С начала года в России произошло 6 детских самоубийств. Последнее случилось 8 февраля — 15-летний школьник выбросился из окна. Несколькими днями ранее две 12-летние школьницы сделали то же самое, взявшись за руки… Сказать, что события вызвали «широкий общественный резонанс» – не сказать ничего. Общественность просто взорвана произошедшим. Что это — эпидемия суицида или просто совпадения?
Чтобы понять реальные масштабы бедствия, мы сделали небольшой опрос среди подростков от 10 до 16 лет, попросив их ответить на вопрос: «приходили ли вам в голову мысли свести счеты с жизнью?». Выяснилось, что о суициде думали 42 ребенка из 70. Самая распространенная причина – «все достало», на втором месте – «меня никто не понимает, я никому не нужен», на третьем – «несчастная любовь». Были и такие варианты: «Мама не разрешала мне видеться с отцом». И такие: «устал быть белой вороной среди одноклассников, меня обижают». Был и еще один важный и жуткий ответ, но о нем позже.
Опрос, хотя это и очевидно, велся среди живых людей. То есть никто из опрошенных не свел счеты с жизнью, хотя двое и признались, что резали себе вены. Кстати, некоторые из тех, кто ответил на вопрос отрицательно, в итоге проговорились, что «были абстрактные мысли о том, что будет, если меня не будет, как родные и близкие будут жалеть, что не ценили меня». То есть в том или ином виде мысли о самоубийстве возникают в голове очень многих людей в переходном возрасте. Но где грань между абстрактными мыслями, «играми в самоубийство» и реальными действиями? Ведь вены можно порезать, испугаться и перебинтовать запястие, а гравитацию не преодолеть уже никак.
«В ранней юности и подростковом возрасте человеку свойственно раздувать проблему до размеров вселенной, – рассказывает священник Максим Первозванский, главный редактор православного молодежного журнала «Наследник». – Несчастная любовь или другая проблема, со сверстниками, например, и переживания от нее не дают человеку видеть ничего. Ребенок не представляет, что через несколько лет он будет вспоминать об этом с улыбкой. Жизнь схлопывается в одну проблему». И даже воцерковленность и религиозное воспитание, считает отец Максим, могут не помочь, так как это общее свойство подростковой психики. «Но у религиозного ребенка может быть понимание, что его проблема — это не конец, что есть что-то больше и значимее».
«Подростковый возраст — очень конфликтный, – говорит Светоч Влад Евгеньевич, психолог-психотерапевт, научный руководитель Центра психологии самореализации. – Ребенок еще ребенок, но хочет быть взрослым. Свободы хочет, а ответственности — нет. Это сложно понять, но, совершая попытку суицида, подросток думает, что уйдет из жизни, но потом вернется, то есть не навсегда уйдет. В этот момент он хочет сделать назло, что-то доказать. И предсмертная записка это подчеркивает. Вспомните, мол, то-то и то-то. Инстинкт самосохранения в этот момент не работает. Ребенок ведет себя со свойственной ребенку безответственностью. Ответственность приходит вместе со взрослением, когда сознательное берет верх над бессознательным».
Но если бы все подростки, близко к сердцу воспринимающие свои проблемы, кончали с собой, то не было бы взрослых. В конце концов, только двое из 70 опрошенных пытались наложить на себя руки, остальные так или иначе переживали это в себе. Поэтому, безусловно, для принятия решения свести счеты с жизнью, нужно что-то еще, кроме признания безвыходности.
«Чаще всего кончают с собой или делают серьезные попытки дети с очень тонкой душевной организацией и чувствительностью, – считает Александр Филиппович Шадура, детский семейный психотерапевт, член Московского общества семейных консультантов и психотерапевтов, эксперт Национального фонда защиты детей от жестокого обращения. – Окружающие, и родители в первую очередь, не придают этому значения, думая, что ребенок может выдержать любое напряжение. Недооценивают. Так или иначе, попытка суицида, даже мысль о нем, это свидетельство того, что родители чего-то не доглядели, пропустили. Да, ребенок может закрываться от родителей в периоды противопоставления себя родителям. Это естественный процесс, это необходимо для совершения рывка в развитии. Но в критические моменты ребенок придет к своему родителю и посоветуется, если есть доверие. Если он этого не делает — контакт потерян. У нас наблюдается рост отчуждения между поколениями. Родители не понимают детей, дети считают, что их не ценят, постоянно делают попытки выделиться. Отсюда пирсинги, татуировки, вызывающее поведение. А что делают родители? «Да как ты смеешь, сними немедленно!» А ведь такой ответ на попытку ребенка привлечь к себе внимание — грубейшая ошибка».
Ну и последний фактор, играющий немалую роль в росте самоубийств среди детей — это чужой пример. И здесь нужно сказать о словах одного из опрашиваемых нами подростков. «У нас в школе одна девочка убила сама себя и тогда я всерьез задумалась о том, что могу сделать то же самое». «Самоубийство — это заразно, – уверен Влад Светоч. – Это эпидемия, которая начинается с первым случаем суицида, о котором узнал подросток. Начинается копирование. Подростки ведь смотрят телевизор, живут в интернете. Это своего рода массированное программирование посредством СМИ. Как дети ведут себя в детском саду? Один начал что-то делать, плеваться, например, и все за ним повторяют. Бессознательный механизм. Так и здесь. «Все бросаются из окна, и я брошусь». В Советском Союзе не показывали такого по телевизору и детских самоубийств было во много раз меньше. Есть же статистика по этому поводу. Но в скором времени нынешнее поколение подростков адапритуется к этой информации и перестанет так реагировать».
Тем не менее, Светоч признает, что сейчас невозможно, чтобы СМИ замолчали. Просто нужна другая интерпретация. Не сухие факты о случившемся, с текстом предсмертной записки и сообщением о том, что заведено уголовное дело по такой-то статье. «Если интерпретировать это через переживания и страдания родных и близких, отношение детей будет иным, – уверен Светоч. – Подросток скорее всего задумается, стоит ли огорчать родителей. Он воспримет то, что собирается делать, уже более сознательно».
У Александра Шадуры есть и другая версия. «У меня иногда складывается ощущение, что всю эту информацию о детских суицидах кто-то специально вбрасывает в СМИ. Например, насилие над детьми и жестокое обращение были всегда, это очевидно. Но именно сейчас это особо активно обсуждается везде. Я думаю, что это не потому, что вдруг развелось много насильников. Детские суициды тоже, к сожалению, были всегда. Но такое ощущение, что за эту тему кто-то взялся. Может, кто-то строит на этом политическую кампанию, я не знаю. Чисто объективно я не вижу никаких факторов в обществе, которые могли бы способствовать росту самоубийств. Наоборот, сейчас наблюдается рост общественной борьбы и возбуждение по этому поводу».
Но что же все-таки можно сделать для профилактики подросткового суицида, если можно употребить слово «профилактика» для такой сложной проблемы. Александр Шадура уверен, что своевременное налаживание контакта ребенка с родителями может спасти ситуацию: «Необходимо искать специалиста, который поможет навести мосты, выстроить отношения заново. Потому что самостоятельно это очень сложно. Это может быть и родственник, способный занять мудрую позицию, выступит как авторитет, будет в состоянии признать право ребенка на сильные переживания. Я знаю такие примеры». Немаловажную роль может сыграть и обычный школьный психолог. «Это работает, – считает Шадура. – Если у школьников есть возможность поговорить с психологом и дети о ней знают, то многие идут на такой разговор. Потому что это возможность поговорить с человеком, от которого не зависишь ни в оценках, ни в чем другом. И если администрация школы заинтересована иметь подобного специалиста, если сам психолог позиционирует себя правильно, вызывает доверие, может хранить тайны ребенка, то это может быть очень полезно в случае, когда ребенок отчаялся найти где-либо понимание». Кроме того, нужно развивать сети телефонов доверия, считает эксперт: «В службе телефонов доверия сидят очень квалифицированные психологи. И немало детей обращаются именно туда. Многие становятся постоянными абонентами. Дети должны знать, что есть такие службы».
Но самое главное — это все же разговор с ребенком. «Религиозного ребенка можно припугнуть Страшным судом, если совсем уж критическая ситуация, – предлагает отец Максим Первозванский. – Ты думаешь, что умрешь? Но нет, ты будешь мучаться». Но это радикальная мера. Лучше действовать последовательнее и мягче. «Посмотри, сколько тебе лет, ведь ты взрослый человек совсем недавно, – говорит отец Максим. – Тебе жить еще пять раз по столько же. Когда ты станешь бабушкой или дедушкой, то вспомнишь с улыбкой свои проблемы».
А тем временем Уполномоченный по правам ребенка при президенте РФ Павел Астахов опубликовал на своем сайте официальное заявление, в котором призывает тщательно расследовать каждую из трагедий, принять комплексную программу «Психологическое здоровье детей и подростков», создать на базе школ службы примирения и медиации и многое другое. Кроме того, Астахов опубликовал цифры. По его данным в России ежегодно совершается 4 тысячи попыток самоубийства, 200 из которых заканчиваются смертью. И в этом Россия занимает первое место в Европе и шестое в мире.
