Человеку одаренному и одержимому своей работой трудно отвлекаться на что-то другое. В том числе и на собственное здоровье. Кому-то повезло: его организм служит, как дорогие часы, без вмешательства мастера. А кому-то такое вмешательство жизненно необходимо.
Маленький репетитор
Сергей Корсаков родился в 1854 году во Владимирской губернии, в фабричном селе Гусь-Мальцевский, ныне город Гусь-Хрустальный. Все эти многочисленные производства принадлежали фабриканту Ивану Сергеевичу Мальцову, а в действительности там распоряжался Сергей Григорьевич Корсаков, управляющий всеми имениями и фабриками Мальцова и отец будущего медицинского светила.
Мальчик, однако, пошел в мать, Акилину Яковлевну, урожденную Алянчикову. Именно от нее, как считали друзья семейства, Сергей унаследовал мягкость, чуткость, деликатность – все то, что впоследствии и сделало его великим.
От отца же он не унаследовал, похоже, ничего. И денег в том числе. Имевший весьма неплохие доходы, тот предпочитал экономить на детях. И уже в одиннадцать лет, будучи учащимся Пятой Московской гимназии, мальчик был вынужден подрабатывать репетиторством, возился с недорослями, которым больше повезло с деньгами и меньше с умом. Для самого Сергея, умевшего читать уже в пять лет, это было не сложно.
А на следующий год Сергей составил документ, который сам назвал «Правила жизни»: «Если случится повод что-нибудь доброе сделать, старайся делать, а от всякого зла уходи или усовещайся его прекратить».
Самое удивительное, что ему удалось следовать этому правилу действительно на протяжении всей жизни.
Гимназию Сергей окончил с одними пятерками и с занесением его фамилии на золотую доску. А затем был медицинский факультет Московского университета. Там сформировались его увлечения – лекции Жан-Мартена Шарко (разумеется, в записях), книги Ивана Михайловича Сеченова. Непосредственными руководителями были невропатолог Алексей Яковлевич Кожевников и легендарный Григорий Антонович Захарьин.
Впрочем, Захарьин послужил скорее антипримером. Стиль общения Корсакова с пациентами был совершенно не похож на медицинские приемы этого терапевта-экстремала, который разве что не поколачивал своих несчастных больных.
В 1875 году Сергей Сергеевич защитил дипломную работу «История болезни дворянина Ильи Смирнова, 29 лет» и, будучи патентованным доктором, пустился в свободное плавание.
«No restraint»
Плавание началось с одной из самых знаменитых психиатрических больниц Москвы – Преображенской, в наши дни имени Гиляровского. Только не репортера Владимира Гиляровского, а его однофамильца Василия. Это медучреждение было овеяно славой знаменитого московского юродивого Ивана Яковлевича Корейши, содержавшегося в этой лечебнице и скончавшегося за 14 лет до поступления Корсакова.
Корейша жил там королем – имел собственную комнату, принимал многочисленных посетителей, брал с них за пророчества деньги. Другие обитатели содержались в несколько иных условиях – камеры на десяток человек, смирительные (они же горячечные) рубашки, кандалы.
Доктор Штейнберг, главный врач лечебницы начал знакомство с молодым специалистом словами: «В университете вы же мало учились психиатрии; вы даже, вероятно, не знаете, как связывать».
А младший ординатор Корсаков вместо того, чтобы старательно освоить новую премудрость, сразу принялся бороться за права пациентов. Он активно выступал против всех этих проверенных временем успокоительных девайсов, приводя в оторопь «старую гвардию».
К большой радости персонала, он проводил в больнице не так много времени – помимо основной работы поступил сверхштатным ординатором в клинику нервных болезней Московского университета, а один из летних месяцев и вовсе провел в одной из деревень, где ухаживал за помешавшейся графиней С.Татищевой – доктору снова нужды были деньги, он намеревался жениться.
И, хотя свадьба состоялась лишь через два года, опыт Корсаков там приобрел немалый. Одно дело, когда ходишь к таким пациентам на работу, и совсем другое, когда наблюдаешь их в режиме 24/7.
А в 1877 году, одновременно с долгожданной свадьбой, определилась специализация Сергея Сергеевича – алкоголики. О ком, о ком, а уж о них Корсаков знал не понаслышке. Насмотрелся в рабочих кварталах Гусь-Мальцевского.
Он приступил к докторской диссертации «Об алкогольном параличе». И при этом продолжал активно проповедовать так называемый «режим нестеснения» – и в своей старой Преображенской больнице, и в психиатрической больнице Александра Федоровича Беккера. Семейная жизнь требовала новых расходов.
На Преображенке его начинания продвигались со скрипом, а у Беккера, самого склонного к новаторству, дело продвигалось веселее. Со спин пациентов слетали смирительные рубашки, а с окон – решетки. Правда, стекла сразу же меняли на особые, непробиваемые.
Корсаков был гуманистом, но не восторженным идеалистом. А вот за слова «сумасшедший», «помешенный» и «умалишенный» по его настоянию был введен крупный штраф.
Доктор утверждал: «Введение нестеснения ставит неминуемое требование сразу все улучшить, а это сразу же меняет и отношение больного к врачу, так что даже небольшое выражение несогласия со стороны последнего будет действовать дисциплинирующим образом, и этим можно заменить «лечебное действие рубашки»».
И шаг за шагом, преодолевая недоверие, а иногда весьма активное сопротивление старших коллег, Корсаков шел к своей цели. Один из ординаторов рассказывал, что как-то раз, войдя в палату, увидел, что Сергей Сергеевич стоит на четвереньках на полу, а на нем верхом сидит один из пациентов и со всех сил дергает его за густую черную шевелюру.
Он моментально бросился на помощь, но Корсаков лишь погрозил ординатору пальцем и сказал по-английски: «No restraint» – «Никаких ограничений».
Все дело в витамине B1
В 1887 году диссертация «Об алкогольном параличе» была, наконец-то предъявлена психиатрическому сообществу. Московский университет присвоил Сергею Сергеевичу степень доктора медицины.
Нельзя сказать, что в его жизни после этого что-то принципиально изменилось. Но и преуменьшать значение нового звания тоже не стоит, именно в статусе доктора медицины Корсаков становится профессором кафедры психиатрии Московского университета и директором университетской же психиатрической клиники.
Корсаков уже шесть лет заведовал бывшей больницей Беккера. Он превратил ее в элитный санаторий, и по всей России с увлечением перенимали его опыт.
У него имелось множество учеников, и всем было понятно: тридцатитрехлетний доктор, фактически, создает собственную психиатрическую школу.
Он стоит у истоков Московского психологического общества и Неврологического кружка. Ездит по России, по Европе. Ежедневно наблюдает алкоголиков.
Благодаря его исследованиям в психиатрию вводится новое понятие – амнестический синдром алкоголика, он же корсаковский синдром, он же корсаковский психоз. Суть его в том, что у больных алкоголизмом перестает усваиваться витамин B1, и это вызывает органическое поражение мозга.
Пациент не может удержать в памяти недавние события, при этом прекрасно помнит события прошлого. То же касается и навыков, он может делать то, чему учился раньше, но научиться чему-либо новому уже не в состоянии. И виною тому именно органические изменения в организме, а вовсе не «нравственное падение», как полагали ранее.
Кстати, такое состояние возможно и после тяжелой травмы, и после неудачной операции на мозге, и после множества других событий, никак с алкоголем не связанных.
В 1893 году Сергей Сергеевич награжден орденом святого Станислава второй степени. Он окончательно признан как создатель русской психиатрической школы. Его импозантная фигура, облаченная в безупречный костюм, заставляет студентов и коллег благоговейно замереть.
«Жизнь – служение душевнобольному»
Что называется, жить бы и жить. Но как раз с этим – проблемы. Уже в 44 года Корсаков переносит первый инфаркт, сказывается наследственное заболевание сердца, на которое он вообще не обращал внимания. Занятия со студентами приходится забыть. Остаются наука и небольшая практика.
Сохранились воспоминания о том, как совсем молодой еще доктор, тяжело дыша и опираясь на палку, медленно выходит из подъезда своего дома, а дежурящий на этом месте городовой моментально подзывает извозчика, бережно подсаживает Сергея Сергеевича и отдает ему честь.
Корсакова все любили. Тем обиднее эта ранняя смерть, в 46 лет, после лечения на дорогом горном швейцарском курорте.
Оно сначала, вроде бы, и помогло, но смерть взяла свое спустя всего несколько месяцев после возвращения в Москву.
Похоронили Корсакова в Алексеевском монастыре. Его коллега, Петр Ганнушкин сказал: «С.С.Корсаков считался и на самом деле есть основатель Московской психиатрии… Жизнь для Корсакова была не мертвой книгой, которую он читал сам и учил читать других, нет, это была арена, борьба, вечное действие и движение, и в этой борьбе он ежеминутно обнаруживал совершенно изумительные, необыкновенные черты, с одной стороны мягкого, доброго человека, с другой – крупного деятеля, человека вечного долга, отказавшегося от себя в пользу общего дела… Жизнь Сергея Сергеевича – служение душевнобольному».
Невропатолог же Владимир Рот высказался еще красноречивее: «Твоя чистая душа была чужда общечеловеческих слабостей и пороков, и все приближавшиеся к тебе невольно очищались духовно. К тебе никто не мог подойти с дурными мыслями и чувствами. Ты был нашей живою совестью!»
Для одних только венков, возложенных на гроб в момент прощания и двинувшихся вслед за гробом в монастырь, потребовалось несколько колесниц.
