Коншины меняли судьбы городов и заселяли нищих в настоящие дворцы. Сотнями строили отдельные особняки для собственных рабочих и нанимали на службу богатейшего человека России.
А еще Коншины были скромны и не любили разговоров о себе. Только поэтому сегодня их фамилия не так известна, как фамилия Морозовых и Рябушинских.
Город Коншиных
«Товарищество мануфактур Н.Н.Коншина в Серпухове» основано в 1877 году, но это всего лишь формальность. Первую свою ситценабивную фабрику Коншины основали в Серпухове в 1814 году. А в конце 1840-х годов возникла прядильная фабрика – в том же городе и с теми же хозяевами. А пряжу давали ткать местным крестьянам.
Ничего удивительного. Живешь сам – и другим давай жить, это же элементарно.
В 1860 году те же Коншины основали прядильно-ткацкую фабрику «Новая Мыза». Внутрироссийским рынком Коншины не ограничивались. В частности, в 1878 году они участвовали во Всемирной выставке в Париже. Фурор, конечно, не произвели, но публика отдала должное их тканям.
И в начале XX века такие два понятия как производство Коншиных и город Серпухов сделались, фактически, синонимами. Если вдруг изъять из города все то, что было создано этой купеческой династией, от Серпухова, как говорится, остались бы рожки да ножки. К тому времени в «Товарищество Коншиных» входили капиталы Кноппов, а также ведущих сотрудников фирмы.
В первую очередь, конечно же, коммерческого директора. А коммерческим директором у Коншиных был легендарный Николай Александрович Второв – лучший на тот момент российский финансист, прозванный «русским Морганом».
По версии журнала Forbes, опубликованной в 2005 году (на основании архивных документов), он на начало XX века владел самым крупным состоянием в стране – более 60 млн золотых рублей. И не гнушался при этом работать на Коншиных.
На четырех коншинских фабриках – прядильно-ткацкой, красильно-отделочной, ситценабивной и красильной были задействованы около 13 тысяч человек. Имущество оценивалось в 24 миллиона рублей, а годовое производство – более чем в 45 миллионов.
Коншинская ткацкая империя входил в тройку самых крупных хлопчатобумажных производств страны.
Каждая серпуховская семья в той или иной степени имела отношение к Коншиным. Тем более, что кроме этих фабрик им принадлежали электростанция, литейный завод, кирпичный завод, химический завод (на нем делали красители для тканей), всевозможные мастерские и еще много всякого разного по мелочи.
Удивительна и социальная структура, которую Коншины сформировали за столетие.
Традиционными храмами, школами и аптеками дело не ограничивалось. Социальный пакет был настолько объемистым, что в него даже входили дома – каждый дом всего лишь на одну семью.
Не в благодарности дело
К сожалению, эта забота не всегда оценивалась должным образом. Сохранилась докладная записка, поданная в 1901 году старостой рабочего поселка В.Бодровым в правление фабрики: «20 Сентября с/г., проходя мимо дома № 17, меня остановила жена владельца этого дома Михаила Антонова Рябова, Наталья Андрианова, с таким вопросом: Василий Семенович, когда вы будите ченить наш дом мы замерзаем, очень холодно, я сказал что вероятно скоро я спрошу распоряжения, но она закричала, вы только делаете приказчикам, а нам нет, берите ваш дом он нам не нужен. Вела она себя вызывающе дерзко».
В той же записке изложен еще один случай: «Сторож Иван Ермолаев, заявил мне, что вчера вечером проходя по краю поселка обращенного к лесу, он встретил стоявших несколько человек рабочих и сказал им: господа теперь запрещено собирать сушь и рубить лес в роще Т-ва а то будем ловить и представлять властям, на что владелец дома № 300, Ларион Борисов Волков ответил: Вы можете ловить только в лесу, а не в поле, пусть поймают меня я каждому дам в морду».
Знали Коншины об этом? Возможно, без подробностей, но знали. И прекрасно понимали ситуацию.
Не дураки же они были, раз сумели развернуть такой мощный промышленный комплекс. Но благодарности не ждали, продолжали раздавать дома и открывать аптеки.
Делать добро, не ожидая благодарности – это же так естественно.
Сложнее пришлось в забастовку 1905 года. Требования рабочих на всех предприятиях были достаточно дерзкими. И выполнить их, значит, фактически, встать на сторону смутьянов. А это уже политика.
Но серпуховские фабриканты даже здесь остались верны своим принципам человеколюбия. Перечень послаблений состоял из 17 пунктов. Там были и оплата сверхурочных работ в двойном размере, и еженедельная выдача заработной платы, и допущение на фабрику опоздавших рабочих, и выдача бесплатных лекарств не только в аптеках Товарищества, но и в частных аптеках.
В результате забастовка очень быстро прекратилась, отчего все только выиграли. Тем более, что покидать фабрики Коншиных никто особо не стремился. Помимо всего прочего, там и зарплата была очень даже неплохая. В частности, в одном из элитных отделений – граверном – даже подросток ученик сразу же получал фиксированную ежемесячную ставку. В процессе обучения она росла, и продолжала ежегодно повышаться на протяжении всего времени работы.
Созидание и разрушение: кто кого сборет
Коншины прекрасно понимали, что творится в государстве. Видели, как под воздействием агитаторов меняется отношение рабочих к своему труду. Осознавали, что любое замечание по поводу низкого качества работы, хулиганского поступка или нерадивости теперь воспринимается как нарушение прав угнетенного пролетариата. И, разумеется, с этим боролись.
Но боролись не очередными строгостями, а, наоборот, старались сделать так, «чтобы рабочий люд видел заботу о нем, что многое делается помимо забастовок и предъявляемых ими требований».
Одних только упоминавшихся выше домов для семейных было построено две сотни штук. Бесплатные больница, роддом, ясли, двухклассное училище и ремесленная школа. Чайная и так называемые «харчевые лавки», где можно было за копейки, в том числе и в долг, купить качественные продукты.
Впоследствии советская пропаганда будет приводить такие лавки как пример крайнего угнетения трудящихся, дескать, проклятые капиталисты заставляют покупать еду в собственных магазинах и через это еще больше богатеют.
Старались меньше штрафовать за брак, наоборот, выдавать премии за работу без брака. На Рождество и к Пасхе – обязательно подарки. Сформировали специальный капитал «для улучшения быта рабочих и служащих», на эти цели было ассигновано более 400000 рублей. Еще один капитал – для отправки работников фабрик в российские и заграничные санатории.
Своя, фабричная футбольная команда (и, разумеется, футбольное поле), теннисный корт, парк, театр, оркестр, шахматный кружок, и не один, библиотеки.
Когда же началась мировая война, и рабочие один за другим уходили на фронт, их семьи оставались в тех квартирах и домах, которые когда-то были предоставлены рабочим. И они, конечно, продолжали пользоваться всей инфраструктурой, что и раньше, получали помощь от хозяев фабрики.
Печальная судьба «солдаток», оказавшихся без средств к существованию, не затронула ни этих женщин, ни их детей, ни пожилых членов семьи.
Жизнь в рабочем городке шла тем же чередом.
То есть Коншины всячески пытались противопоставить разрушительным методам созидательные.
Коншины тратили на содержание рабочих 46 процентов прибыли. 6 процентов – дивиденды пайщикам. Остальное – на модернизацию и расширение производства.
А доходы были колоссальными. К тому же Коншины старались минимизировать расходы, существуя большей частью «на своем» – собственные хлопковые плантации в Туркмении, собственный склад в Тегеране, доля в нефтяных и угледобывающих компаниях – даже энергия, необходимая для производства, была своя. И железная дорога, связывающая Серпухов с Москвой, тоже была коншинская, частная. За нее не надо было платить, наоборот, она приносила прибыль.
Оперные таланты калужских крестьян
Производством, и бытом рабочих занимался большей частью Николай Николаевич Коншин. Из тех, кого в дореволюционной России называли оригиналами. Трижды был женат, имел девять детей, из которых троих назвал Николаями. Такое немыслимое количество Николаев Николаевичей создавало, естественно, жуткую путаницу. Но такова его воля, а ей не перечь.
Николай Николаевич Коншин был купцом старой закваски.
Можно себе представить, как он гневался по поводу того, что его сын – один из Николаев Николаевичей – всерьез увлекся музыкой, а именно, оперным пением. Делами фирмы он не занимался вообще, и больше того, с успехом закончил московскую консерваторию.
Дальше – больше. Коншин-младший становится солистом Императорских театров, много и успешно концертирует за границей, женится на известной американской певице Эмме Мэршон.
А Николай Николаевич-старший только зубами скрипит – ему дорога репутация современного предпринимателя и человека прогрессивных взглядов. Он не может, как замоскворецкий тит титыч запереть сына в амбаре на ключ.
Коншин взял хитростью. Как-то раз в Лондоне на концерт Коншина-младшего пожелала явиться сама Королева. И Николай Николаевич-старший устроил, что сыну сообщили неверное время начала концерта. Он опоздал к королеве на час! Это было немыслимо. Европейские сцены наглухо закрылись для этого невоспитанного русского медведя.
Правда, остались российские сцены, но тут, на родине все было проще.
Николай Николаевич-старший регулярно оплачивал клакеров, и те самозабвенно освистывали все выступления Коншина-сына.
В результате Николаю Николаевичу-младшему все же приходится оставить сцену. Вместе с женой они перебираются в калужское имение Ахлебинино, предоставленное им отцом. Там супруги выращивают породистых скакунов для военного ведомства и обучают пению местных крестьян.
Ахлебинино сразу становится известным. Больше нигде косари и коровницы не распевали за работой вместо русских песен арии из итальянских опер. Да еще профессионально поставленными голосами.
Бедняков – во дворцы!
А была еще и Александра Коншина, тоже немало сделавшая для города. Москвичи знали ее как владелицу особняка на Пречистенке, затворницу, чудачку и кошатницу. Но жители Серпухова знали ее совершенно с другой стороны.
В 1914 году, после смерти «барыни» в ее бывшем имении «Старая Мыза» начались масштабные строительные работы. В соответствии с завещанием Александры, здесь сооружался масштабный благотворительный комплекс, состоящий из детского дома, богадельни и больницы. И, хотя по замыслу завещательницы, все это предназначалось москвичам, жителей Серпухова тоже не обидели.
Для строительства пригласили знаменитого Ивана Кузнецова, ранее прославившего себя московской Медведниковской гимназией. Вся территория была поделена на три зоны. В первой – Богородицкий храм и богадельня, во второй – больница с двумя корпусами, «Домик» и «Стена», а третья часть – жилая, для персонала комплекса.
Беднейшие крестьяне, до того не видевшие ничего лучше покосившейся курной избы, вдруг оказывались обитателями романтических дворцов, выстроенных одним из ведущих мастеров модерна. Это было по-коншински.
* * *
А потом пришли большевики. Пришли, можно сказать, на все готовое. Им досталась удивительно прекрасная страна, лишь слегка тронутая ржавчиной Первой мировой войны.
Богадельню упразднили. Вместо нее в комплексе разместилась трудовая колония НКВД. Что ж, дело нужное, беспризорных хватало. Потом там устроили завод мотоциклов. Коншинское производство продолжало действовать – уже как Серпуховской хлопчатобумажный трест.
Сам Николай Николаевич Коншин, на котором держалась вся эта империя, умер в 1918 году. Ему было 85 лет.
