Начинаем серию портретов «социальных батюшек» – священников, которые помогают ближним и организуют церковную социальную работу.
Протоиерей Александр Тылькевич, настоятель Петропавловского храма города Шилки Забайкальского края, совершает минимум четыре серьезных миссионерских экспедиции в год. Каждая – недели на две. «…Через две недели вернулся, проверил хозяйство – поехал в Москву. Сейчас из Москвы вернусь, проверю хозяйство – поеду в Тунгокочен», – расписание жизни отца Александра никогда не меняется.
«У нас жизнь не делится на какие-то отдельные виды: там молодежное служение, там социальное, а тут миссионерское – это вроде как одна сплошная жизнь, она просто завалена полностью, сверху донизу. Поэтому, когда наш «ГАЗ-66» идет, он сзади везет еще телегу, полную гуманитарной помощи».
Окрестная территория
– Отец Александр, а зачем вам в поездках скалолазы?
Мы же кресты ставим, а это тяжело. В этом году ставили пятый – на пике БАМ. Это не просто богослужебная функция. Так мы отмечаем свою территорию. Видно же – где кресты стоят, там русские.
Отец Александр оградил крестами весь свой приход, площадь которого составляет около 900 кв. километров. Пик БАМ – самая далекая от Шилки точка. Среди населения много поклонников шаманизма и бурятского буддизма.
– Как относятся к этому язычники?
– Когда люди узнают Православие, многие отказываются от своих языческих представлений. Я с прихожанами постоянно езжу в далекие уголки, с собой везем гуманитарную помощь, литературу, лекции и уроки. В поселке Каринге живет 200 человек. Это поселок охотников. До нашего приезда там вообще не ступала нога священника. Когда мы уезжали, женщины нам говорят: «Батюшка, вы не могли бы на осенних каникулах еще раз приехать?» На каникулы приезжают дети из школы-интерната, и мужики из леса с охоты выходят. Я говорю: «Хорошо, приеду. Но, только с условием: крестить буду только трезвых».
Дело в том, что есть проблема – мужики, как из леса выйдут, сразу квасить начинают. Ну, приезжаю я через два месяца, а бабы говорят: «Батюшка, а мужики-то не пьют, тебя ждут!».
– Вы сказали «с собой везем гуманитарную помощь». А если бы не везли, люди бы принимали Крещение?
– Гуманитарная помощь, которую мы привозим, это скорее последствия нашей миссионерской работы. Мы покрестили людей. Хорошо. Но ведь у них нет элементарных вещей. Карингинские дети от других детей ничем не отличаются, это – те же рваные ботинки, рваные брюки и рубашки. Вот смотрим: у человека пила «сдохла», а ему без леса жить нельзя никак. Они изначально ничего не просили, но мы поняли, что надо еще какую-то помощь оказывать. Для женщин привозим вещевое имущество, а для мужиков какие-то рабочие агрегаты.
«Дети – это народ»
У отца Александра и матушки двое своих детей и 10 приемных. С помощью благотворителей и при поддержке государства он строит свое детище – «Детскую деревню», жилой комплекс для семей, взявших себе кроме своих, еще детей из детского дома. По его замыслу, «Детская деревня» должна стать альтернативой государственным учреждениям для сирот. Детские дома постепенно должны упраздниться.
«Семья приезжает, получает землю, двухэтажный коттедж, добирает себе сколько-то еще детей и растят всех. Площадь дома рассчитывалась на семьи с 12 детьми, или с детьми инвалидами». Уже построены часовня и два дома. В Чите живут люди, с тремя своими и двумя приемными детьми. Они ждут заселения, пока власти решают вопрос о юридическом статусе земли для Деревни.
– Отец Александр, как в вашей семье появились приемные дети?
– Жили мы, жили, а потом услышали, что у соседей пожар случился. На глазах трех дочек сгорели мама и папа. Одну тетя забрала, две осталось. Одна совсем больненькая. Ну, куда? Мы забрали. Потом из опеки позвонили, говорят: «Тут мама померла. Мальчишка хороший остался, неохота в детский дом отдавать. Заберете?» Забрали. Как-то так, сами по себе набрались, с разных сторон.
– С кем легче: с мальчиками, или с девочками?
– Все мальчишки – это авантюристы. Более-менее нормальным восприятием мира обладают только девочки. Поэтому никогда, ни у одной девочки мозгов не хватит приделать себе крылья и прыгнуть с обрыва: это – слишком разумные существа. Но вот прогресс – с ним ничего не поделаешь, – прогресс надо как-то двигать, поэтому кому-то придется прыгать.
Я подсчитал – чтобы воспитать одного мальчишку, нужно три девчонки. Тогда они за ним успевают приглядывать. А у меня не получилось. Я пока вывел эту формулу, пацанов уже больше стало.
– Какой главный «рецепт» воспитания?
– У моего ротного поговорка была: «Солдат без дела – потенциальный преступник». Когда ребенок ничем не занят полезным, притих, значит, уже где-то нашкодил. Лучше дать ребенку массу задач, чтобы у него времени не было. Чтобы вечером только пришел ему сказку почитать, а смотришь, он уже спит. У нас у каждого есть обязанности. Старшие девочки помогают матушке на кухне, мальчишки не забывают кормить животных. Даже есть должность смотрителя за порядком в прихожей. Я горжусь своими детьми.
Воспитать ребенка можно только тогда, когда не просто есть отец и есть мать, но когда папа по-человечески относится к маме, а мама адекватно относится к папе. Где отец является главой семьи, мать – помощником, а дети – это народ, который папа с мамой должны привести к Богу.
Мотушка Светлана
Отец Александр бывший милиционер. Его матушка Светлана эксперт-криминалист. Они вместе работали в отделе железнодорожной милиции станции Чара.
– Поселки, где живут ваши прихожане, разбросаны от Шилки на сотни километров. Вы постоянно в отъездах. Как ваша-то семья живет в таком режиме?
– Вот, я думаю: для меня сейчас самое важное, это даже не кризис возраста, а все-таки умудриться мир в семье сохранить. И жизнь нельзя менять, потому что народу надо, чтобы священник был рядом, и, с другой стороны, семью жалко, потому что вся нагрузка на матушку. Я говорю: у всех нормальных попов – мАтушки, а у меня – мотУшка, потому что она мотается: в Читу, по поселкам, по деревням, кругом все вопросы решает, пока меня нет.
Каждый раз, когда уезжаю, семья приобретает какие-то навыки жизни без меня. Когда я приезжаю, они испытывают неудобство. Это как научиться ходить на одной ноге, а потом, бах! – вторая нога пришла.
Честный милиционер
Александр быстро стал начальником штаба отдела, потому что, пока Светлана училась, он просто жил в отделе, и все происшествия, все преступления проходили через него.
– Как вы вообще стали священником? Казалось бы – какое тут священство, если каждый день видишь преступления?
– Я пошел в милицию, чтобы искоренить преступность, думал, что для этого просто надо добросовестно выполнять свой долг. Нас в подразделении очень хорошо обучали – прекрасное оружие, специалисты, надежные и умные люди. Я ими тоже, как своими детьми, гордился. Но со временем я начал замечать, что, чем сильнее и умнее становимся мы, тем сильнее и умнее становится преступный мир. Получалось, я его не искореняю, а развиваю. Это меня глодало изнутри.
И вот встречаю я как-то нашего владыку Евстафия (тогда епископ Читинский и Краснокаменский. – Ред.), а он мне говорит: «Может, хватит государству служить? Не пора ли Богу?» Я ему сказал, что во мне нет никаких достоинств, который могли бы делать меня священником. Он говорит: «Я тебе по секрету скажу: во мне их тоже нет». «Как благословите», – отвечаю. Но из отдела не ушел. В «лихие 90-е», я с непонятными головными болями и слезотечением после командировки в Чечню слег на месяц в клинику в Иркутске. Никто не мог мне обезболивающие препараты подобрать. Думали опухоль. Там я прочитал книгу «Последние дни Господа нашего Иисуса Христа». Когда я ее закрыл, все у меня и прошло!
Когда я последнюю страничку дочитал, мне так Бога стало жалко, до смерти… вот если бы рядом людей не было, я бы, наверное, заплакал.
Я приехал в отдел, и написал рапорт об увольнении.
– Прошлый опыт помогает сейчас?
Больше мешает. (смеётся) В свое время мне один старый архиерей сказал: «Когда в тебе милиционер сдохнет?» Первое время приходилось и врукопашную ходить. После таких историй крест снимал, ехал к архиерею, а он мне по шее надает и крест возвращает: «Езжай обратно!»
«И мне это нравится»
Отец Александр считает, что без исключения люди – замечательные.
– Какие они, люди глазами священника?
– Плохих людей на свете нет. Люди могут совершать плохие поступки, но они не становятся от этого плохими. Это – просто часть их природы.
– Ваша вера вам об этом говорит?
– Нет. Это мне говорит мое знание.
– А что вы как священник сделаете, если увидите, как от человека исходит чистое зло?
– Сложно однозначно ответить на этот вопрос… Ну, скажем так… Если ребенок сует пальцы в розетку, я беру тапок и шлепаю его по попе.
– То есть, все люди, это такие дети, которые суют пальцы в розетку?
– Ну, я же и сам такой (смеется). У нас люди, вообще, как дети. В далеких поселках нет электричества, свет включается и выключается вместе с солнцем. У них на зиму четыре поленницы: с дровами, с замороженной рыбой, с замороженным мясом, и с водой – глыбы льда прямо наколоты из речки. Там нет интернета, сериалов, детективов. Когда на Карингу приезжаешь, открываешь дверь в дом, и из минус пятидесяти сразу попадешь в плюс тридцать. Клуб холоднющего воздуха влетает в дверь вместе с тобой. И вот когда она закрывается, клуб этот медленно осаживается, и из него, как ежики из тумана, смотрят на меня пять пар глаз. Без всяких слов, посмотрели, кто пришел – «Заходи, садись». И мне это нравится.
