В августе 1873 года Лев Толстой разослал во все значимые печатные издания открытое письмо. Оно рассказывало о том, что на Самарскую губернию надвигается настоящий и страшный голод.
В эти края Лев Николаевич когда-то приезжал лечиться кумысом, а в 1871 году приобрел земли в Бузулукском уезде. Так что приближающуюся катастрофу наблюдал, что называется, в развитии.
Бедственный год
Череда неурожаев в ряде уездов, включая и Бузулукский, началась еще в 1869 году, и последующие годы ситуацию не исправили. В 1871 году, как писал Толстой, «богатые крестьяне, делавшие большие посевы, уменьшили посевы, стали только достаточными людьми. Достаточные крестьяне, также уменьшившие посевы, стали только ненуждающимися. Прежде ненуждавшиеся крестьяне стали нуждаться и продали часть скотины. Нуждавшиеся прежде крестьяне вошли в долги, и явились нищие, которых прежде не было».
Тогда можно было поправить дело, закупив относительно небольшое количество зерна, и земское собрание губернии направило в правительство ходатайство с просьбой выделить на эти цели 900 тысяч рублей. Но весной 1872 года губернатору Григорию Аксакову (сыну писателя Сергея Аксакова) показалось, что ситуация исправляется, и он поспешил отказаться от этих денег. Год вновь оказался неурожайным.
«Второй неурожайный год, 1872, заставил достаточных крестьян еще уменьшить посев и продать излишнюю скотину, так что цена на лошадей и на рогатый скот упала вдвое, – писал Толстой. – Ненуждавшиеся крестьяне стали продавать уже необходимую скотину и вошли в долги. Прежде нуждавшиеся крестьяне стали бобылями и кормились только заработками и пособием, которое было им выдаваемо. Количество нищих увеличилось. Нынешний, уже не просто неурожайный, но голодный год должен довести до нужды прежде бывших богатыми крестьян, и до нищеты и голода почти 9/10 всего населения».
Супруга Льва Николаевича, Софья Андреевна, писала 8 июля: «Тут с Страстной недели не было ни одного дождя; вот и мы месяц живем, и на наших глазах понемногу засыхало это огромное пространство, и понемногу находит ужас на весь здешний народ, который третий год бьется из последних сил как-нибудь прокормиться и посеять для будущего года. Наш старый башкир, который живет у нас и доставляет нам кумыс, говорит, что только 40 лет тому назад был такой бедственный год».
Письмо Толстого – единственный источник информации о катастрофе
В центральной России низкие урожаи и дефицит посевных площадей крестьяне компенсировали промыслами. Практически каждый помимо работы в поле владел каким-то ремеслом – гончарным, бондарным, плотницким, нанимался в извоз, шел в грабари, рубщики леса, уходил на наемные работы в город. Словом, не уродился хлеб – можно заработать на чем-то другом.
В Самарской же губернии все было сосредоточено на одном – производстве зерна. На плоской, как стол, равнине, люди выращивали собственный хлеб или нанимались выращивать хлеб для кого-то другого. Других способов выжить не было.
По данным Толстого, в 1873 году зерна смогли наскрести, чтобы засеять только половину обычных площадей. Это значит, что крестьянин не только не смог вырастить собственный хлеб, но и не смог заработать на стороне. Посевов было слишком мало, желающих работать слишком много, и плата за полевые работы упала с обычных 10 рублей за сжатую десятину (около 1,1 га) до 1,2 рубля. То есть за полный рабочий день тяжелого труда крестьянин мог заработать 7–10 копеек.
«Крестьян нигде нет, все уехали искать работы, дома худые бабы с худыми и больными детьми, и старики. Хлеб еще есть, но в обрез; собаки, кошки, телята, куры худые и голодные, и нищие, не переставая подходят к окнам, и им подают крошечными ломтиками или отказывают», – пишет Толстой. И это ситуация сразу после сбора урожая, самое сытое время в году! Что же должно было ожидать в этом положении людей несколько месяцев спустя – зимой, когда будет подъедена последняя сушеная лебеда, и особенно весной, когда голод дойдет до крайности и уже нечем будет засеять даже малую часть полей.
Земское собрание вновь обратилось в правительство за средствами на борьбу с голодом. Теперь, когда ситуация усугубилась, требовалась уже гораздо большая сумма. «Самарское губернское земство просит 2 915 000 руб., гарантируя уплату своим имуществом», – написали правительству. В ответ пришло 50 тысяч.
«Если не подоспеет своевременная значительная помощь, то страшно даже и думать о последствиях», – предупредил в своем письме Толстой.
Сегодня это выглядит невероятным, но тогда, в 1873 году, письмо писателя, опубликованное в «Московских ведомостях», оказалось единственным источником, из которого страна узнала о происходящем в Поволжье. Люди начали реагировать. Стали поступать частные пожертвования.
Писатели объединяются
Не всякий мог выкроить из своих доходов хотя бы сотню, не говоря уже о тысяче рублей. Так, среди людей литературы и искусства – людей в большинстве своем неравнодушных – единицы были людьми состоятельными. И тогда писатель Александр Погосский и скульптор Михаил Микешин придумали, как сказали бы сейчас, уникальный благотворительный проект.
Погосского теперь почти не знают. Его творчество было целиком посвящено крестьянству, его проблемам и просвещению. Микешин же был широко известен и обласкан властью – он стал автором знаменитого монумента «Тысячелетие России» и множества других исторических памятников в столице и крупных городах империи.
Их идея состояла в том, чтобы собрать лучшие творческие силы страны – писателей, художников, композиторов – и выпустить коллективный сборник текстов и нот с иллюстрациями, пустить его в продажу, а выручку направить на поддержку жителей Самарской губернии.
Придумали и название – «Кружка». Сегодняшний читатель не увидел бы связи с сутью проекта, но тогда это было понятно всякому: специальные металлические кружки с крышкой, замком и прорезью для монет традиционно использовали для сбора пожертвований монахи и представители богоугодных заведений.
В начале декабря 1873 года Погосский и Микешин познакомили со своей идеей князя Владимира Петровича Мещерского – известного беллетриста и издателя консервативного журнала «Гражданин». Мещерскому идея понравилась, он пригласил участвовать в ней близкого по духу издателя журнала «Москвитянин» Михаила Погодина, а затем и всех более или менее значимых деятелей российской литературы тех лет: Тургенева, Достоевского, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Гончарова, Страхова, Алексея Константиновича Толстого и пр.
Каждый из них был не только самобытным талантом. Они принадлежали к разным лагерям, исповедовали разные ценности и придерживались разных политических взглядов.
Тем не менее уже 19 декабря состоялось собрание, на которое явились или прислали своих представителей практически все приглашенные. Было решено готовить к печати сборник объемом около 40 авторских листов (600+ страниц), издавать его тиражом в 10 тысяч экземпляров и продавать по подписке по цене 3 рубля (с доставкой – 4). Для подготовки и издания сборника был избран комитет, однако основную часть работы взял на себя Николай Некрасов.
Перемирие ради борьбы с голодом удалось
Представить свои сочинения для участия в сборнике имел право любой литератор, комитету же предстояло отобрать из них лучшие. К отбору рукописей привлекли также поэта Алексея Плещеева, прозаика и драматурга Алексея Потехина и Михаила Салтыкова-Щедрина. «Комитет отнесся прежде всего к некоторым авторам, участие которых в Сборнике представлялось ему крайне желательным», говорится в отчете комитета. Крайне желательно было участие самых знаменитых и авторитетных на тот момент писателей – сейчас бы их назвали хедлайнерами, и их имена должны были дополнительно привлечь подписчиков сборника.
Организаторам предстояло впрячь в одну упряжку «коня и трепетную лань». Многие участники проекта относились друг к другу, мягко говоря, не вполне доброжелательно. Западники наскакивали на славянофилов, славянофилы поносили западников, либералы обменивались желчными выпадами с консерваторами. Так, Погодин давно вел бурную публичную полемику с Некрасовым, Салтыков задирал Страхова, Страхов обвинял во всех смертных грехах Достоевского, Достоевский злобно высмеял в романе «Бесы» Тургенева, а Гончаров был уверен, что Тургенев украл у него сюжет романа и даже судился с ним по этому поводу (безрезультатно)…
Многие участники волновались, что непримиримость взглядов и личная неприязнь может развалить проект, что радикально настроенные Некрасов и Салтыков постараются протащить в сборник неприемлемые для остальных идеи, что наберут произведений, из-за которых цензура зарубит книгу на корню.
Однако – едва ли не впервые в истории – российские литераторы смогли забыть взаимные обиды и претензии перед лицом серьезной беды. Ни одного заметного конфликта не возникло из этого проекта, не было проблем с законом, сборник успешно прошел цензуру. Никто не использовал случай, чтобы выдвинуться и покрасоваться. Каждый работал на общее дело.
И оно удалось.
Типографии тоже бесплатно
Правда, собрать рукописи, как планировалось, к 1 февраля не получилось (задерживали как раз авторы из числа «крайне желательных»), поэтому печатать пришлось, как говорится, «с колес».
Для быстроты весь объем книги разделили между десятью типографиями, согласившимися набрать и отпечатать тираж бесплатно. «Согласие свое изъявили г-да Балашов, Безобразов, Вольер, Глазунов, Котомин, Майков, Меркулов, Сущинский, Траншель и товарищество «Общественной пользы», читаем в отчете комитета. Чтобы руководить этим процессом, требовался настоящий издатель-виртуоз, и Некрасов был именно таким человеком.
Пока одни авторы еще только досылали тексты, других уже печатали. В таких условиях трудно обойтись без форс-мажоров, и без них не обошлись. В типографии Траншеля сломались печатные машины, и из пяти набранных печатных листов он смог отпечатать только два, оставшиеся в авральном порядке были перепоручены типографии А.А. Краевского. «Комитет также не может не заявить о той особенной готовности содействовать ему, которую он встретил в типографии гг. Балашова, Меркулова и Котомина; из них последняя, за позднею передачею материала, производила работы даже по ночам безостановочно».
Бумага была небесплатной, но бумажные фабриканты согласились сделать для благого дела скидку: так, «наибольшую уступку сделали господа Варгунины», поставившие бумагу по 4 рубля 20 копеек за стопу, в то время как обычно она стоила 5 рублей. У них и заказали 870 стоп. За брошюровку взялся некто Бородин, согласившийся на минимальную оплату – по 2,5 копейки за книгу. В целом издание сборника обошлось в 4 450 рублей.
Уникальный проект собирает огромную сумму
Подписываться на книгу начали задолго до того, как она была готова. Подписка велась в редакциях газет и журналов: «Гражданина», «Голоса», «Санкт-Петербургских ведомостей», «Отечественных записок», «Русского мира», «Вестника Европы», «Недели», «Досуга и дела». Кроме того, были созданы специальные подписные книжки, которые разослали доверенным лицам в Москву, Воронеж, Иркутск, Киев, Нижний Новгород, Самару, Тверь, Тифлис и Ярославль. Многие подписчики платили значительно больше трех рублей за экземпляр. Книга представляла собой не только нехлопотный способ сделать доброе дело, это было уникальное памятное издание, собравшее вместе авторов, которые никогда еще не оказывались под одной обложкой.
В конечном итоге в сборник вошли тексты князя Петра Вяземского, отрывки из тургеневских «Записок охотника», «Город» Салтыкова-Щедрина, заметки Погосского, воспоминания Погодина, Победоносцева и Гончарова, «Сцены» Островского, три элегии Некрасова, произведения чрезвычайно популярных тогда Данилевского и Боборыкина, стихотворения Плещеева, Фета, Майкова, Полонского, фрагменты повести «Посредник» Владимира Соллогуба и драмы «Посадник» А.К. Толстого, критические заметки Страхова, не публиковавшиеся ранее «Маленькие картинки (в дороге)» Достоевского и другие тексты 49 авторов. Общий объем превысил ожидания, так что сборник вышел на 700 с лишком страниц. И получил емкое и сегодня понятное название – «Складчина».
Что касается участия музыкантов и художников, то они выпустили собственный сборник, также пользовавшийся большим успехом. Он тоже получил название «Складчина».
Все средства от продажи литературного сборника за вычетом расходов на печать превысили 22 тысячи рублей и были целиком направлены на помощь голодающим Самарской губернии. Писатели не только собрали средства на борьбу с голодом, но и помогли информировать о проблеме самый широкий круг общественности. Государственные дотации и частные пожертвования выросли неизмеримо, в результате чего было собрано около 5,5 миллиона рублей, позволивших спасти десятки, если не сотни тысяч человеческих жизней.
