Необычная экспозиция
Боливар и бакенбарды
Тактильная экспозиция в корпусе Третьяковской галереи на Крымском валу обнаружилась совсем недалеко от входа. Лестница на второй этаж, поворот. Выставка невелика – несколько десятков экспонатов на специальных подставках, рядом с каждым – табличка с названием и именем автора на языке Брайля. Можно пробежать за двадцать минут, а можно – ходить часами и… щупать.
– Эта экспозиция уже пятая, – рассказывает куратор выставки Алёна Львовна Герасимова. – В этот раз мы собрали тематическую композицию по литературе. И на неё сразу очень охотно отозвались словесники. Незрячий человек ведь плохо представляет, как выглядит и он сам, и окружающие. Он может получить представление об этом, только потрогав лицо руками. Но трогать чужих людей у нас совсем не принято. А как потрогать Пушкина? Здесь же у нас собраны скульптурные портреты тех, кого ученики неплохо знают по урокам литературы».
Пушкин и Гоголь в полный рост
У входа нас действительно встречали две больших – в человеческий рост – фигуры – Пушкина и Гоголя. На выставке есть еще бюст Пушкина – поэт изображен в шляпе с широкой тульей, позже нашёлся ещё юношеский портрет – в виде барельефа на медали.
В шаге от входа прогуливался небольшой Окуджава – маленькая копия памятника на Старом Арбате. Дальше виднелся Бродский, а в углу на лошади, слегка сгорбившись, сидел Толстой.
Юношеский портрет поэта – в виде барельефа на медали. Скульптор Виктор Губко
– Но одной только внешностью писателей информация, которую унесёт с нашей выставки незрячий человек, не ограничивается. Дело в том, что слепые в целом очень чутки к слову, но в литературе есть вещи, понять которые им трудно, потому что произведения писались зрячими для зрячих.
Представляете, словесники жаловались, что детям невозможно объяснить, что такое бакенбарды Пушкина. Или строчку:
Надев широкий боливар,
Онегин едет на бульвар.
А у нас это всё становится понятно за пять минут».
Я снова разворачиваюсь к бюсту в смешной шляпе, в голове у меня пролетает:
Как он, она была одета
Всегда по моде и к лицу…
Вот как это объяснить?
Иосиф Бродский. Скульптор Георгий Франгулян
«Экспонаты руками не трогать!»
– Когда мы собирали самую первую инклюзивную выставку, — продолжает Алёна Львовна, — наткнулись на строжайшее музейное правило – экспонаты нельзя трогать руками.
Есть какая-то логика в том, что запрещают трогать гипс или мрамор. Но и бронзу, как выяснилось, трогать нельзя! То есть, какой-нибудь античный сосуд пролежал себе на дне морском две тысячи лет, но теперь оттого, что ребёнок его потрогает, он, по логике инструкций, непременно совершенно разрушится.
Анна Ахматова всегда величественная. Cкульптор Светлана Островская
И тогда мы поняли: кроме классиков, на свете есть живые скульпторы! И уж если автор, передав вещь на экспозицию, скажет: «Руками трогать можно!» – никакая инструкция ничего запретить не сможет. И я поехала по авторам. И авторы – согласились! Иногда, правда, они приходят сюда и немножко ворчат, что работы не так поставили.
А вот Николай Гумилёв умел и посмеяться над собой. Работа Александра Цигаля
Но на самом деле у нас здесь масса ограничений. Тумбы мы специально заказывали такой высоты, чтобы экспонаты было удобно трогать. Таблички с подписями, как оказалось, тоже должны находиться на определённом уровне. Под каждую новую экспозицию на пол заново наклеиваются резиновые направляющие, чтобы незрячий человек мог ходить от экспоната к экспонату сам при помощи трости».
Я опускаю глаза и понимаю, что тёмные желобки и пупырчатые плитки на полу, которые я поначалу приняла за чугунные, составляют единую систему.
Три Андерсена, дед Мазай и Александр Грин
Три Андерсена и весь спектр эмоций. Скульптор Дмитрий Тугаринов
В маленькой композиции в углу оказалось сразу три Андерсена. Вдохновлённый Андерсен бежал, радостно задрав голову кверху, словно пытался догнать бабочку. Задумчивый Андерсен сидел и смотрел в себя, словно пытался разглядеть где-то в глубине новую сказку. Грустный Андерсен брёл куда-то, понуро сгорбившись. Пожалуй, чтобы увидеть такую палитру эмоций на живых людях, на наблюдения нужно затратить немало времени.
Недалеко от Андерсенов у стенки тихо сидела фигурка, которую я поначалу приняла за маленького Будду.
– Это принцесса на горошине, – обиделась Алёна Львовна.
Действительно при ближайшем рассмотрении бронзовый постамент оказался грудой тюфячков, с краю из-под него выглядывала горошина. Курносая девчушка с оттопыренными ушами сидела сверху, обняв руками тоненькие колени, и страдала.
– Знаете, я специально перечитала сказку, – добавила Алёна Львовна. Там нигде не сказано, что принцесса была красива. Она была нежная».
Я погладила маленькую бронзовую головку. Несмотря на то, что принцессы обнаружилась даже тоненькая, как крысиный хвостик, косичка, пока пальцы скользили по её голове, возникло отчётливое ощущение нежного детского затылка. Так бывает, когда гладишь малышей, у которых не успели как следует отрасти волосики.
– А эту вещь я особенно люблю, – Алёна Львовна подвела нас к крохотной лодке на другом стенде.
«Дед Мазай и зайцы». Скульптор Александр Сминов-Панфилов
Дед Мазай загрузил полный борт любопытных зайцев и теперь загребал веслом, слегка перевешиваясь вправо. Зайцы столпились на носу, чуть перевешиваясь влево, чутко прислушивались, и в их растопыренных ушах отчётливо прощупывались хрящики.
– А вот ещё…
Человек в застёгнутом наглухо мятом плаще и надвинутой на глаза шляпе походил, пожалуй, на космического пирата из «Тайны третьей планеты». Но уловить какие-то знакомые черты в его сером лице я не могла. Рука, протянутая для пожатия, направлена строго ребром вверх — так подают её люди закрытые, но желающие чётко соблюсти этикет.
А Александр Грин оказался плоским. Скульптор Александр Цигаль
– Грин, – раздался за плечом восторженный шёпот Алёны Львовны.
– Здравствуйте, Александр Степанович, – растерянно произнесла я, вкладывая руку в протянутую ладонь, и вдруг заметила, что Грин – плоский. Со мной здоровался горельеф, или, скорее, фрагмент горельефа.
Что ж, печальный чудак-мистификатор и на этот раз оказался верен себе.
«Пусть сидят в школе»
– Но самое сложное, – печалуется дальше Алёна Львовна, – это зазвать на уже готовую экспозицию педагогов. Ездишь по школам, рассказываешь-убеждаешь, чуть ни шантажируешь. Это же надо собрать детей и везти куда-то, страшно сказать, в Москву! Нет, пусть лучше по комнатам сидят! К счастью, есть родители, которые очень хотят, чтобы дети куда-то выезжали.
Ф.М.Достоевский. Скульптор Леонид Баранов
Почему мы в принципе решили, что слепые – одиноки и несчастны? Да, у нас старшее поколение инвалидов – люди немного закрытые. Дескать, мы живём в своём мире, и не трогайте нас. Но молодые ведь уже совершенно не такие. Они ходят везде – с тростью или с собаками, они ищут информацию, они хотят ездить.
А по субботам к нам приезжают ментальные. Они здесь лепят, смеются. Мне кажется, если бы на улицах их было заметно больше, отношение к ним было бы совсем другим.
Но, в то же время, Вы посмотрите на сайт ВОС. Программа мероприятий: «для вас сыграет балалаечник, тоже незрячий». Я, конечно, понимаю, что другой музыки в Москве прям не найти. Я знаю, что у нас нет специального перевода, и незрячему человеку сложно пойти, например, в кино. Но в консерваторию он может сходить? А скольких Вы там видели? Так же и с выставкой: собрали новую экспозицию, к этому времени в интернатах чуть сменились люди – и всю цепочку информации я начинаю выстраивать заново.
Но вообще группы ходят – это сейчас был перерыв, пока в школах шли экзамены».
«Я столько всего узнала!»
Клюев и Есенин на балу у императрицы в Царском Селе в 1916 г. Скульптор Николай Ватагин
Мы доходим до дальней стены экспозиции, где деревянные Есенин и Клюев изображают из себя деревенских парней.
– Потрогайте. Это – липа, совсем другая фактура. Эти работы наши посетители тоже очень любят.
Есенин ведь в первую мировую войну был прикомандирован к санитарному поезду, который стоял в Царском Селе, – неожиданно меняет тему Алёна Львовна. – Известно, что он читал свои стихи перед императорской семьёй, но в это время как раз был близок к «крестьянским поэтам». Так что такая вот сцена была вполне возможна.
Я вообще столько всего узнала, пока готовила эту выставку. Например, что современные авторские медали делаются в виде двух половинок – аверс и реверс отдельно.
А там – в наушниках – у нас есть голоса. Слышите – Окуджава?»
В центре экспозиции на огромном столе вытеснен алфавит по Брайлю: слева – обычные буквы – справа – их точечные значения. Я пытаюсь закрыть глаза и хотя бы ощутить пальцами эту россыпь вдавленных точек. Не получается.
– Здесь слишком мелко, чтобы читать руками, – приходит на помощь Алёна Львовна. – Зато рядом есть специальные формы, они крупнее, там специальные отверстия, куда можно вставлять маленькие шарики, и таким образом написать записку или послание для слепых. К сожалению, шарики сейчас унесли, здесь всё время приходится что-нибудь чинить».
Мандельштам и Хармс. Скульптор Николай Ватагин
Так, по досадным техническим причинам, наше послание осталось ненаписанным.
Фото: Павел Смертин
