Я пишу этот текст, потому что мне ужасно жалко моих коллег по благотворительности.
Мои коллеги – это люди, знать которых — честь. Нюта Федермессер, Елена Альшанская, Екатерина Чистякова, Майя Сонина, Владимир Берхин, Елена Смирнова, Лида Мониава, Елена Грачева, Екатерина Бермант, Татьяна Краснова, Лиза Олескина, Евгения Фотченкова, Александра Славянская, Дмитрий Акимов, Елена Архангельская, Лика Данюшина, Константин Седов, Наталья Вороницына, Катя Марголис – и многие, многие другие. Директора крупных и небольших фондов, волонтеры в настоящем и в прошлом, и перечисление одних только имен займет не одну страницу. Есть фонды поменьше, есть люди, имена которых не на слуху. И все они заняты одним и тем же делом: спасением человеческих жизней, взрослых и детских.
Волонтерами, директорами благотворительных фондов восхищаются, их благодарят, в сетях комментируют: «Святые люди!» Только вдуматься: перечитайте предыдущий абзац — оказывается, перед вами святцы.
Все прекрасно, если бы не одно «но»: подавляющее большинство людей, попавших в святцы — мученики и страдальцы, и никто не хотел бы оказаться на их месте. Молиться им — да. Поменяться с ними жизнью — ни за что. Есть святые, а остальные — так, рядовые, грешники. При этом все святые считали себя грешниками, а любой из моих коллег в ответ на «святой человек» рассмеется.
Тот объем задач, с которыми справляются мои коллеги, трудно себе представить так называемому обычному человеку. Я скажу больше — и вряд ли ошибусь: все, кого я перечислила выше, были бы счастливы не быть на своем месте и не заниматься тем, чем они занимаются в таком объеме. Ведь они тоже — самые обычные люди. Просто однажды в жизни каждого из них случилось что-то такое, от чего жизнь уже не стала прежней. Кто-то пришел впервые сдать кровь, порисовать в больницу с детишками, навестить кого-то в больнице, кто-то прошел через потерю. Обычные события обычной человеческой жизни.
Мне посчастливилось много лет знать о. Георгия Чистякова. Это был прекрасный священник, просветитель, первый настоятель Покровского храма в РДКБ, человек, сделавший невероятно много для волонтерского движения в России, человек, согревший и воспламенивший собой многих и многих. Когда он уже был смертельно болен и мужественно переносил болезнь, я сказала ему в одном из разговоров: «Отче, да вы герой!» В ответ услышала: «Я не нанимался в герои». Никто не нанимался в герои, в святые. Кто тут крайний в герои? Никто? Так я первый буду…
Мне очень жалко моих коллег. Мне было стыдно, когда я сошла с дистанции, выгорев вот уже в третий раз за двадцать пять лет. Очень стыдно было перед коллегами, они ведь тоже не семижильные, но держатся и с капитанских мостиков и других стратегически важных мест не уходят. Но когда я приняла решение перестать координировать арт-проекты фонда «Кислород», с которым связано пять прекрасных лет жизни, никто из коллег меня не упрекнул. Сейчас и я перестала упрекать себя. И вот почему.
Я стала обычным человеком. Как большинство. Выгорание помогло мне лучше понять тех, кто в волонтеры не идет, кто смотрит на героев-спасателей со смешанными чувствами — восхищением и страхом («я так не смогу»). В то же время мне по-прежнему боязно за коллег, оставшихся «на войне» (а изначально ведь понятие «волонтер», «доброволец» — это «солдат»). Каждый выгоревший волонтер — это брешь в строю солдат, противостоящих смерти. И хорошо, если кто-то приходит взамен. Сколько нас таких, покинувших поле боя, на время или навсегда. Неужели волонтеры — это пушечное мясо?
Если я стану волонтером, то встречусь с чужой болью очень близко и не смогу выдержать.
Если я стану волонтером, то это потребует от меня всех моих сил, это будет в ущерб моей семье, профессии.
Если я стану волонтером, то жить станет тревожнее. Всех не вылечишь. Всем не поможешь. Должно работать государство. Мне некогда. Мне не хочется во все это вникать.
У меня нет таланта, навыков, я не умею помогать. Я не могу пожертвовать много денег, мне стыдно жертвовать мало. Пусть помогают богатые.
Так говорят вслух или про себя люди, которые в волонтеры и жертвователи не идут. И никто не вправе за это упрекнуть.
Наш классический волонтер или сотрудник благотворительного фонда — это профессиональный спасатель, профессиональный хороший человек, облепленный бесконечными страждущими, днем и ночью не отключающий телефон, пишущий фандрайзинговые тексты, ищущий жертвователей, вникающий в бесконечные чужие беды, пропускающий их через свое сердце, придумывающий новые и новые идеи, чтобы собрать деньги, превращающий свою квартиру в штаб, где домашние ходят по стеночке, а дети привыкли добывать еду сами. Никто не хочет так жить. И больше всего так не хотят жить те, кто уже так живет.
Не начинайте жить так. Не надо, пожалуйста.
Оставаясь там, где вы есть, живя своей собственной жизнью, вы можете сделать для других очень много. Представьте, сколько вас, дорогие обычные люди. Вас тысячи, десятки, сотни тысяч.
Есть очень простые и прагматичные способы помощи людям, попавшим в беду. И прежде всего — это регулярные маленькие взносы в благотворительные фонды.
Пожалуйста, обратите внимание на сайты благотворительных фондов. Почти везде есть возможность сделать пожертвование он-лайн или настроить регулярный платеж. Можно не включаться сердцем в чужую беду, не надрывать душу ужасными историями и фотографиями. Привычный автоплатеж — сто рублей в месяц — может стать для каждого человека таким же рутинным действием, как оплата счета за свет или газ или оплата проезда в общественном транспорте.
И если бы вы только знали, как это помогает, как это разгружает фандрайзеров, ломающих голову над тем, как можно еще привлечь жертвователей.
Если бы вы только могли себе представить, какая это помощь.
Помню, как о. Георгий открывал нашу храмовую кружку для пожертвований на больных детей. Там были очень маленькие суммы, иногда сущие копейки.
Но эта гора копеек внезапно превращалась в нужный антибиотик, в оплаченную трансплантацию костного мозга, в оплату послеоперационной реабилитации.
В проповедях он всегда благодарил прихожан и подчеркивал: не бывает маленьких пожертвований, не бывает маленькой помощи. Любая помощь — важна, неоценима, любая самая крохотная помощь заслуживает самой большой благодарности.
Только маленькой помощи должно быть очень много.
Каждый директор благотворительного фонда ежедневно словно бы катит в гору огромную тачку, нагруженную камнями, и это тяжело. Если по пути следования этой тачки попадется сто человек, и каждый разгрузит эту тачку, взяв с нее всего один камень, то будет намного легче.
Знаете, как бывает: случится ДТП, одни проезжают мимо и снимают на телефон (или останавливаются и снимают на телефон), а другие набирают номер скорой, подходят поближе, оказывают первую помощь.
Одни стоят и смотрят, как «святой человек» толкает тачку (а то и фотографируют), а другие — нет, они говорят: «Давай, я буду толкать эту тачку вместо тебя». Просто камушек. Просто сто рублей.
А можно помочь и совсем бесплатно: регулярно сдавать кровь. Не по тревоге, а просто потому что у тебя есть кровь, а у кого-то ее нет, и она может понадобиться. Можно еще хитрее: сдать кровь всего один раз, пройти типирование и стать донором костного мозга.
Удивительно, правда? Скучные сто рублей, списанные с карточки при настроенном автоплатеже, доза крови раз в квартал — и вы Бэтман!
Западное волонтерство намного старше нашего. Точно так же, как и наше, оно начиналось с подвигов, рывков, непомерных усилий. Сейчас быть волонтером в какой-то организации — это рутина. Одна моя знакомая пожилая немка вот уже много лет ходит в дом престарелых по соседству и, будучи профессиональным бухгалтером, немного помогает с организацией бумаг. В цюрихской университетской клинике есть дни, когда в регистратуру выстраивается очередь. Тогда регистратор-волонтер берет на себя часть потока обращений.
В таком типе волонтерства нет героизма, а потому нет выгораний, но зато есть планирование, прагматизм — и есть хороший, спокойный результат.
Сейчас и в нашей стране волонтерское движение постепенно меняется в эту сторону.
Я больше не герой, а обычный человек. Слава Богу, мне уже никто не скажет: «Молодчина, сколько же ты тянешь, святой ты человек!» Я не могу делать большие пожертвования: зарплата не позволяет. Поэтому прямо сейчас я пойду настраивать автоплатеж в один из благотворительных фондов (а в какой — не скажу).
Сто рублей — цена моего душевного спокойствия и один камешек, взятый с одной из тачек, которую кто-то тащит в гору. Присоединяйтесь! А если кто-то может сделать больше — делайте. Жертвуйте, например — барабанная дробь! – двести рублей в месяц. Триста, пятьсот. Сдавайте кровь, хотя бы иногда — но особенно перед праздниками и обязательно летом. Расхламите квартиру и отнесите ненужные вещи в Лавку радостей. Отнесите на приходскую ярмарку баночку домашнего варенья.
Вы даже не представляете, сколько жизней это поможет спасти, если нас — обычных, не «святых» людей — будет много.
P.S. Вот страничка благотворительного собрания «Все вместе». Там только проверенные фонды. Выбирайте любой!
