Эксперимент
Именно новые социальные практики нас и интересуют. Мы часто пишем о «милосердных вещах», о предметах, которые помогают людям, и в свое время произвели переворот в жизненном укладе. Крутящийся стол Ильи Ефимовича Репина особого переворота не произвел – казалось бы. Гости в большинстве были озадачены, «новое» устройство домашнего хозяйства принято было считать причудой и игрой, все вокруг винили в нововведениях хозяйку дома Наталью Нордман, действительно, оригиналку, – была экзальтированной писательницей, социалисткой, веганкой самого строго канона, имела «слишком большое» влияние на великого художника.
Но теперь мы видим, что репинская самопомощь была предтечей всего современного быта. И да, именно Нордман и Илья Ефимович первыми использовали в России идею кафе самообслуживания.
В большинстве русских усадеб гостей встречала прислуга. В «Пенатах» было все иначе – гостей встречал Там-Там. Там-Тамом называли медный гонг, висевший на бамбуковой подставке у узорного окна. Гонг был выписан Натальей Борисовной Нордман, второй супругой живописца, из Парижа в 1909 году. В гонг следовало ударить, чтобы оповестить хозяев о своем прибытии. Над гонгом висела инструкция, написанная от руки: «Самопомощь… Сами снимайте пальто, калоши… Бейте весело, крепче в Там-Там… Открывайте дверь в столовую сами».
Корней Чуковский вспоминал о Репине: «Сам убирал свою комнату… сам (покуда мог) топил печи. Ненавидел, чтобы ему угождали, и горе было тому человеку, кто пытался поддержать ему пальто!«.
Прислуги в доме не было вообще. Все – и хозяева, и гости – должны были обслуживать сами себя. Это было частью философии супругов Репиных – использование одного человека другим недопустимо ни в коей мере и ни при каких обстоятельствах.
Принцип самопомощи здесь соблюдался строго. Можно сказать, что все в усадьбе было подчинено именно ему. Взять хотя бы круглый обеденный стол. Он был заказан все той же Натальей Борисовной все в том же 1909 году финскому столяру Пекко Ханекайнену. Нордман писала: «Как только возникла идея раскрепощения прислуги, на первую же очередь сам собой выдвинулся вопрос относительно обеденного стола, вокруг которого не стало бы больше унизительного для обедающих прислуживания посторонних людей. И вот, после долгих проб разных систем и их усовершенствований, возник большой круглый стол, на двадцать персон».
Центральная часть этого стола была снабжена рукоятками и вращалась в горизонтальной плоскости. Каждый участник застолья, чтобы положить себе того или иного блюда, должен был с помощью этих самых рукояток повернуть к себе эту центральную часть, уставленную тарелками с едой. Там же находилась чистая посуда. А для использованной были предусмотрены ящики в нижней части стола.
Еще одна любопытная часть репинского быта – так называемый «волшебный сундук». По сути, это был огромный термос, в который повара помещали кастрюли с едой, в том числе и не доведенной до готовности – многое «доходило» в самом сундуке, то есть, частично использовалась технология томления. Перед приходом гостей хозяйка дома лично доставала кушанья из термоса и помещала в центр стола. «Волшебный сундук» был выписан из Дрездена все той же госпожой Нордман.
Хлеб брал каждый сам себе – на специальном столике была установлена хлеборезка. Жизнерадостно играл органчик. Места за столом определялись по жеребьевке. Тот, кто оказывался во главе стола, должен был снимать с кастрюль крышки.
Существовали особые правила поведения за столом. В частности, любое нарушение правил самопомощи «строго» наказывалось – «провинившийся» должен был встать на трибуну и произнести речь на злобу дня. В частности, считалось преступлением помочь соседу.
Одна из участниц репинских обедов, К. Морозова писала: «Чем больше было провинившихся в нарушении пенатсках уставов, тем обед выходил веселее, особенно когда попадали на новичков, впервые приехавших в Пенаты». Впрочем, доставалось и опытным гостям. Особенной удачей считалось спровоцировать на нарушение Корнея Чуковского, который проживал неподалеку, частенько посещал репинские обеды, а в качестве наказания выдавал особо удачные экспромты.
Все было весело и необычно. Репинская задумка пользовалась успехом. Его традиционные «среды» пользовались популярностью.
Сколько стоит одна мышь?
Один из современников, Я. Минченков писал о посещении репинских «Пенатов»: «На станции нас ожидали извозчики и, не спрашивая, куда везти, покатили на санках прямо к «Пенатам», расположенным верстах в двух от станции.
На стене дачи Репина надпись: «Извозчикам платите при отъезде с дачи»…
С первых же шагов хозяин объявлениями предупреждал гостей, чтоб они не рассчитывали на услуги с чьей-либо стороны, а обходились бы сами во всем.
Волков не признавал, как он выражался, церемоний репинских, скинул шубу и вошел, не ударив в висевший там-там. Не ударил и я, входя за Волковым.
Навстречу вышел хозяин и укорил нас:
– А вы и не ударили!
– Да ну, будет тебе, Илья Ефимович! – волновался Волков.
Расцеловались по-передвижнически. Сейчас же начал гудеть тамтам, подъезжали гости. Репину приходилось часто выходить встречать приезжающих.
В первой, чайной комнате длинный стол с дорожкой посредине, усыпанный цветами, несмотря на зимнюю пору. Рядом на столике самовар с чайной посудой и всем, что полагается к чаю. Каждый должен был пить чай и сам убирать за собой посуду…
Перед обедом в мастерской происходили выборы председателя круглого стола, за которым должны были обедать гости. Правила круглого стола в печатной форме раздавались присутствовавшим. В обязанности председателя входило прежде всего «важничать».
Звонок известил об обеде… В гостиной остановились перед закрытой дверью столовой. Раздалась музыка заводной машинки, двери открыла невидимая рука, и гости начали занимать места за круглым столом, который был устроен так, что середина стола, большой круг, вращались на роликах. На вращающемся круге расставлены кушанья, сразу все, какие полагались к обеду. На неподвижной кайме стола – тарелки, вилки, ножи. Против каждого обедавшего были выдвижные ящики куда убирались грязные тарелки.
Для того чтобы получить желаемое блюдо, которое стояло часто на противоположной стороне стола, надо было повернуть круглую середину стола за одну из многочисленных ручек. В таких случаях происходили иногда недоразумения: один из обедающих поворачивал стол в свою сторону, а другой в другую, и оба не могли получить желаемого. Или так: захотите налить себе супу, занесете разливательную ложку над супником, а в это время чья-то рука повернет стол, суп уедет дальше, а ваша ложка застынет в воздухе. Все же председатель стола следил, чтобы крупных нарушений интересов каждого не было. Председатель «важничал», надев на голову покрышку от чайника, и штрафовал всякого, кто оказывал какую-либо услугу другому и тем нарушал принцип самопомощи. Виновный должен был произнести речь. За столом равноправным членом общества сидел и мальчик, прислуживавший Репину в мастерской и по хозяйству…
Для отъявленных никотинщиков в столовой была вставлена в печку граммофонная труба, куда можно было выпускать табачный дым…
Я спросил у Волкова, кто же готовит обед и убирает у Репина?
Он, волнуясь, ответил:
– Ну да, приходящая прислуга. Приготовит, а потом прячется. Это – что, а то вот мыши! Завелись они у Ильи. Что делать? Сказано «не убий», и объявила Нордман, чтобы мышей ловили и уносили в поле. Ну да, вот-вот! За мышь полтинник! А вышло так, что поймают мышь, отнесут в поле, а оттуда обратно – и опять полтинник, без конца! Доходной статьей она стала! Вот то-то и есть!»
Опережение
Можно сказать, что Репин опоздал с идей самопомощи примерно лет на шестьдесят. Она была бы хороша и актуальна, когда в России было крепостное право. Освободить своих крепостных от тяжкой обязанности прислуживать за столом, вручить им вместо этого какие-нибудь предметы для развивающего досуга – книги, спортивные снаряды, музыкальные инструменты – что может быть лучше? Но при отсутствии крепостного права Репин, фактически, лишил окрестных жителей части рабочих мест, на которые они, по всей видимости, были бы не прочь претендовать. Они, готовые ко всякому труду, в том числе и к лакейскому, воспринимали принцип самопомощи как досадную блажь чудака-барина.
К тому же полностью освободиться от обслуживающего персонала не представлялось возможным. Для ведения такого огромного хозяйства требовался целый штат обслуживающего персонала – повара, кучера, уборщики, садовники, да те же строители и архитекторы – какие-то усовершенствования происходили постоянно. Избавились, фактически, только от той части персонала, который оказывал (мог бы оказывать) услуги личного характера и, в любом случае, составлял не такой уж и большой процент от всего штата.
Да, с существующей обслугой хозяева здоровались за руку, у нее был нормированный рабочий день и даже выходные. Но то же самое могло быть и у горничной, и у швейцара, и у подавальщика.
Тем не менее, не все так просто. Илья Ефимович со своей супругой, с одной стороны, сильно отстали от времени, а с другой, во многом опередили его. И наш сегодняшний быт – тому явное доказательство. Даже в самых богатых домах сегодня – во всем мире – предпочитают обходиться без прислуги. Сами обслуживают себя за столом, сами водят машины, сами стелят постель. Чрезмерная барственность воспринимается сегодня, за редким исключением, как малоприятное прошлое.
Сословных разделений не осталось. Девушка может днем учиться в институте, а вечером подрабатывать официанткой в кафе, но это не будет означать ее ежедневный переход в лакейское сословие и обратно.
Вертикальные социальные отношения между обслуживающим и обслуживаемым полностью перешли в плоскость правового равенства. Барин сделался клиентом, и общается с горничной, шофером и официантом на равных.
И в торжестве этого постулата есть немалая заслуга Ильи Репина и его принципа самопомощи.
Кстати, его жена, Наталья Борисовна Нордман, тоже опередила свое время, хотя здесь все окончилось трагично. Еще в детстве она увлекалась лепкой и рисованием, а когда вошла в социально активный возраст, стала фотографом, феминисткой и убежденной вегетарианкой. Убежденной настолько, что отрицала возможность использовать не только одежду из шкур животных, но даже их шерсть и пух. В результате в самые лютые зимы она в качестве утеплителя для одежды использовала сено. Это послужило причиной легочного процесса, от которого Наталья Борисовна и скончалась.
Если бы она жила в наши дни, до сена дело б не дошло – существует множество искусственных материалов, прекрасно сохраняющих тепло. Но в 1914 году – год смерти Натальи Борисовны – ничего подобного не было и в помине. А ей надо было жить в соответствии со своими убеждениями уже в то время. Ждать она не могла.
