Хулиган в культурной семье
Мария Сергеевна и Станислав Петрович всю жизнь работали в серьезном книжном издательстве научными редакторами. Детей у них не было, и ближе к пятидесяти пара задумалась о необходимости передать кому-то свои умения и знания. Поделиться опытом, стать для кого-то наставником – прекрасная мотивация для того, чтобы стать приемными родителями.
Младенца они брать не решились, а взяли мальчика двенадцати лет, который долго жил с родителями-алкоголиками в глухой деревне. Подросток был милый и очень старался, но быстро выяснилось, что он привык бегать и прыгать, не умеет учиться, знания ему не интересны. И все, что было так дорого его приемной семье, для него просто не существовало или было не важно.
Приемные родители водили его в театры и музеи, нанимали ему репетиторов, сами часами занимались с ним, читали ему вслух перед сном, кормили разными продуктами, пытаясь рассказать, в каких культурах какие традиции еды.
Парню все эти лекции про культуру были не нужны, он от них просто задыхался.
Ему хотелось бегать и прыгать, ел он только вареную картошку, все остальное вообще не считая едой. Родители от этого всего очень страдали, напряженность росла, вплоть до нежелания видеть друг друга. В итоге родители просто не смогли дальше справляться с ребенком и ему пришлось искать новую семью.
Но если бы такая пара встретилась с ребенком-интровертом, у которого нет стереотипов добывания всего в жизни с помощью силы, подвижности и хитрости, и ребенку, и родителям было бы очень уютно и удобно. А мальчику из нашей истории наверняка понравилась бы семья молодых спортивных родителей, равнодушных к быту, обожающих походы и соревнования.
Выбрать нельзя ошибиться
Анастасия Пелячик, психолог центра семейного устройства при Марфо-Мариинской обители милосердия, мама девяти детей, шестеро из которых приемные:
– Увы, неправильный выбор ребенка для семьи может разрушить жизнь и опекуна, и ребенка. Мысль о том, что «все дети хорошие», конечно, благостна. Но на самом деле все дети разные. Конечно, дети ни в чем не виноваты, а их особенности – результат травмы, которую они получили, живя в условиях детского дома (он же Центр содействия семейному воспитанию) или девиантной семьи. Но все-таки подбор не только ребенка для семьи, но и семьи для ребенка, позволил бы решить множество проблем.
Если в России опекун попытается вернуть ребенка, это катастрофа. Он тут же попадет в «черный список» замещающих родителей; сейчас эти списки пытаются сделать федеральными, то есть, где бы в дальнейшем опекун ни жил, если один раз он вернул ребенка, сказав, что с ним не получается наладить контакт, другого ребенка ему не дадут нигде и никогда.
В итоге опекуны и подопечные терпят друг друга годами без шанса обрести такую семью, в которой бы все понимали друг друга.
Важно и то, что в России по закону в большинстве случаев запрещено устраивать братьев и сестер в разные семьи. То есть, у многих в семье, помимо проблемного приемного ребенка, живут его братья и сестры. Если опекун попросит перевести в другую семью кого-то одного, опека угрожает, что заберет всех.
Для опекуна, который эмоционально привязан к детям, этот шантаж очень чувствителен. В итоге родители терпят до последнего, сжав зубы, и разрывают договор опеки только в случае, если у ребенка большая психиатрия, он опасен для себя и окружающих, совершает преступления. Все это несправедливо по отношению и к опекуну, и к ребенку.
Меры, которые должны помочь, только путают
– Что помогло бы родителям найти «своего» ребенка? Разве у нас не работают Школы приемных родителей, нет консультирующих психологов?
– Служба психологического сопровождения приемных семей у нас только складывается. Не все школы приемных родителей поддерживают дальнейшую связь со своими выпускниками, соответственно, помощь в выборе ребенка они не оказывают. Сотрудники банка данных детей-сирот не имеют специального образования.
Задача быть родителями непростая. Но, если бы был отлажен механизм поиска ребенка, если бы семье помогали в этом, большинство бы родителей справились. Беда в том, что такой механизм у нас не отработан.
Например, в США, в отличие от России, между приемными родителями и службой устройства принято заключать договора. В американской системе фостерного устройства, если в период адаптации у ребенка и семьи возникают трения или не складываются отношения, совершенно нормально расторгнуть один договор и заключить новый, на другого ребенка. После этого ребенок пойдет в другую семью.
Если такое перемещение происходит быстро, большой травмы ребенок не получает. В среднем ребенок, оставшийся без попечения кровных родителей в США, до совершеннолетия меняет четыре семьи. И даже после этого в Америке успешно социализируется до 50 % сирот. В России – в районе 10%.
Отдельная проблема в том, что большинство специалистов, работающих у нас с приемными семьями (психологи, учителя, полицейские), которые могут сигнализировать в опеку, что в семье что-то не так, после чего родителей ждет разбирательство, – сами опыта приемного родительства не имеют. То есть, о том, что такое хорошо и что такое плохо для таких детей, они знают теоретически.
Их советы нередко воспринимаются приемными родителями с большой иронией.
То есть, когда мама мечется в поиске хотя бы малейшей информации, что ей делать с ребенком, который не хочет учиться, ворует, врет, дерется, вместо помощи ей чаще всего расскажут, что она не умеет воспитывать детей.
Например, у меня под опекой несколько лет была девочка, которая в нашу семью пришла подростком, а до этого жила с девиантной мамой и несколько лет находилась в реабилитационном центре. Мы быстро подружились, но от вредных привычек дочь избавлялись годами. Например, могла не возвращаться домой до поздней ночи.
Но в России действует комендантский час для несовершеннолетних – после двадцати двух и до семи утра несовершеннолетний без официальных представителей на улице находиться не может. Когда в 22.00 ребенок не возвращался, мы начинали ее искать. Это было непросто – сотовые телефоны отключались, намеренно забывались, выбрасывались.
Я обращалась в полицию, но каждый раз выслушивала обвинения в том, что это я обидела ребенка.
Ни органы опеки, ни отдел по делам несовершеннолетних, ни уголовный розыск и прокуратура почему-то никак не могли представить себе ребенка, который вырос с мамой-алкоголичкой, и поэтому воспринимает улицу как безопасное место, где ему комфортно.
От сотрудников полиции же я всегда я слышала, что ребенка надо завлекать домой, дарить ему подарки, чтобы оставаться дома ему было приятно.
Самое ужасное, что это говорили не только мне – это говорили и ребенку: «Мамочка будет стараться, она тебе что-нибудь купит и тебе перестанет хотеться убежать».
То есть, представители закона, без которых ребенка в ночном городе было не найти и которые, не начни я поиски, вполне могли бы применить ко мне санкции за нарушение комендантского часа, после чего у меня были бы проблемы в опеке.
Представители закона не только роняли авторитет опекуна в глазах ребенка и провоцировали потребительское поведение, но учили ребенка не задумываться о чувствах других, внушали, что убегать, если ты обиделся, расстроился или тебя куда-то позвали, – нормально. Все эти «специалисты» разрушали наше доверие, взаимопонимание и близость с дочкой.
Большинство мер, которые в системе задумывались как помогающие, на деле только путают родителей. Например, характеристики на детей для Федерального банка данных сотрудники центров содействия семейному устройству пишутся самые общие и только положительные, доверять этим характеристикам совершенно не стоит.
Например, если написано «ребенок с активной жизненной позицией», читай – хулиган; «участвует во всех школьных мероприятиях» – скорее всего, это ребенок с синдромом дефицита внимания и гиперактивности. «Спокойный и уравновешенный» может означать «неконтактный, замкнутый, мрачный».
То, что о ребенке пытаются говорить через позитив, – это хорошо, но в итоге у потенциальных родителей создается совершенно превратное представление о ребенке, и с его проблемами они сталкиваются только дома, и заранее оценить ситуацию у них нет никакой возможности.
Не ошибиться в выборе «своего» ребенка родителям помогло бы грамотное сопровождение семьи на всех этапах. Если бы слушателям в школе приемных родителей помогали оценить все свои ресурсы и риски, осознать свои личностные особенности. Если бы в банке данных откровенно рассказывали о темпераменте ребенка и что он любит. Если бы опека и центр сопровождения поддерживали семью, искали точки опоры, когда решение о выборе ребенка принято, но трудностей еще много.
У нас же, к сожалению, более популярен контроль и критика, но не помощь.
А еще во всем этом замешаны деньги, приемные родители получают вознаграждение за свой труд. Значит, им можно инкриминировать «халатное отношение» и уволить с «работы».
Приемные дети имидж не улучшат
– Какие несовпадения ребенка и семьи переносятся особенно тяжело?
– Часто родители, особенно православные, сталкиваются в поведении приемного ребенка с тем, что для них неприемлемо. Например, абсолютно все дети, которые провели больше четырех лет в девиантной семье или в детдоме, врут и воруют. Кроме того, в подростковом возрасте у детей из детских домов нередко начинается неадекватное сексуализированное поведение.
Для тех, кто воспринимает ребенка как невинное, беззащитное, ласковое, отзывчивое на доброту существо, это может стать шоком. Но для ребенка, который борется за свое существование, у которого не сложились морально-этические ориентиры, врать, воровать, очень рано вступать в сексуальные отношения, – естественно. Он видел это в кровной семье, наблюдал в детском доме, он считает это нормальным.
Очень мало кто понимает, что с помощью импульсивных поступков ребенок выживает. Что для ребенка такое поведение – просто сценарий выживания, который когда-то был успешен.
Если воровство спасает жизнь, привычка украсть, схитрить, обмануть остается на долгие годы, но общаться с таким человеком в семье очень сложно.
Родители пытаются этому противостоять, понять такое поведение и простить. Но очень непросто простить ребенка, который вытащил из родительского кошелька всю зарплату, и семье месяц нечего есть. Если ты видишь торчащий из кармана ребенка украденный сотовый телефон, тебе очень сложно воспринимать его слезы, клятвы, что это не он, и направленные на тебя кристально честные глаза.
При этом ты не можешь понять: «Зачем он так, я же его люблю, и мы одна семья». Одно дело слушать про такое поведение теоретические лекции в ШПР, другое – сталкиваться с ним на практике. Родители решают не иметь ничего общего с человеком, который их не ценит, не любит.
Многим людям хочется выглядеть добрыми, щедрыми, многодетными… Но ошибочно рассчитывать, что приемный ребенок может улучшить ваш имидж. Среди слушателей школы приемных родителей всегда можно встретить людей с такой мотивацией. К сожалению, наличие в семье приемных детей скорее портит репутацию, чем укрепляет ее.
Дети из детских домов зачастую плохо ощущают границы собственного тела, поэтому при ходьбе цепляются за углы и стены, падают, пачкаются. Как такого ребенка ни одень – внешне он будет выглядеть оборванцем. Дети, которые в детдоме привыкли выживать, первое время жадно набрасываются на еду, и манеры у них совсем не светские. Внешне это выглядит так, как будто дома их не кормят. Посторонним все это видно гораздо лучше, чем родительская забота и ласка. Получается, что семьи с приемными детьми вполне могут выглядеть, как неблагополучные.
Не верьте характеристикам – верьте себе
– На что важнее всего ориентироваться родителям при поиске ребенка?
– Администрация любого ЦССВ не случайно будет настаивать на том, что с ребенком нужно не менее десяти раз встретиться, прежде, чем принять решение. Ведь в Постановлении Правительства РФ №275 прописано, что кандидаты обязаны лично познакомиться с ребенком и установить с ним контакт!
Нужно выбирать ребенка не по фотографии, но повзаимодействовать с ним – взять на колени, поцеловать, поиграть во что-то. Посмотреть, как он плачет, смеется, как вы на это реагируете.
За положенные встречи вы должны, в том числе, ответить себе на вопрос: «Комфортно ли мне сидеть рядом с этим человеком, смотреть, как он смеется?»
Конечно, позже, оказавшись дома, ребенок начнет вести себя по-другому, но биологические особенности человека не меняются годами – например, мимические реакции, жестикуляция остаются с ним всю жизнь.
Важное: на гостевой режим, когда по разрешению администрации ЦССВ воспитанник проводит некоторое время (как правило, каникулы или праздники) в гостях в семье наставника, который еще не оформлен опекуном, можно брать только подростков, в крайнем случае, младшеклассников.
Дошкольников брать на гостевой режим нельзя – они еще не умеют простраивать границы и сразу «влипают» в близкие отношения.
Для них, если в итоге ничего не сложится, такая поездка в гости к несостоявшемуся опекуну будет равносильна возврату, то есть станет травмой.
Идеальный вариант познакомиться с ребенком – волонтерство или наставничество, когда ты приезжаешь в детдом с мастер-классами или регулярно приходишь, чтобы поиграть с детьми. Во время таких прогулок легко отметить: «Этот ребенок шумит и кричит, но мне с ним удобно».
– Получается, вы одобряете принцип «выбирать ребенка, похожего на себя»?
– Да, я считаю, этот принцип вполне оправдан. Конечно, к приемному родительству люди готовятся, и школа приемных родителей очень помогает оценить свои силы. И, тем не менее, сколько бы усилий ни было вложено в подготовку, гарантии, что ты полюбишь приемного ребенка, нет никакой.
Не совпали по биологии
Как ни странно, мужчины нередко принимают ребенка легче, а в женщине благодаря ее способности носить и рожать детей очень сильно биологическое начало. При принятии чужого ребенка оно иногда мешает.
Женщине очень трудно привыкнуть к ребенку, не имеющему с ней родственных связей. Приемный ребенок может трудно восприниматься мамой на уровне запаха, плача, внешнего вида, движений.
Если ребенок тебе не нравится, если тебе неприятно его выражение лица, если ты с трудом переносишь его объятия, такого ребенка не стоит брать в семью. Для ребенка такая ситуация тоже будет тяжела. Сложно быть любимым и востребованным, если ты видишь, как мама борется с собой в твоем присутствии. Понятно, что сложно будет с любым приемным ребенком, но лучше взять физиологию в союзники, чем всю жизнь с ней бороться.
Ко мне на консультации долгое время ходила семья, где папа сразу принял ребенка, нашел с ним общий язык и получал удовольствие от совместных занятий. А вот мама в этой семье ребенка принять не могла, хотя взяли его маленьким. Ее раздражал звук его голоса, ей не нравилось, как он пахнет.
Мама-христианка пыталась бороться с собой, она понимала, что возврат будет для дошкольника травмой. Она занималась с ребенком, кормила, купала, гуляла. Но, как только появлялась возможность, пыталась уйти, заняться своими делами, отвлечься. Ребенок это чувствовал, и ему хотелось маминой эмоциональной включенности.
Мама была любительницей красоты, дома у них все было очень изящно, все вещи красиво подобраны. Тогда ребенок начал портить вещи – рвал простыни и покрывала, разгрызал наволочки. Это не могло оставить маму равнодушной – она начинала кричать, ругаться, уговаривать ребенка так больше не делать.
Такой ритуал повторялся регулярно – как только ребенку становилось одиноко, он что-нибудь портил, и тогда получал внимание сполна. Пусть это было негативное внимание, но ребенок им насыщался. Пока мама бегала, махала руками и причитала, он чувствовал себя значимым. Это очень печальная история, потому что маме сложно постоянно бороться с собой, а ребенку – сложно расти без любви.
Как отличить не справившихся
– Как отличить ситуацию, когда семья и ребенок не совпали, от той, где родители недобросовестны?
– Проверить, насколько опекун добросовестен, насколько он справляется со своими обязанностями, просто. Семью расспрашивают о планах на каникулы, узнают, какое дополнительное образование получает ребенок, спрашивают ребенка, когда и с кем он последний раз был в кино, в парке аттракционов, еще в каком-то интересном месте.
Я знала семью, где росли приемные и кровные дети. Не знаю, какое детство было у родителей, но их представления о взаимодействии с детьми ограничивались помощью с домашним заданием и организацией уборки. Они никогда не гуляли с детьми – просто отправляли их одних во двор.
Дети долгое время не знали о существовании парка и леса вблизи дома. Не было принято готовить еду. Дети, приходя из школы, доставали из холодильника сыр и ели его с хлебом, каждый день. Вместо вечернего семейного чаепития – вода из крана. Я не утрирую.
В кружки дети не ходили. На лето их отправляли в лагеря. Подарки и рождественские спектакли, карнавальные костюмы и книжки перед сном, поездки на море, просмотр всей семьей комедии по телевизору – не было ничего.
При этом родители не были аскетами: любили красивые вещи (для себя), отдыхали на море за границей (без детей).
Сотрудники центра, сопровождающего семью, вели с опекунами разъяснительные беседы. Но все их рекомендации родителями выполнялись формально. Взрослым была не близка сама идея проводить время с детьми, играть и веселиться, а не только учить их чему-то.
Когда приемные дети подросли, они стали воровать сладости в магазине, уходить по ночам на прогулки в поисках любовных приключений. Они пытались компенсировать все то, что не получали в семье.
Все закончилось трагедией – детей изъяли из семьи. Были разорваны пускай не близкие, но отношения. Дети во второй раз потеряли семью.
Какой вывод можно сделать из этой печальной истории? Людям недостаточно получать рекомендации. Критика в большинстве случаев неспособна вдохновить. И, хотя сегодня психологическое сопровождение обязательно для всех опекунов, обычно эта работа сводится к диагностике и выдаче предписаний.
В моей истории родителям не хватило психотерапии, не хватило обучающих мастер-классов, где дети и родители, объединенные совместной деятельностью, получали бы радость, ощущали взаимный интерес.
Моей, пока несбыточной, мечтой остается наличие куратора для каждой семьи. Задача куратора – не контролировать, а поддерживать семью.
В той трагичной истории ситуацию могла бы исправить «бабушка», которая приходила бы пару раз в неделю испечь сырники и покормить с детьми уток на пруду.
Тогда у детей появился бы опыт длительных безопасных отношений с разными непохожими людьми. Все детские потребности были бы удовлетворены, и дети остались бы в семье.
Иллюстрации Ольги Сутемьевой
