Викентий Вересаев признавался, что хотел бы снискать такую любовь людей, какой был окружен его отец, врач Викентий Игнатьевич Смидович: «Хотелось, когда вырастешь, быть таким же, чтобы так же все любили».
В результате Вересаев стал известным писателем, которого переводили даже на японский. Статья о нем имеется в каждой энциклопедии. А любовь?
В столице самоваров и пряников
Газета «Тульская молва» второй половины 19 века писала: «Наибольшую славу… Тула создала себе как лучший в России лечебный курорт… Наименьший процент смертности падает на город Тулу. Объясняется это тем, что редкие микроорганизмы могут жить в исключительно антисанитарной обстановке дворов и улиц. Случайно попадая в Тулу, болезнетворные микробы или разлетаются в паническом ужасе во все стороны, поспешно затыкая носы, или (это относится к наиболее выносливым) влачат жалкое существование и погибают, наконец, мучительною смертью… Оттого-то холерные эпидемии, свирепствующие в других городах, не раз обходили Тулу за сто верст, предпочитая сделать крюк, чем рисковать здоровьем и жизнью».
Репортер, стараясь быть ироничным, сгущал краски, но в городе в этом смысле и впрямь было скверно. И страшно представить, что случилось бы, когда б не Викентий Смидович, врач, бессребреник, редкий энтузиаст своего дела.
Викентий Игнатьевич родился в 1835 году в Каменец-Подольском в семье повстанца. Его отец, Игнатий Михайлович участвовал в польском восстании 1830-1831 годов и, после победы России был вынужден бежать из Варшавы. Там-то, в украинской провинции и появился на свет этот незаурядный человек.
После смерти отца Викентия берет к себе на воспитание дядя, тульский помещик Викентий Михайлович. Так будущий врач-бессребреник, любимец детей, оказывается в русской столице самоваров и пряников. Точнее, в селе Теплое Тульской губернии, там, где находится поместье благодетеля.
Впрочем, ему не до пряников. Нужно как можно быстрее перестать быть обузой для дядюшки. У Викентия есть цель – сделаться врачом. В 1860 году молодой человек оканчивает медицинский курс в Московском университете и составляет прошение на имя императора по всей форме того времени: «Всепресветлейший, Державнейший, Великий государь Император Александр Николаевич, Самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивый. Просит окончивший курс в Императорском Московском университете медицинских наук лекарь Александр Игнатьевич Смидович о нижеследующем:
Известился я, что в г. Туле вакансия ординатора при больнице приказа общественного призрения за увольнением ординатора Остромысленского должна стать свободна, на каковую я желал бы быть определенным, и прилагаю при сем аттестат о звании моем, копии с протокола о дворянстве и метрического свидетельства. Всеподданнейше прошу, дабы повелено было об определении меня ординатором при больнице Тульского приказа сделать надлежащее распоряжение».
Царь не возражал, и Викентий Смидович поступает ординатором в больницу Тульского приказа общественного призрения.
Вшивые пациенты и геройские врачи
С одной стороны, пациенты – люди темные, нечесанные, вшивые, с тяжелыми запущенными недугами и незнакомые с элементарными правилами личной гигиены. С другой – прекрасный коллектив самоотверженных врачей.
Один только коллега-ординатор Василий Григорьевич Преображенский чего стоил. Современник писал о нем: «Смелый искусный хирург и акушер, человек со светлым и острым умом, с добрым сердцем и обширными знаниями». Он, кстати, лечил самого Льва Толстого. Татьяна Кузьминская, родственница Льва Николаевича, вспоминала, как писатель упал с лошади, а «молодой и очень способный доктор Преображенский умело и быстро под хлороформом вправил Льву Николаевичу руку и спокойно забинтовал ее так, что боли сразу стали гораздо легче».
Он же принимал роды у Софьи Андреевны.
В результате сам Викентий Игнатьевич становится не просто медработником, а человеком, ощущающим ответственность за судьбы своих нелегких пациентов.
Он не ограничивается диагнозом, он хлопочет о больных, пишет письма городским начальникам:
«Больная А. Ф. Зиновьева ведет жизнь свою весьма бедственно, так что посредством своих трудов едва имеет пропитание весьма скудное, и поэтому она совершенно не имеет никаких средств, к уплате требуемых с нее за лечение в больнице денег, семи рублей пятидесяти копеек».
Пусть не всегда, но подобные ходатайства все же имели успех.
В 1864 году стараниями Викентия Игнатьевича в Туле открывается бесплатная лечебница для приходящих. Газета «Тульские губернские ведомости» сообщает: «Общество тульских врачей сим имеет честь известить жителей г. Тулы, что 1 ноября в 1 час пополудни имеет быть молебствование по случаю открытия лечебницы для приходящих больных в доме аптекаря Баниге на Киевской улице. Прием же больных для подания им советов, а беднейшим бесплатный отпуск лекарств, назначается ежедневно со 2-го числа ноября, от 11 утра до 1 часу пополудни».
Немножечко энтузиаст
В 1867 году доктор Смидович вышел в отставку (оставив, впрочем, необремениельную должность постоянного врача при пансионе Тульской женской гимназии) и обзавелся своей частной практикой. Правда, практикой это можно назвать лишь условно – большую часть медицинской помощи он оказывал бесплатно. Никогда не отказывал малоимущим. Те же ценили это отношение по достоинству.
Вересаев писал об отце: «Когда приходилось с ним идти по бедняцким улицам – Серебрянке, Мотякинской и подобным, – ему радостно и низко кланялись у своих убогих домишек мастеровые с зеленоватыми лицами и истощенные женщины».
Сам же Викентий Игнатьевич любил приговаривать: «Мне по ночам ездить не страшно. Тульские жулики – мои приятели».
Действительно, неоднократно были случаи, когда лихие люди останавливали ночью доктора Смидовича и, узнав его, с извинениями отпускали, а то и провожали до самого дома.
Не удивительно, что будущий Вересаев тоже решил стать врачом. Окончил медицинский факультет Дерптского (ныне Тартусского) университета. Служил доктором в Туле, затем в Петербурге, в Городской барачной в память С. П. Боткина больнице.
Впрочем, еще раньше Дерптского он окончил университет Санкт-Петербургский, историко-филологический факультет. Это пристрастие взяло верх – Викентий Викентьевич в результате пошел по писательской и исторической стезе, взяв себе псевдоним Вересаев и оставив уникальные подборки документов «Пушкин в жизни» и «Гоголь в жизни», а также воспоминания о медицинской службе в Петербурге.
Отец же его постепенно увлекся общественной деятельностью. Не оставляя свою практику, он работает в Обществе тульских врачей, им же и организованном, участвует в работе Статистического комитета и занимается санитарной статистикой Тулы. Именно как борец за санитарное совершенство города он и вошел в историю.
Викентий Игнатьевич подошел к делу серьезно. Изучение грунтовых вод, направление водяных стоков, состояние почв и даже метеорологические данные – все это составляло интерес энтузиаста. Он организовал общественную санитарную комиссию, бессменным председателем которой был до последнего вздоха. Ходатайствовал о проведении водопровода. Участвовал в работе тульского Общества милосердия, прослыв одним из наиболее щедрых благотворителей.
Вересаев писал: «Рутина провинциальной жизни не могла засосать его. Он до конца дней сохранил свою живую душу во всей красоте ее серьезного отношения к жизни и глубокого благородства… И до последних дней он кипел, искал, бросался в работу, жадно интересовался наукою, жалел, что для нее так мало остается у него времени».
Между тем, наш врач-энтузиаст продолжает ломать перья и копья. Пишет: «Все больничные здания до последней мелочи требуют перестройки, невозможно оставлять в них больных, так как их жизни грозит опасность от ожидаемого падения потолка и разрушения стен».
Обращает внимание властей на невыносимые условия существования в обычных обывательских домах – духота, насекомые, сырость. Всячески заступается за простых жителей города: «Туляки – замечательно добрые люди…
Мне нередко приходилось бывать в самых убогих хижинах, хозяева которых едва сами вырабатывают на насущный кусок хлеба и все-таки дают у себя еще приют какой-нибудь беспомощной вдове, сироте или старику.
И это делается просто, безо всякого чванства – не выкинуть же сироту на улицу».
От поноса гибнут тысячи детей
Когда в городе началась эпидемия тифа, доктор Смидович составил специальную методичку:
- Прием в ночлежные дома не должен быть ограничен известными часами.
- Желательно было бы выдавать ночлежникам в определенные вечерние часы кружку сбитня или чашку чая с фунтом хлеба. Беднейшим выдавать билеты в даровую столовую и раз в неделю в баню.
- На время эпидемии освободить от платы поступающих на излечение в больницу тифозно-больных по простому их заявлению.
- В возможно скорейшем времени приступить к устройству дезинфекционной печи, которой могли бы пользоваться за известную плату и частные лица.
Особое внимание – детям: «От поноса гибнут тысячи детей, особенно летом. Что может сделать врач со своими лекарствами, если за каждой его ложкою ребенку кладут в рот соску с молоком или жеваным черным хлебом? Или каким это образом врач может помочь тифозному больному, если с каждым глотком воды, с каждым вздохом он вводит отраву в свой организм, когда кругом грязь, нечистоты?
А там, где внешних признаков довольства находится в изобилии, в почве та же отрава, которая сумеет найти себе доступ к кровати богача так же, как и до убогой постели нищего».
Именно дети его прозвали «сладким доктором» – у него всегда было для них какое-нибудь лакомство.
Детский сад, кошка, клены и любимый доктор
Силы восстанавливались дома. Дом Смидовичей был невелик, зато уютен. Викентий Вересаев вспоминал: «Тихая Верхне-Дворянская улица… Одноэтажные особнячки, и вокруг них – сады. Улица почти на краю города, через два квартала уже поле. Туда гонят пастись обывательских коров, по вечерам они возвращаются в облаках пыли, распространяя вокруг себя запах молока, останавливаются у своих ворот и мычат протяжно. Внизу, в котловине – город. Вечером он весь в лиловой мгле, и только сверкают под заходящем солнцем кресты колоколен».
Был у Смидовичей свой сад: «Этот сад был для нас огромным, разнообразным миром, с ним у меня связаны самые светлые и поэтические впечатления детства… Сад вначале был, как и все соседские, почти сплошь фруктовый, но папа постепенно засаживал его неплодовыми деревьями, и уже на моей памяти только там и тут стояли яблони, груши и вишни. Все росли и ширились крепкие клены и ясени, все больше ввысь возносились березы».
Трогательны воспоминания бытовые: «У нас в Туле была кошка. Дымчато-серая. С острою мордою – вернейший знак, что хорошо ловит мышей… Она появлялась с мышью в зубах и, как-то особенно, призывно мурлыкая, терлась о ноги мамы… Мама одобрительно гладила кошку по голове; кошка еще и еще пихала голову под ее руку, чтоб еще раз погладили».
А в соседнем помещении стоял непрекращающийся гомон. Там жена Викентия Игнатьевича открыла первый в Туле благотворительный детский сад.
Еще в 1872 году она разместила объявление в «Тульских губернских ведомостях»: «С разрешения попечителя Московского учебного округа я открываю 1 ноября этого года на Большой Дворянской улице, в собственном доме, детский сад от 3 лет до 7. Елизавета Смидович».
Поначалу обыватель относился к той идее настороженно, но потом освоился, и от желающих отбоя не было. Опять же кошка, сад и знаменитый «сладкий доктор».
Смерть от пациента
Смерть Викентия Игнатьевича, настигнувшая его в 1894 году, была героической. Он заразился сыпным тифом от одного из своих бесплатных пациентов. Болезнь вызвала осложнения на почки. Доктор прекрасно понимал, что умирает, и до последнего мгновения записывал свою историю болезни. Сначала записывал, потом диктовал.
В некрологе, опубликованном в тульской газете, было сказано, что Викентий Смидович: «обладал обширными знаниями, прекрасным образованием, добрым сердцем, благородным характером и скромностью истинного философа».
