В этой жизни человек должен бороться. Вопрос, за что. Если его жизнь состоит только из борьбы за еду и тепло, не оказывается ли он под угрозой потери своей человечности? А если при этом общество людей более благополучных выталкивает его из своей среды, воспринимая его чуть ли не как представителя какого-то иного биологического вида – и вида опасного?
История знает примеры сочетания крайней бедности и духовной высоты – но, как правило, это касается добровольной аскезы. Но когда человек выбрал ситуацию не сам, кто из нас вправе судить его за то, что он с этой ситуацией не справился?
Кандидат социологических наук, доцент кафедры сравнительной социологии Санкт-Петербургского государственного университета, вице-президент Санкт-Петербургской Ассоциации социологов Светлана Ярошенко много лет занимается исследованием феномена социального исключения, а также сотрудничает с теми, кто занимается практическими решениями проблем социально исключенных людей.
– Светлана Ярошенко: Термин «социальное исключение» обозначает процесс вытеснения человека из общества. Я придерживаюсь академической традиции, которая говорит о существовании разных форм социального исключения. Есть экономическое исключение – неустойчивость на рынке труда, недостаточность доходов для удовлетворения базовых потребностей. Есть культурное исключение – когда не ценят то, что человек делает, не видят значимость этой работы. Есть социальное исключение – когда формируется дистанция между попавшим в уязвимое положение индивидом и его окружением. Тот, кто хоть раз побывал в такой ситуации, знает, о чем речь. Бездомные, безработные, люди, ощущающие себя ненужными, бесполезными в этом обществе, утратившие связи с родными и близкими… Такой человек живет в обществе, а оно его не принимает. Как правило, это связано с постыдной ситуацией, когда такое положение ставится в вину попавшему в него человеку. На самом же деле есть очень много структурных причин исключения из общества, не связанных с личным выбором человека.
– Всегда ли социально исключенным человеком является бездомный?
– Есть разные степени социальной исключенности. Есть бездомные, которые сами хотят вести кочевой образ жизни. Если общество соглашается с тем, что это нормально, тогда такие бездомные оказываются социально включенными. Но само по себе желание жить без дома есть лишь у немногих, поскольку связано с рисками для здоровья и благополучия. И, как правило, включение современных российских бездомных в общество происходит при посредстве таких организаций, как «Ночлежка», где бездомным оказывают разные виды поддержки – помогают получить регистрацию, обеспечивают на какое-то время ночлегом и так далее. Предполагается, что людям надо дать шанс вернуться в обычную среду. И само состояние бездомности рассматривается как ненормальное. На самом деле, есть примеры системного решения проблемы бездомности – например, в Швеции.
– Как вы полагаете, ваша работа способствует общественному обсуждению проблемы бездомности?
– Я надеюсь на это. Поэтому я и соглашаюсь на встречи с журналистами, на участие в дискуссиях – считаю, что нужно использовать различные каналы для того, чтобы поднимать темы социальной несправедливости, связанные с бездомностью, с безработицей, с низкой оплатой труда. Как публичный социолог, я ориентирована на то, чтобы не только заниматься теоретическими исследованиями каких-то проблем, но и участвовать в их решении.
– Как бы вы объяснили специфику вашей работы обычному гражданину, плохо осведомленному об обсуждаемой нами проблематике?
– Социолог изучает общественные отношения. Конкретно я провожу исследования, касающиеся социального неравенства, бедности, причин, которые за этим стоят. Мои исследования направлены на то, чтобы понять, почему в нашем обществе становится все больше и больше работающих бедных людей – как это было в 1990-е годы. На первый взгляд, это кажется достаточно отвлеченной наукой, но это попытка понимания происходящего, форма рефлексии. Есть стихийные социологи – таковы люди, с которыми мы общаемся в ходе нашей работы. Они очень много знают о каких-то конкретных проблемах, но дистанцироваться от этих проблем им чаще всего не удается. А профессиональная социология вырабатывает методы такого дистанцирования для объяснения закономерностей общественного развития. Вот этим я и занимаюсь, это моя профессия.
– Что лично вас привело именно к теме социальной исключенности?
– Я заканчивала высшее учебное заведение в годы перестройки. Мне были очень интересны какие-то новые темы, а бедность как раз такой новой темой и была. Тогда было непонятно, грозит людям бедность или не грозит в результате рыночных реформ. Очень многие надеялись, что мы из реального социализма перейдем сразу в реальный капитализм. И та ситуация была своеобразной лабораторией, я наблюдала за изменениями в обществе. Ведь до этого можно было жить, не обращая внимания на материальные проблемы, потому что по минимуму они были решены. Если брать позднесоветский период, то бедность если и была, то она редко была постоянной, не передавалась по наследству – если бедными оказывались родители, это вовсе не значило, что дети будут жить так же. Это было высокомобильное общество – не все этим пользовались, но можно было легко менять место жительство, работу, было достаточно вакансий. Была система приоритетов для поступления выходцев из рабочего класса в высшие учебные заведения. Это была система, при которой у представителей непривилегированных классов было гораздо больше возможностей, чем теперь, изменить свой социальный статус. Я не говорю, что та система была идеальной, но в вопросах распределения благ она была довольно разумной. Понимая, как все это было устроено, мы ставим той системе диагноз, но надо понимать, что было много и положительных аспектов. Не было такой бедности, которая связана с невозможностью удовлетворения базовых материальных потребностей. Я это ответственно заявляю.
– В современной России какие наиболее распространенные причины социальной исключенности?
– На мой взгляд, это очень высокий уровень социального неравенства, очень большая дифференциация в оплате труда, отсутствие гарантий на минимальную заработную плату. Минимальная заработная плата до сих пор ниже, чем установленный прожиточный минимум, а установленный прожиточный минимум ниже, чем базовые потребности человека. Еще одна проблема – следствие условий, в которых отказались люди: отчуждение, ощущение собственного бессилия, своей неполноценности. Это задано уже капиталистической системой. Кто-то получает прибыль за счет деятельности в системе управления, причем управляет настолько плохо, что его наемные работники получают очень низкую заработную плату. А это показатель недостатка работы управленца, а не наемного работника. У нас же часто все списывают на лень наемного работника, его нежелание много, интенсивно и качественно трудиться. Хотя создание условий для нормального труда – это задача управленца.
– Вы полагаете, что усилия общественных организаций, ваши усилия способны повлиять на качество работы управленцев? Ведь существует мнение, что управленцам попросту выгодна ситуация, при которой их наемные работники на грани бедности.
– Я думаю, нужно развивать институт критики. Нужно не бояться критиковать, нужно критиковать так, чтобы услышали, нужно поддерживать в обществе интерес к обсуждению различных проблем, нужно сделать отношения прозрачными, открытыми – даже на уровне организаций. Организация должна по максимуму давать информацию о том, на чем основаны условия трудового контракта. И государственные предприятия, и власть должны быть подотчетны гражданину Российской Федерации. Мы должны иметь право потребовать разъяснений, как потрачены деньги, и, возможно, в каких-то случаях перенаправить средства. Получается механизм прямого бюджетирования, когда администрация небольшого района обсуждает с населением проблемы и то, как будут тратиться средства на их решение. Подобные механизмы работают в Латинской Америке, в Европе. Этот способ расходен по времени, но он может быть очень эффективным.
– Считаете ли вы, что социальное исключение связано еще и с ментальными отклонениями конкретно человека?
– Ментальные отклонения – это, как правило, следствие социального исключения. Хотя бывает, что люди с уже имеющимися психическими заболеваниями уходят из дома и не могут вернуться.
– А люди с психическими отклонениями, проживающие в российских психоневрологических интернатах, социально исключенные?
– Если их потребности не слышатся и не обсуждаются, если в этих заведениях не работают люди, им сочувствующие и готовые их услышать, они социально исключенные. Потому что социальное исключение как раз и связано с тем, что правила жизни человека устанавливаются не им, а другими людьми.
– Решение проблем, связанных с социальным исключением, лежит в области этики и морали или в области экономики или юриспруденции?
– Если этический подход будет связан с жалостью, то я не буду поддерживать развитие этого дискурса. Потому, что у этих людей должны быть права на достойную жизнь. И это уже вопрос не только этики, морали, сочувствия, сожаления. С одной стороны это вопрос признания права каждого на достойную жизнь. А с другой – это вопрос организации таких условий, когда каждый гражданин, оказавшись в сложной ситуации, имеет право на социальную включенность, таких условий, при которых если ты работоспособный, то работаешь и зарабатываешь себе на жизнь, а если по каким-то причинам работать не можешь, то должна быть система страхования, при которой риски, связанные с безработицей, потерей трудоспособности, другими сложными ситуациями, могут быть преодолены. У человека должен быть выбор, и этот выбор должен реализовываться за счет разных инстанций, не только за счет частной или общественной благотворительности. И это уже вопрос перераспределения ресурсов.
– В обществе распространено мнение, что большинство бездомных сами виноваты в том, что с ними произошло и происходит. Вы же часто говорите о несамостоятельности их выбора. На чем основано такое ваше утверждение?
– Основание для такого вывода – наши исследования. Это были качественные и глубинные интервью, мы встречались с конкретными людьми раз в полгода, раз в два года. Они рассказывали о том, каким удается решать свои проблемы. На основании этих интервью, также последующих количественных исследований (опросов) мы анализируем, какие факторы ведут к вытеснению человека из общества, какие из этих факторов связаны с обществом, какие – с самим человеком. И вывод однозначный: факторов, связанных с обществом, значительно больше.
– Нужно ли в человеке с детства воспитывать умение выживать в таких ситуациях, как бездомность?
– Меняется система, и правила решения этих проблем тоже меняются. Вот в советское время считалось, что надо ориентироваться не на свои интересы и запросы, а на коллектив. Жить интересами коллектива тогда было предпочтительнее. Для некоторых наших информантов, которые оказались вытесненными из современного общества, вот этот алгоритм был более приемлем. Это не ментальность, это особая культурная норма. И эти люди не смогли встроиться в систему, где человеку нужно самому отстаивать свои интересы, видеть свою частную выгоду, а не надеяться на то, что «не подведут», «не обманут». И те люди, которые не смогли это принять, часто разочаровывались не только в других, но и в себе. Что касается воспитания, то я думаю, что людей нужно просто информировать о том, какие возможности существуют в сегодняшней системе.
– У вас много знакомых среди социально исключенных людей – таких, с которыми вы бы поддерживали знакомство и вне вашей профессиональной деятельности?
– Да, есть люди, с которыми я познакомилась в процессе моей работы, и с которыми установились отчасти даже и дружественные отношения.
– Вы сотрудничаете с общественными организациями, занимающимися практической деятельностью?
– Да, с Санкт-петербургской благотворительной общественной организацией «Ночлежка». Также мне очень интересна организация «Упсала-цирк» – они работают с детьми, оказавшимися в сложных ситуациях. Есть еще анимационная студия «Да» – они работают с детьми в больницах. Фонд «Адвита» тоже занимается похожими проектами. То есть это организации, которые помогают людям, вытесненным из общества, снова в него интегрироваться, и помогают не только непосредственным решением конкретных проблем, но и через формирование уважительного отношения к этим людям со стороны общества и через формирование уверенности в своих силах у самих этих людей. С общественной организацией «Немецко-русский обмен» мы делали проект «Арт-собес», поднимающий вопросы, связанные с современными понятиями о мужественности (в 2008-м году) и женственности (в 2009-м году). Тогда мы познакомились с очень многими организациями. Первый проект «Арт-собес» был, кстати, инициирован в 2006-м году «Ночлежкой» и был посвящен как раз проблеме бедности. Мы с «Немецко-русским обменом» продолжили это дело, попытавшись рассмотреть, как общественные отношения связан не только с социальным неравенством, но и с гендерными вопросами. Организаций очень много, но, увы, мне кажется, что многие жители нашего города о них не знают. Это очень важно: распространять информацию о разных маленьких общественных организациях, которые делают большое дело.
