Если считать культовыми те фильмы, которые в народе растащили на цитаты, то «Республика ШКИД», снятая режиссером Геннадием Полокой по одноименной книге Алексея Еремеева (писал под псевдонимом Леонид Пантелеев) и Григория Белых – просто классика кинематографического культа.
«Наша песня, воровская». «По-немецки цацки-пецки, а по-русски бутерброд». «Не шали!». «Пионеры наших бьют». Это все оттуда. А песня «У кошки четыре ноги», исполненная одноглазым подростком Мамочкой под балалайку, до сих пор является хитом.
Фильм этот – не выдумка. «Республика ШКИД» или «Шкида» (так воспитанники Школы-коммуны для трудновоспитуемых подростков имени Ф.М.Достоевского называли свою альма-матер, действительно, существовала). У нее и адрес есть. Санкт-Петербург (в то время – Петроград), Старо-Петергофский проспект, 19.
Авторы книги – Белых и Пантелеев – сами были малолетними беспризорниками, и с 1921 года пребывали в ее стенах.
Они не только авторы, но также и герои книги, а потом и фильма.
Воспитание тряпкой
То, что сделал директор школы Виктор Николаевич Сорока-Росинский, можно без преувеличения назвать гражданским подвигом. При том, что контингент у него был отборный – малолетки, видевшие самые неприглядные стороны жизни, обладающие огромнейшим жизненным опытом, помноженным на полное отсутствие нравственных ориентиров. Жестокие и жадные. Свободолюбивые и порочные. Безбашенные и ленивые. Но при этом – дети.
Сам он писал о своих подопечных: «За время беспризорности многие из них так одичали, что в них проснулись инстинкты первобытного человека, для которого насилие было средством существования, жестокость – естественной оборонительной реакцией. Нам надо было следить, чтобы они не избивали слабых или чем-нибудь не понравившихся им новичков: ведь и стаи первобытных людей приканчивали своих собратьев, ставших из-за увечья, слабости или старости им помехой.
Наши ребята приносили из беспризорности и такие древние обычаи, как обращение в рабство неоплатного должника, как беспрекословное повиновение главарю шайки. Многое у них таилось, что могло вдруг вырваться наружу».
Виктор Сорока-Росинский родился в 1882 году. Окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Слушал курс психопатологии у профессора Бехтерева. Работал во многих гимназиях, написал несколько педагогических трудов. Он был ас в своей области. Что, в общем, и понятно – человека случайного на такое место не назначили бы.
Хотя многие вещи приходилось постигать уже в процессе. Сорока-Росинский писал: «Я как-то приказал одному ученику вымыть вне очереди, в наказание за какой-то проступок, лестницу… Он взял было тряпку, принес ведро воды, но, вместо того, чтобы мыть, начал отчаянно навзрыд реветь и ругаться. И как я ни налегал на него, ничего не действовало.
Пришлось прибегнуть к крайней мере: я отобрал у непослушного ведро и тряпку и заявил, что раз он не желает мыть лестницу, то я обойдусь без него и сам вымою ее. Он сначала уставился на то, как я оперировал тряпкой, а затем совсем уже иным, своим добродушным тоном заявил: «Ну, уж давайте, Виктор Николаевич, я сам домою».
И тогда мне вспомнился Том Сойер; ведь он тоже был наказан – ему приказано было выкрасить забор; он тоже не чувствовал никакого желания работать, и подошедшие к нему ребята уже начали посмеиваться над ним. Но он заявил: «Не всякому доводится красить заборы». И всем ребятам нестерпимо захотелось красить: труд как наказание превратился теперь в труд как особое отличие.
С тех пор в школе им. Достоевского никакой вид труда не применялся как наказание».
Его методика кажется фантастической. Никакого послабления. Железная дисциплина. Двенадцать уроков в день. Не хочешь – пожалуйста, вот дверь, уходи.
Но подростки почему-то оставались. И дело тут было не в том, что, в отличие от подворотен, здесь тебе гарантирована пусть скудная, но продовольственная пайка, какая-то одежда, да и ножик под ребро ты не получишь, это тоже очень даже симпатичный бонус.
Просто ребята понимали, что только через Шкиду они смогут стать нормальными людьми. Виктор Николаевич как-то умел им это объяснить.
В отличие от большей части детских трудовых колоний того времени, Шкида не имела ни сельскохозяйственных угодий, ни – как у Антона Макаренко – промышленных мощностей. Здание бывшего мужского коммерческого училища в бывшей российской столице – что там можно сделать, чем занять вчерашнюю шпану? В наследство ВикНикСору – как прозвали его шкидовцы – достались гардеробная, дворницкая, галерея с олеографиями в золотых рамках. Даже физкультурой заниматься было негде.
И тогда Виктор Николаевич решил замахнуться на, казалось бы, совершенно несбыточное. Он сделал ставку на интеллектуальное развитие своих воспитанников. Действительно, если нет возможности развивать трудовые навыки – плести корзины, выращивать брюкву, вытачивать металлические втулки – остается развивать интеллектуальные.
И, как ни странно, это ему удалось.
Кроме авторов «Республики ШКИД» школа выпустила немало достойных людей, занимавшихся именно умственным трудом. Цыган стал агрономом в совхозе. Японец заведовал клубом милиции. Дзе трудился в конструкторском бюро. Купец тоже стал инженером. Кобчик вышел в журналисты.
Увы, сама эпоха не дала возможность тем ребятам полностью реализовать себя. Их жизни уносили фронт, блокада, эпидемии, репрессии. Сам Григорий Белых скончался в тюрьме от туберкулеза в возрасте 31 года, успев, впрочем, выпустить несколько книг.
Но в этом явно нет вины Виктора Николаевича.
Guadeamus для босяков
ВикНикСор вспоминал: «»Всякое учение превращать в деяние», то есть в какое-нибудь законченное действие, воплощенное в чем-нибудь: в рисунке, в вещи, в статье, в инсценировке, в игре. В чем угодно, лишь бы знание не оставалось мертвым.
Этот прием вводил в обучение игровое начало, а оно очень оживляло учебу: дети, играя, не скоро утомляются. Мои ученики еще раньше, до школы им. Достоевского, очень охотно превращали уроки по истории в рисунки, напоминавшие у младшеклассников наивную живопись первобытного человека: люди в виде квадратиков с кружочком вместо головы и четырьмя палочками вместо конечностей. Но самодельные альбомы из таких рисунков очень нравились ребятам и пригодились им и при прохождении, и при повторении курса».
Интересен хотя бы тот факт, что гимн Шкиды положен был на мелодию знаменитого студенческого гимна Guadeamus igitur:
Школа Достоевского,
Будь нам мать родная,
Научи, как надо жить
Для родного края.
Путь наш длинен и суров,
Много предстоит трудов,
Чтобы выйти в люди,
Чтобы выйти в люди!
А некоторые в совершенстве выучили немецкий язык.
Хотя не обходилось и без парадоксов. Парадоксы там случались самые неожиданные. В какой-то момент, например, бывшие беспризорники, не особо склонные к трудовой деятельности, вдруг начали проявлять недюжинный интерес к одному из ее видов – изданию средств массовой информации.
Процесс получился лавинообразный. Белых и Пантелеев писали: «Кто поверит теперь, что в годы блокады, голодовки и бумажного кризиса, когда население Совроссии читало газеты только на стенах домов, в Шкидской маленькой республике с населением в шестьдесят человек выходило 60 (шестьдесят) периодических изданий – всех сортов, типов и направлений?»
Правда, содержание оставляло желать лучшего. Вот, например, как выглядела подпись к одной из картинок: «Юлыстрация к трогедие «Борис Гадунв»».
А еще здесь было самоуправление. Не зря книга и фильм называются именно «Республика ШКИД». Действовал выборный совет старост, важные решения принимались совместно воспитанниками и педагогами.
Литературный донос
Повесть была написана, что называется, по горячим следам. Ее редакторами были признанные авторитеты – Самуил Маршак и Евгений Шварц. В начале 1927 года она уже продавалась в магазинах. Интерес к книге был громадный – ведь в то время в стране действовало немало подобных учебно-воспитательных учреждений.
Лучше бы эти ребята вообще ничего не писали. Сороку-Росинского еще в 1925 году обвинили в профанации и чуть ли не предательстве коммунистических идеалов. Сравнивали Шкиду с дореволюционной бурсой.
Особенно активно возмущалась Крупская.
К тому же, власти раздражались тем, что ВикНикСор воспитывает не рабочих и крестьян, а никому не нужную и даже в чем-то вредную интеллигенцию. И у него, что самое страшное, получается.
Книга лишь добавила масла в огонь. В результате с 1928 по 1936 годы Сороке-Росинскому было запрещено работать в средних общеобразовательных школах. А «Республику ШКИД» из продажи изъяли и переиздали лишь в шестидесятые годы.
Не помогло даже заступничество Горького, который утверждал, что вчерашние пацаны-беспризорники «написали и напечатали удивительно интересную книгу и сделали ее талантливо, гораздо лучше, чем пишут многие писатели зрелого возраста». Да и школа была Алексею Максимовичу глубоко симпатична. А уж он был хорошим экспертом – сам если и не вчерашний, то позавчерашний босяк.
При этом не все в книге было правдой. Сорока-Росинский писал, что ребята сочетали «факты с вымыслом и прозаическую действительность с поэтической фантазией», что они «вовсе не претендовали на роль летописцев школы Достоевского».
Интересен разбор ВикНикСора фрагмента другой книги Леонида Пантелеева, тоже посвященной Шкиде:
«»А-а, Пантелеев, Леня? Как же… слыхал про тебя. Ты, говорят, сочинитель, стихи пишешь?» – «Писал когда-то», – пробормотал Ленька. – «Когда-то? В ранней молодости? – улыбнулся заведующий. – Ну что же, товарищ Пантелеев. Здравствуйте! Милости просим!» Он снял варежку и протянул Леньке большую, крепкую, мужскую руку».
Так я не мог говорить: уменьшительными именами я тогда никогда не называл своих учеников, разве только в задушевных разговорах, наедине. Сообщать же ребятам о прошлом вновь прибывших тоже у нас было не принято: даже хорошая характеристика иногда оказывалась неверной. Ребята должны были сами раскусить новичка, а затем дать, где надо, его характеристику. Никуда уже не годится и это рукопожатие: как раз в те годы велась целая кампания против рукопожатий. Они были отменены и официально, и в частной жизни».
Но непосредственное участие авторов в описанных ими событиях в этом случае сыграло недобрую роль – художественное произведение совершенно неожиданно обернулось доносом.
Виктор Николаевич продолжил заниматься педагогикой. Он был методистом отделения социально-правовой охраны несовершеннолетних Ленинградского педагогического института имени Герцена, преподавал в Торфяном техникуме, учительствовал в средних школах. Но все это было не то, разумеется.
А в 1960 году легендарного директора Шкиды переехал трамвай.