Предприниматель и благотворитель Сергей Иванович Мальцов успешно позабыт. Он, по всей видимости, вытеснен из памяти двумя другими, гораздо более раскрученными родственниками – владельцем Гусевского хрустального завода Иваном Сергеевичем Мальцовым и особенно его наследником, главным жертвователем Музея изобразительных искусств на Волхонке Юрием Степановичем Нечаевым-Мальцовым.
Слуга царю, отец солдатам
Сергей Иванович Мальцов родился в 1810 году в семье известных русских промышленников. Получил домашнее образование, выучил три иностранных языка, учился в школе, служил, будучи дворянином, в Кавалергардском полку («кавалергарда век не долог» – это теоретически про него), отставлен в звании поручика в 1833 году по состоянию здоровья.
Что уж там случилось со здоровьем у двадцатитрехлетнего офицера, мы не знаем, но в любом случае спустя полтора года самочувствие Сергея Ивановича, по всей видимости, наладилось. Во всяком случае, он снова поступает в армию и окончательно уходит в отставку уже в 39-летнем возрасте, на этот раз в звании генерал-майора.
А спустя еще четыре года, после смерти отца, наш герой оказывается единоличным хозяином огромного земельного участка, расположенного на стыке Калужской, Орловской и Смоленской губерний. Да не просто участка, а высокоразвитой промышленной зоны с прекрасно действующими железоделательным, хрустальным, стекольным и свеклосахарным производством.
Начинается новая жизнь.
Как мы понимаем, Сергей Иванович Мальцов – с одной стороны, окончательно сложившаяся и притом очень сильная личность, как-никак генерал. А с другой – человек, совершенно не имеющий опыта руководства промышленностью, тем более в таких масштабах. Он не привык извлекать прибыль. Для него более органична совершенно другая социальная роль – «слуга царю, отец солдатам». Именно с этих позиций он и принимается за дело.
Главная цель производства – не личное обогащение, а честь, сила и слава России. При этом рабочий не должен нуждаться ни в чем. Рабочий и специалист – как солдат и офицер – должны быть сыты, согреты, бодры духом и сильны физически. Для этого нужна соответствующая инфраструктура. Сергей Иванович с недюжинным азартом бросился эту инфраструктуру создавать.
Всего на территории так называемого мальцовского заводского округа работали около 100 000 человек.
В какой-то момент они сделались самыми счастливыми людьми Российской империи.
Сергей Иванович – единственный в стране – ввел восьмичасовой рабочий день. Да, не для всех, а лишь для занятых на вредном производстве. Но у других-то и этого не было. Жили рабочие в коттеджах на 3–4 комнаты, у каждого коттеджа – огород, загончик для скотины. Они платили за жилье 500 рублей в рассрочку, без комиссии. Но этой платы можно было избежать – с дисциплинированных и старательных работников долг списывался. Дрова для отопления коттеджей – за счет фирмы.
«Особенно хороши постройки рабочих при самих заводах и фабриках: тут невозможно встретить дом с продавленной крышей или покосившийся набок», – писал один из современников.
Мальцовский округ выглядел довольно жизнерадостно, а в чем-то и столично: «На улицах постоянное движение мастеровых и чернорабочих; особенною оживленностью население отличается во время праздников, когда масса рабочего народа запруживает улицы; все это пестрит всевозможными цветами; кроме рабочих здесь много служащих и приезжих за покупкой хрусталя.
Мастеровые одеваются, как мещане в уездных городах; женщины и девушки – в ситцевых или шерстяных платьях, с платком или косынкою на голове; мужчины – в суконных сюртуках или просто в цветных рубахах, на головах у всех картузы. Здесь вообще развита страсть к щегольству, и та же самая девушка, которую в будничный день видели босою, работающей на фабрике, в праздник одевается в шерстяное или даже в шелковое платье».
Медицинское обслуживание – бесплатное. Бесплатные школы для мальчиков и девочек. Для тех, кто хотел продолжить образование – высшее пятилетнее техническое училище, известное в России как Мальцовский университет. Окончившие этот вуз вступали в должности директоров и управляющих – благо управлять там было чем.
Соседские крестьяне жаловались: «Которые мальцовские, тем чудесно, потому их Мальцов кормит при заводе. Им что? – Они беды не знают. Чуть недород, сейчас в контору: «Давай работу». – «Нет работы!» – «Нам должна быть, потому мы мальцовские». – Ну и дают… И хлеба дают, и работу дают, а нам не очень-то».
Действовала своя служба безопасности, а собственная узкоколейная железная дорога связывала между собой все эти производства. Судоходство – свое. Телеграф – тоже свой собственный.
На всю Россию славилась церковь, построенная Сергеем Ивановичем в селе Людиново. То, что в церкви висла хрустальная люстра, уже будоражило воображение. Но ведь иконостас там тоже был хрустальный, собственного производства! Надо ли говорить, что эту церковь называли «восьмым чудом света»?
Священник Стефан Красовский писал: «Первое, что поражает чувство зрителя во внутренней части храма, это хрустальные иконостасы, тяжеловесные, изящной работы, как бы плавающие в воздухе, хрустальные паникадилы, и вместо висячих лампад, из разных хрусталей искуснейшего мастерства многоценные, разноцветные подсвечники. Вообще все иконостасы искусной живописи; но иконостас, вновь устроенный в настоящей церкви, особенно поразителен.
Путешественники, проходящие богомольцы, купечество, дворяне, как бы по какому обету, и зову, идут и едут в Дятьковскую церковь, и смотреть церковь, и слушать певчих. Содержание икон для жителей Дятькова, и вообще всего прихода, придумано самими храмоздателями. Иконы и написаны в академии художеств, на желтой плотной латуни, во весь рост. Все они, в позолоченных огромного размера, рамах, украшенных резьбою рококо, представляют как бы некий великий божественный сад».
«Америка в России»
А еще на территории этого округа и за его пределами ходили мальцовские деньги. Неудивительно – царь доверял Мальцову как родному. А поводов было немало. Именно на его заводах, правда, еще при его отце, Иване Акимовиче, были выпущены первые отечественные рельсы – они пошли на сооружение Николаевской, ныне Октябрьской железной дороги.
Здесь же в 1858 году собрали первые российские три парохода. Первые в стране мартеновские печи запустили здесь же. Всего не перечесть.
Мальцовскую империю сравнивали с Америкой: «Здесь была если не Америка, потому что здесь не было того оживленного индивидуального развития, какое характеризует Америку, то своего рода Аркадия: население жило здесь, не заботясь о завтрашнем дне, и не опасалось никаких невзгод».
Журналист Василий Иванович Немирович-Данченко посвятил империи Мальцова целое произведение, которое так и назвал: «Америка в России»: «Что такое другие наши заводские районы? Рассадники нищеты и центры пьянства и разврата прежде всего.
Приезжайте сюда, вы не встретите ни одного нищего, а пьяные разве в Людинове попадутся вам, да и то редко. Это не вырождающееся поколение, каким является население окрестностей, это – люди сильные и сытые… Уголок этот – оазис, в котором бы не мешало поучиться уму-разуму многим».
Правда, некоторые замыслы так и не были реализованы. Когда Сергей Иванович предложил использовать на военных судах вместо колес-«шлепал» шустрые винтовые двигатели, адмирал Нахимов снисходительно хмыкнул: «Зачем нам эти самоварчики?»
Власти решили, что виднее адмиралу.
Но таких случаев было немало.
И что же, господин Мальцов был безупречен? Нет, конечно. Имелся один недостаток. Он был ретроград.
Один из современников, К.Скальковский, так писал об этом удивительном предпринимателе: «Мальцев (в XIX веке существовал и такой вариант написания фамилии – А.М.), небольшого роста крепкий старик, живой, красноречивый, всем интересовавшийся, но деспот и самодур… В Людиновском заводе барин садился на балкон, и заводские бабы и девки должны были купаться для его увеселения в заводском пруду. Более красивым давались дешевые конфекты… Сам Мальцев, как и его служащие, почти все из крепостных, ходил в серых казакинах и ездил в безрессорных экипажах… В доме, в Дятькове, была самодельная мебель и простота во всем».
Аскет, как и многие старообрядцы, не пил, не курил, ел невкусно и мало и сам постоянно трудился. Дочери одного из богатейших россиян ходили за коровами, сыновья работали в столярной мастерской.
Крупный чиновник Ф.Г.Тернер, побывавший у Мальцова, пришел в ужас: «При таком громадном предприятии – бухгалтерия находилась у него в совершенно эмбриональном состоянии. Когда я пожелал ознакомиться с его книгами, мне показали застенок в одном из фабричных помещений, в котором на конторке валялось несколько тетрадей с цифрами. Расчеты с рабочими производились чуть ли не на бирке».
Дело, однако, у Мальцова шло.
«Тратит на этих мужиков все деньги»
Крах судьбы Сергея Ивановича Мальцова был таким же масштабным, как и вся его жизнь. В 1874 году он заключает договор с правительством на изготовление 150 паровозов, 3 тысяч вагонов, огромного количества платформ и угольных вагонов. Чтобы освоить этот фронт работ, он потратил на новые мастерские, печи системы Сименса, заграничные станки и заграничных специалистов около двух миллионов рублей. После чего департамент железных дорог передал весь подряд европейским промышленникам. Мальцов же оказался на грани полнейшего разорения.
Но не беда, он бы выкрутился. Окончательно добило Сергея Ивановича другое. Совершенно неожиданно жена предпринимателя, безвыездно проживавшая в столице, стала предъявлять претензии.
Претензии были финансовые – она испугалась, что в связи с железнодорожной историей ее огромное содержание может уменьшиться. Особенно если учесть вложения предпринимателя в инфраструктуру. Дама возмущалась: «Поет в мужицком хоре, тратит на этих мужиков все деньги». Она пустила слух, что муж сошел с ума, и начала добиваться опеки и над ним, и над всем производством.
Генерал и здесь бы выстоял. Настрой его был боевой: «В течение 10 лет с той поры, когда как жене моей удалось втереться к покойной государыне, она соединилась с III отделением и своим братом, восстановила сыновей моих против меня обещаниями почестей, приучила их к пустой жизни, дабы они смотрели на трудовую жизнь, к которой я их призывал, как на наказание, и сколько тяжких оскорблений мне пришлось выносить… Мне известно, что жене моей и сыновьям моим необходимо было меня оклеветать, чтобы оправдать их незаконное поведение. Я готов на все следствия и суд».
Но по дороге из одного села своего села в другое лошади вдруг понесли, мальцовский экипаж перевернулся, и Сергей Иванович надолго слег с тяжелой черепно-мозговой травмой. Когда же он выздоровел, опека была окончательно и бесповоротно оформлена.
Неудивительно: его жена была влиятельная дама. Анастасия Николаевна, урожденная Урусова, умела пленить. Историк Александр Тургенев так писал о ней: «Мальцова всем кружит головы, и все от нее в восхищении. Напоминает Пушкину, вдову поэта, но свежее, очень приветлива и любезна и хорошо себя держит в салоне. Обладая такими талантами и будучи, к тому же, камер-фрейлиной императрицы Марии Александровны, она щелкнула эту задачку как орешек и не поперхнулась».
Жизнь в Крыму
Сергей Иванович умел не только побеждать, но и проигрывать. Он удалился в свое крымское имение, в Симеиз, где посвятил остаток жизни садоводству и написанию научных статей.
Лишь иногда бурчал в кругу близких друзей: «Слышали? Под опеку меня… Знаете же вы мою жизнь. Жил как все, при дворе бывал. А этот двор, в лице жены Александра II, забрал мою жену: она подружилась с больной императрицей и бросила меня. Бунтовал – коситься начали.
Забрал ребят, приохочивал к работе. Ничего не вышло: волком глядели, выросли – бросили. Шаркают там по паркетам, но это не беда, и я когда-то шаркал, а ненависть ко мне затаили.
Жил я по-своему, а деньги посылал им, много они заводских денег сожрали и все мало. Выросли, поженились, и все им кажется, что с заводов золотые горы получать можно, не понимают, что если ты из дела берешь, то туда же и клади, всякое дело кормить надо. Тут еще Катя им глаза кольнула. Боятся, женюсь, и поторопились объявить подопечным – я-де самодур, выжил из ума, растрачиваю детское добро. Законным порядком этого бы им не провести, так через маменьку высочайшим повелением… Чуял я, что подведут они мину».
Так он прожил еще десять, в общем, вполне счастливых лет, после чего скончался, как в то время говорили, от удара. Ему было 83 года – по тому времени немалый срок. Тело его перевезли из Симеиза в фамильный склеп, в село Дятьково – то самое, где храм с хрустальным иконостасом, увы, не сохранившимся до наших дней.
По словам современника, «десятки тысяч народа многие часы ночью ожидали останки того, кто в течение полувека был истинным для них благодетелем».
Бывшим его рабочим повезло гораздо меньше. Еще при жизни Сергея Ивановича на заводах побывал Лев Николаевич Толстой. Писал: «Здорового лица, женского и мужского, увидеть трудно, а изможденных и жалких бездна. Все, не только женщины и дети, но и взрослые мужчины дошли до того, что стали нищенствовать».
