Вышел, видит, что кто-то у него по двору ходит незнакомый, а рабочие на столб с проводами залезли и подключаются к его линии. Сходил за ружьем, вышел на крыльцо, прицелился, и дал поверх голов дробью. Приезжие попадали со столба и разбежались, а кто во дворе был – через забор махнули. Больше не приходили.
Когда мы к этому деду приехали, я ему сначала конфет отсыпал, чтобы разговор завязался. Он решил, что за это надо заплатить, и без всяких раздумий крикнул бабке чтоб несла деньги. Хорошо, что коммивояжеры сюда не доезжают. Может это дед простой такой, а может продукты к ним так возят – приедет егерь раз в месяц и по заказу привезет, что надо. Пеницилин вот просили, от простуды, говорят, хорошо помогает. Я говорю, что денег не надо, это подарок. А он подставляет ладонь к уху и переспрашивает –Чаво?! –Подарок!!!, — кричу я ему в это ухо. –Нет, ну надо денег дать, что это? Нехорошо… Вместо денег все-таки сует мне по карманам яблок. «Бери-бери, молодой еще, погрызешь». А бабушка благодарит: «Спасибо, сынок, что вы к нам приехали, что не забываете нас». На жизнь жаловалась. Своих детей у них не осталось. Была дочка, но в 36 умерла. Про Степанову здесь тоже не слыхали. Был в селе Степан, но уже помер.
50 лет в лесу
Третье место – Старый Кордон. Домик лесника и два сарая, электричества нет, по дороге можно проехать только на внедорожнике. Когда реки разливаются, проезда и вовсе нет. Так же и зимой, если дорогу не прочистят — только на снегоходе. Или на лыжах, как почтальон, который раз в месяц привозит сюда пенсию. В Кордоне живут Колобковы: местный лесник на пенсии дед Димитрий Андреевич 85 лет с 80-летней женой Анной Петровной.
Дом Димитрия Андреевича
Димитрий и Анна Колобковы, прожили в лесу последних 50 лет и переезжать не собираются
«Я лесник был, а это у меня рабочий кадр, бригада», — говорит старик и показывает на свою бабушку. В октябре исполнилось 50 лет, как они переехали на Кордон «И по сею минуту, али секунду живу здесь, — рассказывает лесник. — Конечно летом, весной, красиво. А зимой глянешь – ни дороги, ни тропинки. Зимой плоховато. Артур прошлый год чистил, а нынче кто его знает. Надысь позвонил ему, а у него свадьба. А с апреля уже охотники, рыбаки».
У дома Колобковых
Встают в восемь часов. Дмитрий Андреевич идет во двор: коз покормить, кур, собаку отпереть. Анна Петровна тем временем «затопляет» печку. Не успеешь оглянутся – обед. Дров наколоть, воды из колодца натаскать. А вечером опять скотину кормить. Если аккумулятор четыре дня заряжать от дизельного генератора, то после ужина можно посмотреть телевизор.
«Время смотрим, новостя – это уже у нас закон. Что в стране творится, — рассказывает дедушка. — »Пусть говорять», наверное такую программу слышали. «Давай поженимси», для хохмы. Таперича, кино смотрели «Сын вождя», шестьсерийное. Когда реклама – выключаем. «Мы не какие-то там отшельники», — добавляет баба Аня.
Еще в семье есть радио на пальчиковых батарейках. «Одна штучка – девятнадцать рублей, расход страшный», — объясняет Димитрий Андреевич. Слушают передачу «Звезда». Есть мобильный телефон на солнечной батарее, для связи с тремя детьми. Племянник стал священником, приезжал, исповедовал и причастил пожилую пару. «Книги божественные оставил», — говорит дедушка и приносит из соседней комнаты «Закон Божий» и «Молитвослов».
— Почему вы не переезжаете?
— Люблю лес, привык к лесу, 50 лет здесь прожил. Каждое дерево, каждый сук, все знакомо. Идешь, с ним разговариваешь. И кады ягоды, они под боком. Грибки. Вздумал, пошел, ага, значит на сковородку набрал. Перебрал, помыл, нажарил. А в деревне, в селе этого нет в таком достатке. Ну конечно скучновато, раньше было веселее. Было народу много, были лесничества полны лесников. Бывает долго никто не едет, хлебушек выйдет. Вот вы приехали, а то недели две никого не было. Плохо зимой, а так жить можно. Я бы был бы помоложе, еще бы тут лет 40 прожил. Я привык, я не скучаю.
— О чем вы разговариваете, когда никого нет?
— И разговариваем, и мирно, и ругаемся, в каждом хозяйстве такая штука. Бывает придешь со двора, а там баран что-нибудь разломал. У него рога громадные. Жрать захочет, бьет городьбу. И собирался его убивать и по рогам ему давал, все без толку.
— Вы за новостями следите, вот говорят Церковь с властью сращивается, это плохо?
— Ничего не плохо. Раньше Церковь от власти была отсоединена, было безобразие в головах. А Церковь все-таки учит уму-разуму. Не воровству, а уважению друг к другу. Уважать старых. А сейчас старый идет, ему на лоб кепку натянут. Церковь хорошему делу учит.
— А вот одни говорят все плохо в стране, революции хотят. А другие, наоборот, что жизнь налаживается. А вам как?
— Лучше стало. Мать в 86 лет, держала козичку, получала гроши. А сейчас ведь никто не хотят ничего делать. Земли держать они не хотят. И ведь все хорошие, все в силе. Мы старые и то держим две козы. Мы труженики, а они лодыри. Вот плотят хорошо им, а не платили они б стали шевелиться. Нет, сейчас лучше живут, денег хватает. В магазинах все есть, бери чего хошь. А тогда бывало пойдешь в магазин, брать нечего. На власть нечего обижаться. Бога гневить не надо.
Недавно козочку зарезали — нечем было кормить, сено залило водой
Кухня
В домашнем центре мультимедиа развлечений. Телевизор на аккумуляторе, радио на батарейках, на стене портрет Димитрия Федоровича в молодости.
На прощание я попросил из ружья выстрелить, из того самого, из которого дед в свое время двух волков убил. Ему тогда еще премию дали сто рублей. Колобковым я выгрузил оставшиеся конфеты и плитки шоколада. А бабушку Настю Степанову я так и не нашел. Может, обманула она меня, а может это я адрес неправильно записал.
Кругом глушь, а люди счастливые
Также по теме:
Здесь были книги: судьба сельских библиотек
http://www.miloserdie.ru/index.php/%253C/%3Cbr%20/vk.com/index.php?ss=1&s=68&id=15437
«Чужая земля» Никиты Михалкова: забвение — самое унизительное, чему подверглись жители русской деревни
