Екатерина Бакунина стала одной из первых сестер милосердия во время Крымской войны 1854-1855 годов. Никто толком не готовил сестер к тому, что им предстояло увидеть и пережить. Женщины из разных слоев общества надели сестринскую форму и пошли на фронт, где поминутно рвались бомбы и кричали от боли закаленные в боях мужчины.
Вместе с главным армейским хирургом Пироговым сестре Екатерине Бакуниной удалось победить мафию воров-чиновников, расхищавших положенные раненым солдатам еду, лекарства, денежное и вещевое довольствие и остановить чудовищную антисанитарию, царившую в армии.
Глядя на самый известный, «парадный» портрет Екатерины Михайловны Бакуниной, участницы Крымской и Русско-Турецкой войн,- гладкий пробор, открытый взгляд с улыбкой, притаившейся в уголках губ, накрахмаленная форма, ордена, крест, спокойно сложенные большие, мягкие руки – трудно представить, что перед тобой – опытнейший борец с организованной преступностью.
Вместе со своими сподвижниками, прежде всего, выдающимся врачом Николаем Ивановичем Пироговым, который направлял работу сестер милосердия Крестовоздвиженской общины во время Крымской кампании, Бакуниной удалось доселе невиданное – победить мафию воров-чиновников, расхищавших положенные раненым солдатам еду, лекарства, денежное и вещевое довольствие и остановить чудовищную антисанитарию, царившую в армии и на флоте, – из-за нее умирали сотни людей.
Особые отряды
Интенданты, связанные круговой порукой, крали у матросов и солдатов все: от постельного белья до мяса; лучшие куски отправлялись госпитальному начальству, а бойцам доставались жидкий суп на воде и протухшие сухари. Вместо лекарств выдавали неизвестного состава микстуры, хранили использованные бинты и корпию в надежде еще раз продать перевязочный материал.
С появлением сестер-хозяек и сестер-аптекарш Крестовоздвиженской общины все изменилось – их невозможно было подкупить, потому что они не зависели от армейских чинов, а твердый характер, ум, бережливость и энергия быстро оздоровили госпитальную администрацию.
При этом, в отличие от врачей и фельдшеров, работавших в операционных и до войны, никто толком не готовил сестер милосердия к тому, что им предстояло увидеть и пережить. Движимые патриотическим чувством, женщины из разных слоев общества сняли с себя домашние платья, облачились в форму и шагнули на театр военных действий, где поминутно рвались бомбы, кричали от невыносимой боли закаленные в боях мужчины и стоял трупный смрад от изуродованных огнестрельными ранами тел.
Просто ад
Поначалу к этим женщинам, в основном средних лет, образованным, хорошо воспитанным, отнеслись с недоверием – «ну-ну, милосердные». Но почти сразу врачей и бойцов поразили беззаветная отвага, спокойствие, толковость и трудолюбие сестер – они, не жалуясь и не боясь заразиться, ухаживали за ранеными и умирающими,– дежурили по несколько суток подряд, ассистировали врачам, стоя по колено в непролазной грязи, делали перевязки под рвущимися бомбами.
«Принесли офицера; все лицо облито кровью. Я его обмываю, а он достает деньги, чтобы дать солдатам, которые его несли; это многие делают. Другой ранен в грудь; становишься на колени, чтобы посветить доктору и чтобы узнать, не навылет ли, — подкладываешь руку под спину и отыскиваешь выход пули. Можешь себе представить, сколько тут крови!.. Что за крик, что за шум! просто ад!» – пишет Бакунина сестре с фронта и добавляет, что если бы описала все ужасные раны и мученья, ампутации и трепанации, которые видела, та не смогла бы спать несколько ночей…
Не только сиделки
Из всех благотворительных организаций, помогавших раненым во время Крымской кампании, Крестовоздвиженская община оказалась наиболее оригинальным и новаторским устройством – во многом благодаря идеям главного врача общины, великого российского медика Николая Ивановича Пирогова.
Хирург с колоссальным опытом, Пирогов был убежден, что выздоровление раненого зависит от выхаживания в больнице не меньше, чем от проведенной операции. Столкнувшись на фронте с образцами вопиющей халатности, некомпетентности и воровства, Николай Иванович придумал, как надзор общины может исправить положение дел в госпиталях.
Впервые женщины стали служить на фронте, и впервые в военных госпиталях появились служащие вне армейской субординации. Сестры имели право попробовать разные специальности – ассистировать при операциях, заведовать лекарствами или провиантом, ухаживать за ранеными, сопровождать транспорт, вывозящий раненых из зоны боевых действий, – и выбрать свое дело. Таким образом, женщины наиболее полно могли применить свои знания, опыт и способности.
Железный характер
Даже на фоне других сестер из Крестовоздвиженской общины Бакунина выделялась своей решительностью, стойкостью и мужеством. Самое страшное преступление в ее глазах – обидеть раненого слабого солдата. Бакунина не прощала такого никому – ни высокопоставленным генералам, ни слишком резким в обращении с пациентами сестрам. Сначала устроить как можно лучше подопечных, накормить вкусно и сытно – потом уже подумать о себе.
Там, где другие в бессилии опускают руки, столкнувшись с препятствием, неутомимая сестра Бакунина предпочитала хотя бы что-то предпринять. Если солдаты бросили обоз с ранеными посреди степи и отправились в близлежащий кабак, она, ни минуты не сомневаясь, толкает дверь в заведение и так зычно призывает всех обратно, что мужчины, как по команде, вскакивают и спешат на ее зов, спотыкаясь, забыв про вино.
Пожар. Все, и военные, и сестры, – врассыпную, а Бакунина – бегом на место событий, проверить не пострадают ли лекарства, еда для раненых и денежные пособия, которые она хранит у себя по просьбе бойцов. Она отказывалась покинуть осажденный Севастополь, пока последний из вверенных ей раненых не был переправлен в безопасное место.
Корзина котят
Страницы ее «Воспоминаний сестры Крестовоздвиженской общины», посвященные осаде и сдаче героического города, полны удивительных деталей – ее взгляд останавливают маленькие, казалось бы, незначительные подробности, которые рассказывают главное о людях, оказавшихся посреди военной мясорубки, – и о ней самой.
«Поехали полуфурки и возы, нагруженные донельзя. На одном сидит на самом верху комиссар перевязочного пункта и заботливо держит, прижав к себе, корзину с котятами, а кошка сидит с ним рядом»…. «У моста я встретила нашего служителя; он сказал мне, что все наши вещи везут на катере, а мне он очень бережно отдает мой хрустальный стакан, который спас в своем кармане!».
После сдачи Севастополя в госпитальные палатки стали поступать и раненые французы – но Бакунина отказалась к ним заходить: «Я не могла забыть, как в самое то время, как притягивали мост к Северной стороне, я, увидав на носилках раненого француза, у которого текла кровь, подошла к нему, чтобы перевязать его, и, не имея ничего в руках, изорвала свой носовой платок, а он мне гордо сказал: «И, тем не менее, мы взяли Севастополь!».
Неидеальная сестра милосердия
Всю жизнь Бакунина сокрушалась, что слишком светская, несдержанная на язык, не умеет соблюдать правила и терпеть не может бюрократическую писанину – ни на посту обычной сестры милосердия, ни позже, когда она стала старшей сестрой, а затем настоятельницей Крестовоздвиженской общины.
Из воспоминаний: «Боже мой, какую важность все приписывают всякому отчету… и страху не вести его по всем бюрократическим тонкостям! Я это испытала в Херсоне. На этот раз сестра Варв. Ив. Щедрина была со мной очень любезна. Она мне показала свой цейхгауз, в котором я нашла несколько неоткрытых тюков. Я ее спросила:
— Отчего вы не разберете их? Может быть, тут есть и белье, и компрессы и прочее, в чем вы нуждаетесь…Мы сейчас все тюки раскроем, и если вас это затрудняет, то напишите, что приехала сестра-настоятельница и все растрепала, а уж я буду за это отвечать.
Потом сестры были очень рады, что мы все разобрали и нашли много очень им нужного, между прочим, запас персидской ромашки, в которой они очень нуждались».
Дар переговорщика
Не раз талант Екатерины Михайловны находить общий язык с самыми разными людьми и доходчиво вразумлять нерадивых служащих выручали весь транспорт – только она могла убедить татарский обоз и конвой с французскими пленными вместе тянуть застрявшие в дорожной грязи телеги с ранеными (пригодился свободный французский), только она – пройти мимо загораживающего вход станционного смотрителя в комнату к генералу, чтобы напомнить тому о лошадях для своего транспорта. Или, отменив распоряжение недалекого офицера, разместить больных и раненых так, как считала нужным.
Больше всего Бакуниной нравилось обходить во время дежурств раненых, слушать их рассказы о пережитом, об оставленных семьях. Она не обращала внимания на чины и регалии, национальность и происхождение – ей было важно только, хороший перед ней человек или нет.
Отвага и решительность сочетались в Бакуниной с наивностью и детскими страхами, от которых ее характер кажется еще привлекательнее. Например, она до ужаса боялась волков и поэтому в одной из деревень, где временно был размещен госпиталь, обходила избы с ранеными вместе со старушкой, местной жительницей, – с ней и с палкой ей было не так страшно повстречать дикого зверя.
Ум и достоинство
Пирогов писал, что Екатерина Михайловна Бакунина сделалась примером терпения и неустанного труда для всех сестер общины: «Неоценимо было особенно то, что вся ее личность дышала истиной, что полная гармония царствовала между ее чувствами и ее действиями… Чем более встречала она препятствий на своем пути самозабвения, тем более выказывала она ревности и энергии. Она покорялась только тому, в чем могла убеждаться сама, обсудив полезную сторону всякого дела; поэтому все ее действия были самостоятельны и отчасти даже деспотичны».
Это умение особенно пригодилось Бакуниной, когда после падения Севастополя по распоряжению Пирогова она сопровождала санитарный транспорт – обоз, переправлявший раненых из Симферополя в Перекоп. Вытребовать достаточное снаряжение для 500 раненых, обеспечить подходящее питание и регулярное питье, разместить всех на ночлег, организовать качественные перевязки – и каждый день проходить версты и версты, по грязи и льду, переправляясь через горы и реки.
В декабре 1855 года Екатерина Михайловна отслужила в Крыму годичный срок, на который давала присягу. Она задержалась, чтобы помочь Пирогову в обустройстве дел и реорганизации общины, хотя очень рассчитывала вернуться в Москву, где ее ждала сестра. И снова были дежурства в бараках, хлопоты о лекарствах и провианте, разъезды с транспортом…
В одной из таких поездок в феврале 1856 года Екатерина Михайловна узнала, что скончалась от тифа Екатерина Александровна Хитрово, бывшая руководительницей Крестовоздвиженских сестер, а прежде – настоятельницей Общины отделения сердобольных вдов. Ее Екатерина Михайловна Бакунина называла идеалом сестры милосердия.
Всего за время Крымской кампании погибли и умерли от болезней 11 сестер милосердия Крестовоздвиженской общины и 12 сестер из отряда сердобольных вдов.
Сложный мир
После смерти Хитрово Пирогов убедил Бакунину стать во главе Крестовоздвиженской общины. Он писал: «Община, которая столь многим обязана вашему усердию, находится теперь, по смерти нашей незабвенной настоятельницы, опять без руководителя. Сестра Карцева, которая подавала столько надежд, также лежит больная в тифе.
Все, что нашими общими усилиями удалось ввести в общину для направления ее к высокой цели, может легко и невозвратно исчезнуть. Вы остались еще одна в настоящее время из всех, которая может поддержать истинное значение общины и руководить ею предположенным и известным вам путем».
Екатерина Михайловна вовсе не стремилась возглавить общину, и надеялась, что займет этот пост только до конца войны. Но управляла ею и в следующие четыре года.
Ясное понимание задач сестер милосердия, которое мобилизовало общину во время войны, в мирные годы стало размываться. Своего рода соблазном стала и героическая слава крестовоздвиженок, их популярность. Появилось много желающих стать сестрами милосердия, но далеко не все из них понимали, какую ответственность влечет за собой такое звание.
Будущее крестовоздвиженок
Екатерина Михайловна и Пирогов были убеждены, что общине необходимо продолжать свою работу в госпиталях, и не ограничиваться функцией сиделок, но участвовать в ведении больничного хозяйства, ассистировать во время операций, то есть развивать направление, которое сегодня называется сестринским делом.
Оба считали, что нравственная, духовная составляющая в такой работе необходима, но не должна диктоваться определенной конфессией: «Наша сестра милосердия не должна быть православной монахиней. Она должна быть женщиной с практическим рассудком и с хорошим техническим образованием, а при том она непременно должна сохранить чувствительное сердце,» – писал Пирогов.
Однако у попечительницы общины Великой княгини Елены Павловны нашлись и другие советчики, которые склоняли ее к тому, чтобы основным направлением деятельности крестовоздвиженок стала миссионерская работа, чтобы община приняла устав, наподобие монашеского ордена, и требовала от своих участниц монашеских обетов.
«Разве я могу их бросить?»
В 1860 году Екатерина Михайловна покинула общину и уехала из Петербурга в родовое имение Бакуниных село Казицыно под Торжком, и сразу же принялась за социальное благоустройство деревни: открыла школу для детей, на свои средства построила деревянную лечебницу – первую в округе. Сама каждый день вела бесплатный амбулаторный прием, затем объезжала больных, готовила лекарства.
Севастопольский опыт, работа в петербургских госпиталях, общение на профессиональные темы с Пироговым и другими блестящими медиками заменили ей фельдшерское образование. В сложных случаях Екатерина Михайловна посылала за уездным врачом или специалистами, и их услуги оплачивала сама.
В 1877 году Екатерина Михайловна вынуждена была приостановить свою практику – во время Русско-турецкой войны ее пригласили руководить работой отряда сестер Красного креста на Кавказе. Больше года 67-летняя Бакунина возглавляла сестринскую службу временных госпиталей, но затем вернулась поскорее в Казицыно.
В 1881 году здесь ее навестил Лев Николаевич Толстой, знакомый Бакуниной еще по Севастополю. Он спросил, не хочет ли Екатерина Михайловна иногда отдохнуть, переменить обстановку, на что она ответила: «Нет, да и куда я могу уехать, когда меня каждый день ждут. Разве я могу их бросить?»
Зачислена в запас
С развитием земской медицины больницу в Казицыно посещали все меньше. Заканчивались и собственные средства Бакуниной, а земство отказывалось брать больницу на свое содержание. Екатерина Михайловна переживала, сетовала, что ей не удается приносить пользу.
Ее друг и единомышленник Николай Иванович Пирогов в ответ на эти переживания писал: «Ни одной минуты вам не следует сомневаться в значении исполняемых вами обязанностей. Взвешивать же и мерить степень приносимой пользы и добра — дело не ваше собственное. Главное — не терять уверенности в значении дела, которому посвящена была жизнь или долгое время жизни. […]Мы должны только знать и помнить, что взгляды и мнения судей не могут быть у всех одни и те же: из столкновения мнений рождается истина!».
Екатерина Михайловна скончалась 11 августа 1894 года. Ее хоронили жители всех окрестных деревень, пройдя за гробом 25 верст от Казицыно до семейного кладбища Бакуниных в Прямухино.
Под платьем она до конца дней носила маленький золотой крест на голубой ленте – знак отличия сестры милосердия Крестовоздвиженской общины, – крест, на котором осталась кровь «севастопольских страдальцев».