Искусствовед Наталья Михайловна Гершензон-Чегодаева писала: «Елка была самым интересным, таинственным, бесконечно уютным, казалась огромным счастьем… Помню, что даже ночью, во сне или в минуты просыпания ощущение присутствия елки-счастья все время продолжалось. Так, один раз, когда елка была в доме, в лунную морозную ночь я почему-то проснулась. На занавесках были причудливые лунные узоры. Мне казалось, что по воздуху тянутся тонкие серебряные нити, из которых воздвигается волшебно-прекрасная елка, я любовалась этим сказочным видением и так и заснула с ощущением такого полного счастья, какого не бывает в жизни взрослых людей».
Под елкой
Первая новогодняя елка появилась в нашей стране в 1699 году. Петр I привез эту традицию из европейских стран – вместе с короткополыми костюмами, картофелем и табаком. А заодно и сдвинул наступление нового года – с 1 сентября на 1 января.
Царь писал в указе от 20 декабря того же 1699 года: «По большим улицам, у нарочитых домов, пред воротами поставить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и мозжевелевых».
И даже беднякам следовало «каждому хотя по древцу или ветве на вороты или над храминою своей поставить».
Эта традиция развеялась довольно быстро и сохранилась исключительно у кабаков. Там продолжали перед каждым Новым годом ставить елку, а спустя 12 месяцев меняли на свежую. Иногда чаще. Елка сделалась таким же знаком распивочного заведения, как калач – булочной, а башмак – лавки сапожника. Появились даже соответствующие выражения – «сходить под елку», «быть под елкой» и так далее.
Второй раз праздничная елка пришла в Россию в 1817 году, уже в качестве рождественской. Пришла не одна, а вместе с великой княгиней Александрой Федоровной, женой будущего императора Николая I. В первый же год семейной жизни Николай решил порадовать свою супругу, дочь прусского короля. И на Рождество установил для нее елку, как это было принято на родине Александры Федоровны.
Елку украсили игрушками, свечами, сладостями. В отличие от петровских деревьев, она была в доме, а не на улице. Под елкой лежали подарки.
И вскоре в России возникла традиция – ставить в Рождественский сочельник елку. Магазины стали торговать елочными украшениями. Открывались елочные базары. Анастасия Цветаева восхищалась: «Под руку, носы в меховые воротники – мы идем по Тверской, как и все, взбудораженные близостью елки. В замерзших окнах, в оттаявших местах – как в детстве, ангелы с золотыми трубами, Дед Мороз (медведь между елок!), елочные украшения, гирлянды серебряных и золотых дождей, сверкающих голубых, зеленых, малиновых шаров. На прилавках – золотая бумага».
Россияне получили новую игрушку, и эта игрушка пришлась ко двору.
Золоченый орех
Первые фабричные елочные игрушки ввозили в Россию из западных стран. Но вскоре и у нас наладили их производство. Тем более, что в этом не было ничего сложного. Клоуны, балерины, рыбки, кошечки, грибы, домики и так далее. Материал – простейший. Картон, папье-маше.
Вот одна из предрождественских реклам: «Пассаж Солодовникова, № 62 предлагает уважаемой публике в обширном выборе товар русских и заграничных фабрикантов. «Рождественский базар». Картонажи, елочные украшения, бонбоньерки, игрушки, игры, занятия, куклы и т. д.».
Кстати, самые распространенные елочные украшения – блестящие шары – в России появились позже прочих, во время Первой мировой войны. Пленные немцы обучили этому искусству клинских стеклодувов.
Однако лучшими елочными игрушками были не фабричные, а самодельные. Одна жительница Мурома писала в мемуарах: «Нарядная елка – таинственный стук в окно Деда Мороза, которого мы никогда не видали, но слышали его голос и стук. К этому празднику мы готовились заранее. Мама покупала цветной гофрированной бумаги: красной, синей, желтой, зеленой, голубой, а однажды раздобыла даже золотой и серебряной, только не гофрированной. Под руководством неутомимой мамы мы делали игрушки сами. Хлопушки, цепи, коробочки, рог изобилия, бонбоньерки. Из картона вырезали разных зверюшек: зайца, лису, медведя – и обклеивали золотой и серебряной бумагой».
И, разумеется, незабываемое – из чеховского «Ваньки»: «Милый дедушка, а когда у господ будет елка с гостинцами, возьми мне золоченый орех и в зеленый сундучок спрячь. Попроси у барышни Ольги Игнатьевны, скажи, для Ваньки».
А еще елки украшали мандаринами. Это был редкий, дорогой деликатес.
Дома и не только
Искусствовед Борис Иванович Пуришев вспоминал: «Все садились вокруг елки, вдыхая ее свежий лесной аромат в мерцании многочисленных восковых свечей. И зачастую пели немецкие рождественские песни, ведь домашних русских рождественских песен в то время как будто еще не было».
Мемуаристка Татьяна Аксакова-Сиверс описывала рождественскую елку в доме богатого москвича Павла Харитоненко: «В Рождественский сочельник у Харитоненко устраивалась елка. В 9 часов вечера подавался ужин, причем под скатертью, по малороссийскому обычаю, лежал тонкий слой сена, поверх же скатерти – букеты фиалок и ветки мимозы.
Под салфеткой приглашенные находили какой-нибудь рождественский подарок».
Великий же князь Сергей Александрович писал в 1873 году: «Была чудная елка! Как мы наслаждались, подаркам не было конца! Мари получила чудные драгоценности! Китти была и очень радовалась».
Между тем елки все чаще покидают стены жилых домов и появляются в общественных местах – в лавках, в гимназиях, в благотворительных учреждениях. Первая «общественная» елка возникла еще в 1852 году. Ее поставили в Санкт-Петербурге, в здании нынешнего Московского вокзала.
Стали традицией детские праздники. Московская пресса писала: «Одно из выдающихся развлечений для подростков будет открыто в помещениях бельэтажа громадного дома, что на Лубянке, принадлежащего Императорскому человеколюбивому обществу, заново перестроенного и отделанного.
Гулянья эти откроются с 26 декабря елкой в волшебных чертогах дедушки мороза.
Посредине первой залы дедушка мороз будет изображен сидящим в сугробе снега; в руках своих он держит роскошную елку. Стены залы изображают картину зимы, в снежных сугробах виднеются гроты из мира сказок».
Не отставали от детей и взрослые. Вот как праздновали в ресторане «Аполло»: «Елка-гигант» и на каждом столике – елка-миньон.
В 12 часов все эти елки засветились разноцветными электрическими огоньками. Елочки-миньоны увешаны подарками-игрушками для дам и мужчин. Кроме того, представительницам прекрасного пола раздаются белые слоны «на счастье» и веера с духами… В залах танцевали танго и на аэроплане прилетел малютка «Новый год». Рождественский дед пел: «В старину живали деды веселей своих внучат…».
А вот снова Москва, ресторан «Альпийская роза»: «Громадная, залитая электричеством елка. Все столы красиво убраны живыми цветами. Гремят два оркестра музыки: 1-го Сумского гусарского полка под управлением г. Маркварта и салонный г. Пакай».
Правда, это уже была встреча Нового года. Но и елка, и рождественский Дед, он же Дед Мороз, он же Елочный Дед, присутствовали на обоих праздниках.
Где брали?
Сами елки покупали на уже упоминавшихся базарах. В Москве крупнейшие из них располагались на Театральной и соседней Воскресенской площадях. Журнал «Искра» писал в 1901 году: «Настоящий лес елок вырос, точно по волшебству, на Воскресенской площади. За праздники весь этот лес елок поодиночке, и маленькие корявые, и большие статные, разойдутся по Москве и, увешанные безделушками и сластями, будут украшать барскую палату, и купеческую «залу», и скромную квартирку чиновника, и убогую «комнату без мебели от жильцов» бедняка мастерового.
Не одинаково богато будут они разукрашены, но одинаково будут радовать эти елки ребятишек, детей богача и бедняка.
Барышники, перекупившие елки у крестьян, похаживают вокруг товара, весело похлопывают рукавицами. Ведь они теперь дерут за них втрое. Еще бы! Не говоря уже про людей состоятельных, теперь всякий бедняк тянется из последнего, чтобы купить елочку на утеху своим ребятишкам».
Не обходилось без проблем. «Петербургский листок» писал в конце 1887 года: «В минувший сочельник всеобщие жалобы вызывала заметная дороговизна елок. Торговцы елками не знали меры в запросе на цены.
Тем не менее продажа у них шла необыкновенно бойко. За средней величины елку платили от двух до десяти рублей, за большие – даже до 25 руб. за штуку. Точно за такие же елки еще в прошлом году платили половинную цену. Нынешнюю дороговизну приписывают возрастающей распространенности обычая зажигать в сочельник елку».
Впрочем, не запрещалось срубить деревце в лесу. Тот же чеховский Ванька мечтательно вспоминал: «За елкой для господ всегда ходил в лес дед и брал с собою внука. Веселое было время! И дед крякал, и мороз крякал, а глядя на них, и Ванька крякал. Бывало, прежде чем вырубить елку, дед выкуривает трубку, долго нюхает табак, посмеивается над озябшим Ванюшкой… Молодые елки, окутанные инеем, стоят неподвижно и ждут, которой из них помирать?»
* * *
При большевиках Рождественскую елку – как и все, что связано с религией – начали активно выживать. Но победить ее полностью так и не получилось. Небольшое колючее деревце оказалось сильнее мощнейшей советской репрессивной и пропагандистской машины. Елки все равно ставили. Правда, не слишком высокие, и немного таясь.
А в канун 1935 года за елку неожиданно вступился Павел Постышев, первый секретарь Киевского обкома партии. Он писал в газете «Правда»: «Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны?»
И елку неожиданно реабилитировали. Разумеется, как новогоднюю, а не рождественскую. Но это лишь официально. А дома уж каждый праздновал как считал нужным.
