Прокудин-Горский говорил, что фотография – «искусство протокольного характера». И постоянно подчеркивал: «Я не претендую на звание художника, я человек науки».
Дилетант с Фуниковой горы
Сергей Михайлович Прокудин-Горский родился на Фуниковой горе. Так называется деревня во Владимирской губернии, а ныне – Владимирской области. Отец его однако же был не крестьянином, а дворянином. Фуниковским дворянином. И ему принадлежала вся эта деревня. Три сотни душ.
У Сергея были все возможности получить блестящее образование. Он собственно его и получал, притом довольно долго. Поступил в Александровский, бывший Царскосельский лицей – тот самый, где учился Пушкин и его прославленные однокашники. Спустя некоторое время бросил – надоело.
Та же история произошла и с физико-математическим факультетом столичного университета, с Императорской Военно-медицинской академией, с Императорской Академией художеств. Всюду поступал, принимался учиться, а потом все бросал.
Нашел свое призвание
Учеба завершилась в 1890 году. Сергей Михайлович всерьез увлекся фотографией, и все остальное сделалось ему неинтересно. Даже на скрипке почти перестал играть, а ведь любил.
Здесь, впрочем, была и другая причина – серьезная травма руки.
Фотография тогда была делом настолько новым, что соответствующих учебных заведений просто не существовало, а то бы он снова куда-нибудь поступил.
Правда, в Императорском русском техническом обществе уже существовал отдел фотографии и ее применения. Там Прокудин-Горский регулярно выступал с докладами. Он тогда уже опережал свое время. Многие из тем, которых он касался, актуальны и сегодня. К примеру, «О фотографировании падающих звезд (звездных дождей)». Выпускал книги – «О фотографировании ручными фотоаппаратами», «О печатании с негативов». Его работы выставлялись на Всемирной Парижской выставке 1900 года.
Не удивительно, что именно Сергею Михайловичу Императорское русское техническое общество поручило организовать курсы практической фотографии.
В 1902 году он отправился в Германию, в Шарлоттенбург. В то время там работал изобретатель Адольф Мите. Годом раньше Мите совершил своего рода прорыв в фотографии – сконструировал камеру для цветной съемки. А точнее, для «трехцветной естественной фотографии».
В ее основе лежала теория цветоощущения Джеймса Максвелла. Суть ее состоит в том, что человеческому глазу достаточно всего трех основных цветов – красного, зеленого и синего. Все другие цвета и оттенки получаются посредством их смешивания в разных пропорциях.
Из черно-белой фотографии – в цветную
С этого момента черно-белая фотография практически перестала существовать для Прокудина-Горского. Он создает усовершенствованный вариант камеры Мите и со всем мыслимым азартом приступает к съемкам. Когда и где Сергей Михайлович сделал свои первые цветные снимки, точно не известно. Видимо, в сентябре 1903 года во время путешествия по Финляндии. Но, возможно, и раньше.
А затем – Дагестан, Лужский уезд Санкт-Петербургской губернии, Кавказ, Крым, Киев. Многое удавалось издать в виде открыток, но еще больше, к сожалению, так и оставалось в лаборатории фотографа.
Рим, Милан, Париж, Берлин.
Туркестан. Туда он отправился фотографировать солнечное затмение. Но небо затянулось облаками, и съемки сорвались. Зато из той поездки путешественник привез виды Самарканда, Бухары, степей.
Толстой в Ясной Поляне. Шаляпин в костюме Мефистофеля. Люди, природа, церкви, жилые дома.
Церковь в грузинском селе, часовня в Олонецкой губернии, впадение реки Костромы в Волгу, панорама Ростова Великого, пильщики на берегу реки Вытегры, деревенская пряха, бухарский чиновник в халате.
Ездил снимать русско-японскую войну.
Прокудина-Горского интересовало все. В отличие, например, от Николая Найденова, который в своей серии альбомов «Москва. Соборы, монастыри и церкви» фиксировал исключительно архитектуру.
Фотографическая столица на Большой Подьяческой
Со временем Сергей Михайлович открыл в Санкт-Петербурге «фотоцинкографическую и фототехническую мастерскую». В том же доме была и его «испытательная лаборатория», и редакция журнала «Фотограф-любитель», которым Сергей Михайлович руководил. Там же располагалась и его квартира.
Здание на Большой Подьяческой улице стало фотографической столицей России. А в какой-то степени и всей Европы. Прокудин-Горский писал: «Побывав в Берлине, Лондоне, Париже, Вене, Милане и поприглядевшись внимательно к иностранным работам в красках… могу сказать, что у нас это дело стоит нисколько не ниже, а по правдивости передачи во многих случаях и выше».
А «живописное» направление в фотографии, которое тогда входило в моду, Прокудин-Горский не любил. Его современники самозабвенно экспериментировали с мягкорисующей оптикой, пытались снимать вообще без объектива – через маленькую дырочку, изобретали разные составы фотоматериалов, позволяющие делать снимки под гуашь и акварель. Сергей Михайлович только ругался: «Измазанный красками кусок полотна все-таки представляет некоторый интерес хотя бы со стороны красок, но грязный, запачканный типографской краской кусок меловой бумаги не может представлять никакого интереса!
Вглядываясь в эту грязь, вы видите, что было стремление что-то изобразить, но и только, и, право, иной раз не поймешь, лицо ли человека представляет снимок или ствол дерева».
Нет, только реализм и никакого импрессионизма.
Судьбоносная аудиенция
В мае 1909 года состоялась встреча Прокудина-Горского с императором Николаем II. Это произошло в Царскосельском дворце.
Фотограф вспоминал: «Ровно в половину девятого дежурный арап возвестил: «Их Императорские Величества», и в залу вошли Государь, Государыня со старшими дочерьми и приближенные лица свиты. Поздоровавшись со мной, Государь и Государыня заняли свои места… и Государь приказал начинать.
После первой же картины я услышал одобрительный шепот Государя… Во время перерыва, когда был подан чай с прохладительными напитками, Государь отделился от группы придворных и, подойдя ко мне, стал спрашивать, что я имею в виду делать дальше с этой замечательной работой… Каждая картина вызывала не только шепот одобрения, но даже громкие восклицания. По окончании вечера Государь и Государыня с детьми подошли ко мне, благодарили за доставленное большое удовольствие».
Сам царь в этот день записал в дневнике: «Вечером профессор Прокудин-Горский сделал интересное сообщение по фотографии в красках и показал много красивых снимков».
В результате император поручил Сергею Михайловичу то, чем фотограф и так занимался, – фиксировать разные уголки Российской империи. То есть снимать и дальше. Только теперь возможности Прокудина-Горского сделались просто фантастическими.
Ему выправили документы, позволяющие проходить и проезжать абсолютно везде, а всем государственным служащим следовало оказывать Сергею Михайловичу всяческую поддержку. В его распоряжение предоставили специальный вагон с фотолабораторией – сделали по спецзаказу. Пароход с командой – тоже особенный, способный перемещаться и по крупным рекам, и по мелководью. Лодку-моторку. Автомобиль марки «Форд».
Министры так не жили.
Вот как фотограф описывал одно из своих путешествий: «До Перми я доехал в своем вагоне и, оставив его там, пересел на предоставленный мне казенный пароход, на котором отправился в Чердынь… Там на пристани находилось уже все местное начальство, т. е. исправник, становой, городской голова и др. У пристани стояли две тройки в красивой наборной русской упряжи. Одна для меня, другая – под вещи…
Не успели мы с сыном сесть, как наша тройка понеслась, и через несколько минут мы буквально влетели в раскрытые настежь ворота и подкатили к подъезду большого деревянного дома. На ступенях крыльца стоял сам хозяин – Николай Петрович Алин с хлебом-солью, а около него жена с подносом с вином и рюмками. Это был чисто русский старинный прием почетных гостей.
После приветствия мы выпили с хозяином по рюмке наливки и вошли в очень большую приемную комнату, где уже был накрыт стол, уставленный всевозможными закусками и винами».
И так далее.
Сложности. И в первую очередь материальные
Но и легкой эту жизнь назвать было нельзя. Прокудин-Горский вспоминал: «Работа моя… была очень трудна, требовала огромного терпения, знания, опыта и часто больших усилий… Делать снимки приходилось в самых различных и часто очень трудных условиях, а затем вечером надо было снимки проявить в лаборатории вагона, и иногда работа затягивалась до поздней ночи, особенно если погода была неблагоприятна и нужно было выяснить, не окажется ли необходимым повторить съемку при другом освещении прежде, чем уехать в следующий намеченный пункт. Затем с негативов там же в пути делались копии и вносились в альбомы».
Но это еще можно было пережить. Хуже другое. Сергей Михайлович во время своих путешествий постоянно тратил собственные деньги. И если сначала у него были какие-то средства, то со временем они почти полностью закончились.
Правда, в 1913 году фотограф вошел в акционерное общество «Биохром». Оно оказывало в том числе услуги по обработке фотоматериалов и печати снимков. И черно-белых, и цветных. Но доходов с «Биохрома» было недостаточно.
Об этом император, к сожалению, не позаботился. Видимо, решил, что он и так был чрезмерно щедр. Или же просто забыл.
Фотограф не напоминал: «Государь ничего не сказал, потому что я ни о чем не просил. Министр ничего не говорил, потому что на это не было высочайшего повеления, а я считал, что предоставленные мне возможности в достаточной степени двигают меня по пути достижения моей задачи, а отчасти и даже опасался испортить дело».
В 1914 году и вовсе все закончилось. Приоритетным направлением сделалась война. Спецвагон и прочий транспорт передали армии. А сам Прокудин-Горский начал обучать военных летчиков аэрофотосъемке.
Ателье «Ёлка»
После революции Прокудин-Горский перебрался за границу. Жил на курорте, в Ницце. Сотрудничал со знаменитыми братьями Люмьер. Получил патент на камеру для цветной, но уже киносъемки. Называлась она так: «фотоаппарат для цветной кинематографии».
Не бедствовал, но и дворцов себе не строил. Переехал в Париж. Открыл там ателье под названием «Ёлка» – так звали одну из его дочерей. Пытался было делать то, чем занимался до войны на родине – снимать французскую глубинку и французские колонии, но, как бы сейчас сказали, не зашло.
О возвращении в Россию даже не мечтал, прекрасно понимал, что той России просто нет. А новую пусть Родченко фотографирует.
Дожил до Второй мировой и почти что ее пережил. По крайней мере к 27 сентября 1944 года – дню, когда он умер, – Париж уже освободили от немцев.
Похоронили Прокудина-Горского на знаменитом русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Парижанином Сергей Михайлович так и не стал.
