Комиссия по помилованию в сознании многих ассоциируется с защитой от смертной казни или пожизненного заключения. И мы обратились к священнику, работающему в одной из комиссий, в связи с истекающим в 2007 году мораторием на смертную казнь. Оказалось, комиссия чаще всего рассматривает дела людей, осужденных за тяжкие преступления на большой срок, но только не приговоренных к пожизненному заключению. Они не могут подавать прошение о помиловании. Конечно, мы коснулись и проблемы смертной казни, но начали разговор не с этого. На вопросы отвечает благочинный церквей Мытищинского округа, настоятель Владимирского храма в Мытищах, член Комиссии по помилованию при губернаторе Московской области, священник Димитрий ОЛОВЯННИКОВ.
— Отец Димитрий, по какому принципу комиссия выбирает дела для рассмотрения?
— Комиссия дела не выбирает. Мы получаем прошения заключенных, к которым руководство СИЗО, тюрем и колоний Московской области (таких учреждений в Подмосковье 13) прилагает пакет документов. Примерно за 2 недели до заседания комиссии каждый из нас получает на руки выписки из уголовного дела, обращение заключенного к президенту с просьбой о помиловании, отношение администрации к прошению (поддержку прошения либо возражение против освобождения), справку о состоянии здоровья заключенного, об отбытом на день прошения сроке. Кроме того, мы можем в архиве ознакомиться с делом более подробно (некоторые дела несколько томов занимают). Чаще всего обращения поступают от людей, совершивших тяжелые преступления и получивших большие сроки. Как разобраться, действительно ли человек искренне раскаялся в содеянном, переосмыслил свою жизнь и хочет начать новую? Здесь возможен и обман: поставил заключенный перед собой цель выйти на свободу любой ценой и идет к этой цели всеми возможными (а порой и невозможными) способами. Поэтому в решении нашей комиссии очень важную роль играет рекомендация священника. Сегодня храмы или молельные комнаты есть во всех подмосковных исправительных учреждениях, и всюду регулярно совершаются богослужения. Естественно, священник ходатайствует только за того человека, которого знает не один день, и в искренности покаяния которого убедился. Покаяние – таинство, его не «сыграешь».
— Если администрация против помилования, вы все равно рассматриваете прошение?
— Конечно. Человек написал прошение о помиловании – администрация обязана передать его в комиссию, а комиссия – рассмотреть, вынести свое решение и в любом случае направить прошение президенту. А написать прошение имеет право каждый заключенный за исключением приговоренных к пожизненному заключению. Помилование – уменьшение срока наказания, бессрочное же наказание уменьшить нельзя, можно только пересмотреть дело и изменить приговор, но это уже не наша компетенция. Когда применялась смертная казнь, приговоренные к ней также могли подавать апелляцию, требовать пересмотра дела, но не просить о помиловании.
— Мораторий на смертную казнь в 2007 году истекает. Многие за то, чтобы его не продлевать. Как вы относитесь к возвращению высшей меры в правовую практику?
— Однозначно отрицательно. Мораторий должен быть продлен. Жизнь человека в руках Божиих, и не нам ее забирать. Я бывал в местах лишения свободы и убедился: в каждом человеке, какое бы тяжелое преступление он ни совершил, есть искра Божия, способная даже самого страшного преступника привести к покаянию, переродить, сделать нормальным гражданином. Наша, пастырская, задача – найти ключ к окаменевшему сердцу, растопить его, зажечь Божью искру, а не подменять собой Божий суд, отнимая не нами дарованную жизнь.
Современные сторонники непродления моратория на смертную казнь чем-то близки античным посетителям гладиаторских боев, требовавшим прикончить поверженного. На илл.: Жан Леон Жером. Пальцы вниз
— Отец Глеб Каледа, ходивший в тюрьмы до введения моратория, неоднократно исповедовавший приговоренных к смертной казни, писал в своей книге «Остановитесь на путях ваших»: «Не нами дана жизнь, и не нам ее отнимать – для православного здесь все ясно. Но мы не задумываемся о том, что калечим души тех, кому вменяем в обязанность (или разрешаем) быть палачами. Приговорами к высшей мере наказания мы воспитываем в сознании людей возможность убийства по своему или чужому решению, мы плодим палачей». Согласны вы с покойным отцом Глебом?
— Полностью согласен. Точнее не скажешь. Поэтому я принципиально против отмены моратория на смертную казнь.
— Но сторонники смертной казни считают, что именно ее отсутствие ведет к росту преступности. Не может же государство поощрять преступность?! И ведь среди православных людей отношение к смертной казни разное. А в Евангелии ничего не написано против смертной казни.
— Не думаю, что возвращение смертной казни решит проблему преступности. Мне кажется, для человека неверующего, уже сидевшего в тюрьме, «перспектива» провести там всю оставшуюся жизнь должна быть страшнее смерти. Но многих рецидивистов страх перед пожизненным заключением не останавливает, и они совершают тяжкие преступления. Для предотвращения рецидива пожизненное заключение – надежная мера, поэтому я считаю, что она должна сохраниться в Уголовном кодексе за особо тяжкие преступления. Но никогда ужесточение наказаний не снижало уровень преступности в обществе. Для этого нужны профилактические меры – прежде всего работа с подростками и молодежью, борьба с наркоманией и алкоголизмом (значительная часть тяжелых преступлений совершается под воздействием алкоголя или наркотиков). В Новом Завете, действительно, нет указаний на необходимость отмены смертной казни, но духу Евангелия, на мой взгляд, она противоречит. И Церковь поддерживает неприменение смертной казни, о чем написано в Социальной концепции.
Нельзя однозначно говорить о невозможности смертной казни в православной стране: все зависит от обстоятельств. На илл.: Русско-японская война 1904 – 1905 гг. Казнь шпиона в деревне Твелин…
… но с течением времени смертная казнь все более становится спутником наиболее бесчеловечных режимов и идеологий. На иил. вверху – казнь партизан фашистами, 1941г.; внизу – казнь иракскими повстанцами чиновника Временного правительства Ирака, 2001г.
— Все члены комиссии разделяют ваши взгляды?
— Мы эту проблему не обсуждали, так как не рассматриваем дела приговоренных к пожизненному заключению.
— Насколько я понял, бывают случаи, когда комиссия не поддерживает прошение, несмотря на ходатайство администрации колонии, в отличие от вас лично знающей заключенного. Как вы решаетесь на это?
— Учитываем все: тяжесть преступления, рекомендации с места работы, учебы, состояние здоровья. Советуемся с ответственным по вопросам помилования при губернаторе Юрием Александровичем Ивойловым, досконально знающим дело каждого осужденного. На моей памяти были даже один или два случая, когда руководство колонии возражало, а мы поддержали прошение. А бывает и наоборот – администрация ходатайствует, комиссия не поддерживает. Шаблона нет, к каждому делу подходим индивидуально. Почти никогда не поддерживаем прошения рецидивистов (правда, они и редко просят о помиловании, понимая, что шансы у них нулевые). Иногда вместо освобождения просим уменьшить срок. И, что важно, поддерживаем мы прошение или нет, оно все равно передается президенту.
— Как часто решение бывает положительным?
— Я работаю в комиссии 3 года. За это время мы рассмотрели десятки прошений, из них где-то 15-20 – поддержали. Но только около десяти прошений за это время было удовлетворено.
— Отец Димитрий, как люди становятся членами комиссии?
— Рекомендуют Правительство Московской области, Совет ветеранов, врачи, СМИ, общественные организации, а утверждает кандидатуру губернатор. В составе комиссии – заведующий областной клинической больницей, адвокаты, ветераны войны, журналисты, другие уважаемые в области люди. В комиссию входил известный космонавт, дважды Герой Советского Союза Геннадий Михайлович Стрекалов, Царство ему Небесное – он скончался в позапрошлом году. Я вошел в состав комиссии в 2003 году по благословению митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия. Думаю, естественно участие священника в работе комиссии – ведь Церковь всегда призывала к милости («Милости хочу, а не жертвы»). Среди членов комиссии есть невоцерковленные, но все положительно относятся к тому, что в ее состав входит священник.
— Вас рекомендовали, потому что вы занимались тюремным служением?
— Да. В 1996 году по благословению владыки Ювеналия в Московской епархии было создано несколько комиссий, в том числе комиссия по социальному служению, благотворительности и пастырской работе в исправительных учреждениях. Ее возглавил благочинный Мытищинского округа игумен Александр (ныне епископ Дмитровский), а я стал его помощником. После архиерейской хиротонии владыки Александра владыка Ювеналий назначил меня, к тому времени священника, председателем комиссии, два года назад преобразованной в отдел по благотворительности и социальному служению. То есть у нас в епархии тюремным и социальным служением занимается один отдел. Наверное, правильно, ведь тюремное служение – тоже социальная деятельность.
— Не страшно вам было впервые идти в тюрьму?
— Страшно было, как все незнакомое. На самом деле то же пастырское служение – как в храме люди приходят к священнику со своими грехами, так и в тюрьме. А грехи все тяжкие – тут разделения нет. Конечно, заключенные отличаются от обычных прихожан – они находятся в жестокой среде со своими законами (если это можно назвать законами), поэтому с подозрением смотрят на каждого незнакомого человека. Но своей любовью (и только любовью) священник может привести их ко Христу. Даже если впервые человек подходит к священнику из любопытства, просто чтобы убить время, иногда удается найти к нему подход, побудить его к переосмыслению своей жизни, покаянию. Хотя, конечно, многое зависит и от желания самого заключенного. Если священник понимает свое служение как жертвенное, оно ему всюду в радость: в монастыре, на приходе, в тюрьме. А искра Божия есть в каждом человеке.
Беседовал Леонид ВИНОГРАДОВ
