Портрет Вл. Одоевского кисти А.Покровского /http://commons.wikimedia.org/
Изменить мир
Каждый, наверное, читал в детстве «Городок в табакерке» и помнит этот странный мир, где живут мальчики-колокольчики, их тюкают дядьки-молоточки, ворочается с боку на бок валик… Обычно памятью о детской книжке с причудливыми картинками, да еще воспоминанием о Морозе Ивановиче из учебника «Родная речь» (да-да, про Ленивицу и Рукодельницу) и заканчиваются наши воспоминания об авторе этих сказок, князе Владимире Федоровиче Одоевском.
30 июля исполняется 210 лет со дня рождения Одоевского – философа, писателя, фантаста (между прочим, предсказавшего еще в 30-х годах XIX века появление интернета и даже чего-то вроде ЖЖ), музыканта, композитора, теоретика музыки, библиотекаря… и благотворителя.
Идея создания Общества посещения бедных просителей появилась в дружеском кружке, который собирался у князя Одоевского. Кружок был очень пестрый: современники вспоминали, что в гостиной Одоевских можно было встретить и литератора-разночинца, и титулованных особ из высшего света, и чиновников, и музыкантов. Первым мысль о создании организации высказал граф Михаил Виельгорский, музыкант и композитор. У него к этому времени уже был собственный опыт работы, как сейчас говорят, в социальной сфере: он был почётным опекуном С.-Петербургского опекунского совета, управлял воспитательным домом Мариинской больницы и Училищем глухонемых. В 1838 году он вместе с Жуковским, Брюлловым, Венециановым и другими друзьями организовал лотерею, сбор от которой позволил выкупить из крепостных Тараса Шевченко.
Собственно, мысль Виельгорского была очень простая: как и другие знатные и состоятельные люди, он получал огромное количество просьб о помощи. Разобраться в том, действительно ли проситель находится в нужде или это профессиональный побирушка, было трудно. Значит, надо пойти к нему домой, поговорить с ним, узнать, как он живет, и уже тогда принимать решение, помогать или нет.
Кого-то чаще просили о помощи, кого-то реже; «до какой степени это возможно было одному частному человеку, должно заключить из того, что у некоторых жителей Петербурга, перед праздничными, например, днями, стекались сотни просительных писем», – рассказывал Николай Путята, член Общества. И Общество было нужно затем, чтобы равномерно разделить обязанность проверять просьбы о помощи между его членами, и выяснить, где именно нужна помощь, какая, – и как лучше помочь.
Собственно, в сороковых годах ХIX века образованные люди уже хорошо понимали, что социальное устройство общества несовершенно – и искали способов изменить его к лучшему. В это время появились новые философские теории – прежде всего социалистов-утопистов, объясняющие, как добиться общего блага; в России одни принимали новые идеи с интересом, другие скептически, третьи ожидали от них только плохого. Одоевский не был сторонником фурьеризма, но утопистов читал, и читал внимательно и со скепсисом: «Я бы их отправил в Богадельню Преображенского раскольничьего кладбища, пусть бы на практике отведали коммунизма».
Благотоворение
Путь членов Общества к идее общественного блага был разным – упомянутый Путята в прошлом примыкал к декабристам; Виельгорский был масон – русские масоны со времен Новикова пытались вводить разнообразные усовершенствования, о чем так ядовито пишет в «Войне и мире» Толстой. Одоевский был просто христианин с ясным убеждением, что надо помогать другим людям: «В наше время, которое бранят <...> и индустриализмом, и денежным аристократизмом, и социализмом, и коммунизмом, и материализмом, – словом, всеми возможными измами, нельзя однако ж не заметить утверждающегося ощущения, рациональные выводы нашего времени доводят, в конце концов, к следующей, очень простой мысли, а именно: что всякий человек должен помогать другому и друг другу тяготы носить». Сам он часто помогал людям тихо и анонимно – рассказывали, что он приезжал в университет, спрашивал, кто из студентов еще не заплатил за обучение, и оплачивал его.
Идея создания общества, которое позволяло бы реально помогать людям, изначально объединила 25 человек; в его кассе было несколько сот рублей (со временем эта сумма достигла 60 тысяч рублей). Император утвердил правила Общества 12 апреля 1846 года; с этого времени и ведется отсчет существования этой организации. В уставе говорилось: «Для ближайшего удостоверения в настоящем положении таких жителей С.-Петербургской столицы, которые, по крайней бедности, вынуждаются обращаться с просьбами о пособии к разным благотворительным лицам, учреждается здесь особое общество, имеющее своею целью: посещать сказанных просителей, входить в посредничество между благотворителями и нуждающимися и содействовать, чтобы благотворения достигали своей цели».
9 мая 1846 года члены общества избрали «Распорядительное собрание»: в него вошло восемь человек, избрали еще шесть кандидатов в него. Состав был блистательный: в «Распорядительное собрание» вошли два великих князя, Александр Николаевич, будущий царь-освободитель, и Константин Николаевич, два лейб-медика, Арендт и Кабат, и несколько профессоров-медиков, в том числе Пирогов.
Общество
Главная обязанность каждого из членов общества была – тратить не меньше одного дня в месяц на посещение просителей, и в том случае, если помощь необходима, – следить за тем, чтобы она была оказана. Устав Общества написал Владимир Одоевский, его же единогласно избрали председателем, а потом дружно переизбирали на этот пост на протяжении всех девяти лет существования общества. Цели были провозглашены следующие:
– поддержка престарелых увечных и больных, не могущих содержать себя собственными трудами,
– сирот и детей бедных родителей;
– вспоможение деньгами, одеждою, дровами и т. п.;
– помощь больным, лечение, отпуск лекарств.
Попечителем Общества стал герцог Максимиллиан Лейхтенбергский, зять царя. Отчеты Общества писал сам Одоевский, и писал так интересно, с таким количеством живых подробностей, что они привлекали к обществу новых членов. Одоевский сам много беседовал с подопечными общества – причем не только об их нужде: известно, например, его письмо сестре Пушкина Ольге Павлищевой о спиритизме; живо интересовавшийся всем мистическим и таинственным Одоевский рассказывает в нем об одном подопечном Общества, который слышал голоса, но со временем от них исцелился.
Одоевский же ввел правило гласности в том, что касалось расходования средств. Сейчас это называют прозрачностью. Общество до копейки отчитывалось в том, сколько денег было собрано и на что потрачено.
Рыба и удочка
Структура общества была довольно сложная: в нем было Правление из семи избираемых членов, члены-благоворители, которые должны были жертвовать деньги или трудовой вклад, члены-посетители, которые вносили 15 рублей серебром и брали на себя обязанность посещать бедных раз в месяц или чаще.
Средства общества складывались из частных пожертвований и сборов от благотворительных балов, концертов и лотерей-аллегри (аллегри – это лотереи, когда выигрыш вручается немедленно). Городская Дума Петербурга тоже ежегодно перечисляла Обществу 3 тысячи рублей.
В 1853 году, в момент славы общества, в нем было 252 члена: 6 членов-благотворителей, 200 членов-посетителей, 42 члена-медика, в том числе четыре стоматолога. Еще 32 врача, не состоявших в обществе, помогали ему.
К этому времени общество помогло более чем 3 тысячам семей; 603 семьи получали постоянные пособия – помощь одеждой, деньгами, дровами, едой, лекарствами. Общество могло лечить, пристроить сына-подростка учиться в мастерские, оплатить учебу в университете, отправить на консультацию к врачу. При обществе были открыты лавки сбыта продукции подопечных Общества.
Уже в 1849 году в Обществе было 300 членов и 7 тысяч подопечных. Довольно скоро стало понятно, что просто раздавать деньги – это не выход, что проблему бедности просто так не решить. Поэтому было решено не только покупать рыбу, но и вручать удочки. Так было организовано две мастерских-рукодельни на Большом проспекте Петербургской стороны для бедных женщин. Причем сумма, которые они получали на руки, зависела от того, насколько женщина бедна и нетрудоспособна. В рукодельнях работали 130 женщин; интересно, что после того, как общество было распущено, рукодельни остались, поскольку оказались коммерчески выгодны.
Для одиноких старух завели временные квартиры, где те могли жить в ожидании постоянного места в богадельне. Кроме того, пришлось завести семейные квартиры на 80 человек, в которых проживали 42 бедные семьи, переселенные из непригодных для жизни чердаков и подвалов. Обитатели семейных квартир работали в рукодельнях, доход от которых позволял содержать квартиры.
Работала детская комната на 10-15 человек (она содержалась в доме г-жи Яниковой в Песках на Конногвардейской ул., сейчас это Суворовский проспект). Была открыта общая квартира для неимущих на 66 человек на Большой Зелениной, 9. В доме госпожи Хендерсон в 11 роте Измайловского полка была открыта школа для малолетних обоего пола от 4 до 9 лет; в ней учились 37 детей. Работали приюты для мальчиков и девочек. Открылся магазинчик, реализующий продукцию бедных ремесленников.
В.Г. Перов, «Ходоки-просители» /http://www.tphv-history.ru/
Тайное общество и официальное человеколюбие
Довольно скоро в Обществе собралась информация о нескольких тысячах бедных семейств; им регулярно оказывали помощь. По Петербургу поползли слухи о том, что это общество – тайное, созданное для каких-то таинственных целей: времена были не лучшие, Россия переживала очередной заморозок, а загадочное общество, помогающее бедным и организующее мастерские во времена, когда среди социалистов и коммунистов все популярнее делались идеи фаланстеров (кто не помнит, что это такое – перечитайте «Что делать?» Чернышевского), вызывало подозрения в том, что оно несет страшную революционную заразу.
Одоевский по этому поводу писал: «В существе всякая милостыня есть коммунизм, ибо всякая милостыня имеет целию равнять богатого с бедным».
Серьезный удар постиг Общество 19 марта 1848 года: Император Николай Павлович написал герцогу Лейхтенбергскому: «Учрежденное при благоприятном попечительстве Вашем Общество посещения бедных сей столицы совершило многие дела, достойные христианского милосердия и истинной любви к ближнему. Я вполне оценяю таковые подвиги и отдаю всю справедливость членам сего общества, посвятившим свои досуги и труды на вспомоществование страждущему человечеству. Но дабы поставить Общество посещения бедных в пределы одной общей благотворительности, столь изобильной уже в сей столице, и возвести его на степень, приличествующую сословию, действующему от Моего лица, – я признал за благо Общество посещения бедных в целом его составе присоединить к Императорскому Человеколюбивому обществу, где оно в порядке его установления и должно занять приличное место и проч.»…
Герцога Лейхтенбергскоого назначили членом совета Императорского Человеколюбивого общества, а Одоевского – членом петербургского попечительного комитета о бедных. Общество восприняло это почетное слияние как начало конца: Императорское общество было практически государственным, казенным, членами его были высокопоставленные чиновники, вообще по самому своему устройству, спущенному сверху, оно было невероятно далеко от органически выросшего Общества посещения бедных просителей. Члены Общества недоумевали, как вообще впрячь в одну телегу коня и трепетную лань, государственную благотворительность и частную инициативу.
Члены общества посещения бедных просителей приуныли и готовы были бросить свое дело. Князь Одоевский сказал – нет, мы должны делать свое дело так, как мы до сих пор его делали, во что бы то ни стало. Его услышали, Общество не разбежалось – но самому Владимиру Федоровичу досталась тяжелая задача. Теперь любое дело, которое делалось просто потому, что так надо, надо было согласовывать, объяснять, получать разрешения – и при этом как-то спасаться от бюрократической отчетности.
Николай Путята вспоминал: В Петербург приехал хор цыган, которые решили дать концерт в пользу бедных, о которых заботилось Общество; день назначили, программу концерта составили – но чтобы ее напечатать, нужно было разрешение совета Человеколюбивого общества, который собирался раз в месяц, или его председателя, митрополита Санкт-Петербургского; князь подумал и не поехал, концерта не состоялся, бедные семьи не получили денег. «Мы должны употреблять паровую машину, чтобы поднять соломинку», жаловался Одоевский.
В работе общества были и свои радости, конечно. Часть расходов, необходимых для помощи бедных, взяли на себя муниципальные власти Петербурга: городская Дума стала отчислять обществу определенную сумму раз в год, правительство города стало выделять деньги на содержание сирот. Были и крупные частные пожертвования: так, статский советник Кузнецов дал Обществу 40 тысяч рублей на организацию женского училища, названного Кузнецовским; в нем обучались 17 сирот за счет общества и 130 – за счет частных благотворителей.
Больница
С обществом сотрудничали врачи – в том числе такие, как доктор Николай Арендт, свидетель кончины Пушкина, и Николай Пирогов. Идея открыть больницу для бедных существовала в Обществе посещения бедных просителей с самого начала, но с 1849 года идея стала реальностью. Проект правил больницы св. Лазаря представил Обществу доктор ван-дер Фляс в 1849 году; открылась больница в 1850-м. Смысл ее был в том, чтобы оказывать медицинские услуги бедным. Для неимущих медицинская помощь была бесплатна, вообще же плата за визит за визит к врачу составляла 30 копеек; в год в больницу обращалось 8 тысяч человек, так что платы пациентов хватало для того, чтобы больница не разорилась. Пациентов могли направлять в городские больницы и богадельни; нуждающихся в серьезной операции направляли в клинику Николая Пирогова.
После кончины герцога Лейхтенбергского в 1852 году больница получила название Максимиллиановской (сейчас это петербургская городская больница №28).
Одоевского представляли к награде за все им сделанное; он отказывался: «Мне, русскому человеку, дорога всякая монаршая милость, и по моей действительной службе я не был ею оставлен; но я всегда отклонял от себя всякую награду по благотворительным учреждениям; ибо в моих глазах занятия сего рода в сравнении со службою не что иное, как всякое другое житейское занятие; там святой долг; здесь просто добрая воля и удовлетворение внутреннему влечению. То, что я делал, сделал бы всякий другой при тех обстоятельствах, в которые я был поставлен».
Финал
Новый удар ожидал Общество посещения в 1852 году: приказ по военному ведомству запретил всем военнослужащим быть членами Общества. Общество в одночасье лишилось 70 своих членов и едва оправилось от этого удара. Времена были совсем уж неблагоприятные: скоро началась война, а с ее началом поток благотворительных пожертвований изменил свое направление: теперь в центре внимания публики были раненые на фронте и члены семей погибших воинов. После запрета военным состоять в обществе спасать было уже почти нечего. Однако князь Одоевский, как капитан на тонущем судне, остался в Обществе до последнего, чтобы распорядиться его деньгами, обеспечить, насколько это возможно, подопечные семьи, отдать беспризорных детей на воспитание – и только после этого уйти.
Общество было обречено. Член его Инсарский вспоминал: «… вступив блистательно на поприще благотворительности и, так сказать, захватив поле, отведенное Императорскому Человеколюбивому обществу, мы на первых же порах возбудили в нем зависть и недоброжелательство. Блистательные наши отчеты клали на него самые сильные тени». В 1855 году Общество посещения бедных просителей закрылось, позаботившись о том, чтобы обеспечить состоящие под его опекой семьи.
Тем не менее принципы работы, которые Общество выработало в далеких 40-х годах ХIX века, до сих пор актуальны в сфере благотоворительности.
