В июле жители Патриарших прудов (центрального и дорогого района), отчаянно защищали свое право на спокойную жизнь – им помешали «толпы ночных гуляк», которых привлекают рестораны, летние веранды и модные заведения, открытые на Патриарших. Шесть активистов — защитников тишины и покоя, пришли в эфир «Дождя» (признан в РФ иноагентом) и позволили себе некорректный тон. Эта встреча тотчас получила название «Жители центра против пришельцев с окраин», и вызвала общественный отклик.
Главные цитаты встречи:
Саранча из Бирюлево обиделась. Тем более что «на Патрики» приезжают гулять в основном молодые хипстеры, живущие на окраинах. Имущественная разница у них с защитниками Патриарших, действительно, есть, образовательной – никак нет.
Таким образом, предполагая, что жители окраин «менее культурны» чем жители центра, патриции эксплуатировали дремучее, буквально докарамзинское представление о бедняке как создании заведомо порочном или нравственно отличающемся от богача.
Так, одна локальная, не очень красивая история, инициировала общественную дискуссию – действительно ли сейчас происходит эскалация неприязни между богатыми и бедными? Возможен ли свежий виток идеологического противостояния?
Очевидно, новое состояние общества – бедных становится больше, доходы падают – должно привести и к изменению общественного договора между более благополучными и менее благополучными согражданами. Последние 20 лет общественный договор по умолчанию трактовал эти отношения в консервативном духе индустриального, старомодного капитализма: каждый, кто добился состояния и распоряжается средствами, более сильный и полезный член общества, чем тот, кто средств не имеет.
Меняется ли договор? Пока заметны только случаи «ужесточения» диалога: скажем, вице-премьер страны, в которой за последнее время появилось пять миллионов новых бедных, вполне может позволить себе с веселым недоумением комментировать популярность двадцатиметровых квартир в домах-новостройках.
А между тем, по данным «Левада-Центра» (признан в РФ иноагентом) 41% опрошенных россиян «крайне недовольны расслоением между богатыми и бедными». Более того, на вопрос «что в будущем может породить серьезные проблемы», 82% опрошенных ответили: «Имущественная разница между бедными и богатыми».
Ситуацию комментирует Акоп Назаретян, главный редактор журнала «Историческая психология и социология истории», профессор, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН
– Как вы считаете, противостояние жителей Патриарших прудов и «спальных районов» — это частный случай или начало тенденции?
– Я думаю, что это тривиальное событие. Кто-то не очень умный что-то написал, и раздули историю. Можно, конечно, соотнести это с проблемой «понаехали», проблемой урбанизации. Когда-то снижалась смертность, а рождаемость оставалась высокой, и люди подались из деревень в города. Сталкивались разные общественные уклады и культурные эпохи. У Аркадия Райкина есть сюжет, когда крестьянская семья, поселяясь в городской коммунальной квартире, норовит солить в ванной огурцы, к ужасу соседей. В этнически смешанных регионах это подчас принимало особенно уродливый характер, поскольку в городах по большей части жили приезжие (например, славяне), а из деревень и аулов приезжали коренные обитатели региона. Или наоборот. Тогда конфликты могли из сословных перерастать в национальные, то есть ещё более деградировать.
Но в данном случае, слава Богу, ничего такого не просматривается – ни этнического, ни сословного. Жители Патриарших прудов богаче жителей Бирюлево? У них квартиры подороже стоят, да и то не всегда. Образованнее? Сомневаюсь.
– И вы не видите в этой ситуации какой-то сословной ревности, может быть, неприязни?
— Вообще миграция — большая международная проблема. Но в этом эпизоде – не тот случай. Это буря в стакане воды. Жителям дома не нравится, что рядом кто-то нашумел и насорил. Кто-то бросил про «бирюлевскую саранчу». Но это не показатель конфликта между районами Москвы.
И думать, будто на окраинах живут «пейзане», а попросту — «понаехавшие», тоже нелепо. Напомню, что при расселении коммуналок и разрушении хрущевок довольно много людей переехали на окраины города, в лучшие благоустроенные дома. И в спальных районах живет как раз очень много коренных москвичей. Знаю, например, районы с особенно высокой долей научной интеллигенции.
К тому же большинство москвичей живут в одном районе, работают в другом, родственников имеют в третьем. Можно, конечно, провести специальное исследование, но пока не вижу оснований думать, что есть такое групповое сознание «жителей центра».
– В то же время уже публично проявляется этот разрыв бедных-богатых. Если за рубежом свой достаток принято скрывать, то у нас часто богатством кичатся. Последняя история с частным самолетом вице-премьера Игоря Шувалова, на котором его собаки летают за рубеж, возмутила общественность. Вам не кажется, что на этой почве появляется напряжение?
– «Зарубеж» – он большой и многоликий, некоторые персонажи и там не прочь афишировать богатство, причём не только на Востоке. Купил человек остров и живет на нем, а то и не живёт, а просто «владеет».
Эта неприязнь к богатству, классовая зависть, – она всегда существует. И всегда было разделение на «они» и «мы» по какому-нибудь параметру. Это – большая самостоятельная тема.
– Деление на «они» и «мы» — это как раз то, о чем мы говорим…
– Это деление старо как мир. Вожди первобытных племен, чтобы сохранить мир внутри племени, стравливали между собой племенную молодежь. Так сохранялась их власть. А там, где перекрывался этот канал конфликта, молодежь переориентировала агрессию на старших.
Схема «они – мы» — самый старый способ сохранения внутреннего мира. Хотя кажется — наоборот. Но — внутри сообщества сохраняется покой, а агрессия выплескивается на других.
Есть такое явление – катастрофофилия: когда массы скучают по острым переживаниям.
Вопрос, на кого это выплеснется: на элиту, или на инородцев, на иноверцев, на приезжих или, наоборот, на местных, и так далее. Как показывают исследования, это мощные генераторы смыслов: «мы вместе ненавидим кого-то».
Начало Первой мировой войны – август 14-го года – считают чуть ли не самым счастливым месяцем в истории Европы. Царило праздничное настроение, по Берлину, Парижу, Вене и Петрограду дефилировали восторженные толпы, люди соскучились по остроте, национальному чувству, гражданской общности.
Так что мы все время находим противника. Чем больше сходства между людьми, тем сильнее ненависть, это азы политической психологии.
– Значит, жители Патриарших прудов объединились против врага? Против кого они дружат?
– Повторю, тут противостояния и поиска врага я не вижу, и сословий не вижу. Сословные различия были сильны в 90-х годах, когда был сильнейший удар по относительной советской однородности. Тогда был действительно шок от сословного размежевания.
Есть ли сословия сейчас, сказать трудно. Так же как и на Западе. Когда-то действительно существовал «антагонизм труда и капитала». После того как в России случилась революция, элиты Запада по-настоящему перепугались и очень преуспели в растворении классовых различий.
Так, уже в 1960-х годах в странах Западной Европы от одной до двух третей тех, кого марксисты называли рабочими, сами себя идентифицировали как «средний класс».
Дальше родилось информационное общество, появились белые воротнички. Они – кто? Рабочие? Административное сословие? Интеллигенция? Не очень понятно. Торговый капитал вытеснил промышленный, брендинг стал важнее производства товара. Все сейчас смазано.
Или, например, – кто такой интеллигент? У нас в России скоро будет чуть ли не поголовное высшее образование. Врач, пиар-работник – к какому классу или прослойке их отнести?
Сегодня это все равно, что деление на народ и «не народ». Это такие же отжившие понятия, как национальные интересы, понятие нации. Мы просто по инерции работаем в старых шаблонах.
– Но имущественный ценз остается?
– Скорее, речь идет о защите территории. Такие вещи, в разных проявлениях, возникают и в других районах Москвы. Вспомните – «Не рубите наш лес», «не пускайте сюда буржуев»… – это же тоже было.
В то же время, когда местные жители как-то защищают интересы своей территории – это становление гражданского общества, как раз то, о чем мы мечтаем давно. Чтобы не только начальство велело, но и мы сами делали то, что считаем важным. Люди начинают подниматься за свои местные права, только и это не всегда делается по-умному.
